Все сложилось очень неудачно. Сразу после того, как мы отметили восьмое марта, я улетел в командировку в Сибирь. Еще через три дня Карина с воспалением легких попала в больницу. Хотел вернуться, но и жена, и Валентина Михайловна в один голос убедили меня, что все в порядке — болезнь протекает в обычном режиме, Данила полностью под присмотром бабушки, а вместе они каждый день ходят в больницу. Карина тоже говорила, что с ней все нормально, врачи хорошие и прерывать командировку нет никакого смысла — придется еще раз ехать. И, возможно, за свой счет. Деньги, конечно, ерунда, но до лета оставалось не так уж много времени, и нужно было сдать еще пять объектов. Без них об отпуске не могло быть и речи. Что же ребята скажут? Та же Карина? Она в прошлом году выполнила норматив кандидата в мастера, и ребята решили, что ее можно будет взять в Гималаи. Нормальная картина может получиться — Карина с Игорем и Грегом на западном ребре Макалу, а я в Великих Луках оборудование настраиваю.
Не поехал тогда, думал, что так лучше будет. Чего теперь-то голову пеплом посыпать? А с другой стороны, кого еще винить?
Приехал я через две недели перед самой выпиской жены. Когда из больницы забирал, притащил охапку роз. Каринка здоровая, веселая, будто и не болела. И невдомек мне тогда было, что другая болезнь, куда более страшная, чем пневмония, уже сидит в ней.
Я вез ее домой в теплой машине, когда она вдруг сказала:
— Останови, пожалуйста!
Сам закутал ее в теплую куртку, молнию до подбородка застегнул. Мы шли к церкви, маленькой такой, коих превеликое множество расплодилось теперь по всей Москве.
Карина купила свечку, поставила ее у какой-то иконы и забормотала молитву. Я потрясенно смотрел. В нос лез неприятный запах ладана, такой неуместный в нашей жизни.
Сначала казалось, что это блажь какая-то. Знаете, с женщинами это иногда случается. С мужчинами тоже, но намного реже. Ждал, что пройдет это скоро. Но однажды на сотовый позвонила Валентина Михайловна, что она делала до этого раза два за девять лет нашей совместной с ее дочерью жизни. Сказала, что хочет видеть меня у себя дома, нужно поговорить. Но, что больше всего удивило — попросила не говорить об этом Карине.
— Знаю я, Сережа, — заговорила теща, когда чай был разлит по чашкам, — что обижен ты на меня.
— Ну, что вы! Это сильно сказано. Просто у нас есть небольшое непонимание друг друга. Разные взгляды на альпинизм. Вы считаете это занятием идиотов. А я считаю его образом жизни. Идиотов. Чувствуете разницу?
Какой смысл менять стиль общения, если наши отношения находятся на прежнем уровне? Но, кажется, я чего-то уже не понимал.
— Чувствую, — Валентина Михайловна вздохнула. Потом добавила:
— Ежик, ты все-таки, Сережа. И упрям, как танк. Но по-другому, видимо, не станешь звездой российского альпинизма? Претендентом на ледоруб из драгметалла?
Даже вздрогнул от этих слов. Откуда ей известно, что нашу команду номинировали на "Золотой ледоруб"? Хотя, впрочем, в новостях несколько раз упоминали. И что характерно, носился с этим эпитетом рупор правящей партии, тот самый, что лет десять назад предлагал законодательно запретить альпинизм. Партия сменилась — флюгер повернулся.
— Да нет, Сережа! Не только в новостях дело,— проговорила теща, угадав мои мысли, — у меня все твои восхождения, что можно в интернете найти, в отдельную папочку сложены.
— Даже так? — сегодня точно день потрясений. Не знал еще, что главное впереди.
— Дурачок ты, Сережка! Просто я всегда боялась за тебя, за мужа моей Карины. Сама одна ребенка поднимала, вот и боюсь. А ты и ее в горы утащил. Теперь за обоих вас боюсь. Ты все поймешь, когда Данилка в горы пойдет. Только тебе будет намного хуже. Бояться станешь больше, чем я.
— Это почему же?
— Мне о горах только понаслышке известно. Ты же точно знаешь, сколько там возможностей уйти за грань допустимого.
— И непредсказуемых случайностей, — невольно добавил я, все больше удивляясь такому поворота разговора.
— Ну этого и здесь хватает! Позавчера у нас на автобусную остановку "мерседес" влетел. Двое насмерть, шестеро в больнице.
Вот это да! Теща просто неузнаваема.
— Так что, Валентина Михайловна, вы не будете на этот раз отговаривать нас от поездки в горы? Где-то сдохло стадо волков!
— Не буду. Только она не поедет с вами.
— Почему? Я говорил с врачами. Рецидива пневмонии опасаться не следует, четырех месяцев вполне достаточно, чтобы полностью восстановиться. Сейчас начнутся интенсивные тренировки — забудет, что в больнице лежала.
— Не в этом дело, Сережа. Не в этом дело.
— А в чем? — мне уже чудилась очередная коварная затея тещи.
— Ей батюшка не разрешил, — голос дрогнул, Валентина Михайловна отвернула голову, как мне показалось для того, чтобы скрыть слезу.
— Чего? Какой батюшка? Что еще за ерунда?
— Ее батюшка, вашего прихода. Сказал, что не следует такое долгое время находиться в стране иноверцев, где у нее будут проблемы с посещением православных храмов.
— Вы это серьезно?
— Я? Это она, Сережа! И более чем серьезно!
— Она ничего не говорила!
— Скажет еще.
И тут меня проняло. Как-то сразу дошел весь ужас ситуации. То, что казалось просто легким заскоком, вдруг повернулась всей жуткой неприглядностью. Карина может не пойти с нами на вершину!? Карина, которая стирает пальцы в кровь на скалодроме, которая пробегает каждую неделю пятьдесят километров, которая четыре года мечтает попасть в нашу команду, вдруг откажется от восхождения, только потому, что кто-то ей не советует далеко отходить от православного храма?
— Мне нужно поговорить с ней.
— Поговори, я уже поговорила.
— И что?
— Слушать меня не хочет! Сережа, — в голосе тещи звучала горечь, — я ведь ее уговаривала не бросать альпинизм! Просила плюнуть и идти с вами на Макалу.
Кошмар!! С ума можно сойти — моя теща, злейший враг альпинизма, уговаривает дочь идти на восьмитысячник! Та самая, которая порвала билет на поезд, когда узнала, что Карина собирается взойти на Курмычи, где тропа просматривается практически на всем маршруте. Все-таки, что-то я не понимаю!
— Дело не в отказе от восхождения. Уж прости меня, милый зять, без альпинизма можно прожить. А что будет с Данилкой?
Новый вопрос ударил словно хлыстом. Почему сам раньше не подумал об этом? Верно, Карина ведь и ребенка в церковь потащит.
— Валентина Михайловна, вы что-нибудь знаете?
— Да. В прошлые выходные, когда вы в Елец на скалы уезжали, она пыталась отвести Данилку в воскресную школу. Как сердце почувствовало — приехала с утра. До скандала дело дошло. Она потом два дня мои звонки сбрасывала.
В тот вечер мы прошагали навстречу друг другу намного больше, чем за предыдущие десять лет. Как же раньше не замечал, что Валентина Михайловна такая душевная, все понимающая женщина? Во главу угла был поставлен план, который не давал бы возможность Карине таскать сына по церквям. Теща забирала ребенка из школы, но приводила его домой только вечером, когда я уже приходил с работы. По выходным мы следили в две пары глаз. А как только в конце мая занятия в школе закончились, Валентина Михайловна с Данилкой уехали на дачу.
В Непал Карина ехать отказалась. Мне было невыносимо стыдно перед ребятами, и пришлось наврать, что ее не отпускают врачи после недавней пневмонии. Ребята приняли новость невозмутимо, и могло показаться даже с пониманием. Хотя кому я уши тряпкой протирал? Грэг ведь врач.
Вернувшись домой, не узнал комнату, служившую гостиной. Иконы, лампады, свечи. Куда же теперь приглашать гостей? Бледная осунувшаяся Карина, готовая часами стоять на коленях, бормоча молитвы, производила гнетущее впечатление. Потухшие глаза, спрятанные под платок волосы, невзрачное платье — обычный ее вид. Красавица-ласточка превратившаяся в серую мышь. И только по ночам Карина оставалась прежней. Впрочем, это неправда. Весь огонь, которым светилась моя жена до того, как с ней произошло это несчастье, как бы ушел внутрь, оставив на поверхности только темный пепел. И выплескивался этот огонь по ночам с такой силой, что мне иногда становилось страшно за мебель в нашей спальне. А по утрам ее словно подменяли — вновь потухший ускользающий взгляд, и отстраненность от окружающего мира. Иногда по утрам, до работы по часу стояла перед иконами, и казалось, что замаливает она ночные грехи.
Осенью, когда Данилка с Валентиной Михайловной вернулись из Крыма, где почти два месяца жили у родственников тещи, Карина решила, во что бы то ни стало, водить сына в воскресную школу. Наш дружный отпор остудил ее порыв, но приходилось быть постоянно начеку, как сегодня.
* * *