Написание поста про Тридцатилетку и роль в ней испанских Габсбургов заставило меня задуматься о том, почему же поражение при Рокруа так глубоко вошло в историческую память и стало синонимом крушения самой Испанской Империи.
И в самом деле, как так получилось, что какое-то сражение у небольшой крепостицы в Шампани 19 мая 1643 года приведет к сильнейшему национальному надлому, который до сих пор висит камнем на шее испанского общества и истории? Ведь и до этого самого момента испанцы хоть и являлись грозным противником, но не столь уж и непобедимым. И мусульмане, и протестанты не раз громили те или иные контингенты Его Католического Величества. Чего стоит одна потеря Туниса в 1574 году или разгром армии штатгальтера Нидерландов Альбрехта VII Австрийского при Ньюпорте в 1600 году. А уж катастрофа Великой и Славнейшей Армады в 1588 — отдельная история. И что? Тунис потеряли, но турки так и не смогли толком воспользоваться плодами победы. Битва при Ньюпорте оказалась поражением, да вот только главную задачу в виде уничтожения дюнкеркских корсаров мятежники так и не выполнили. А уж про то, что испанцы при отсутствии флота сделали с английской Армадой в 1589 году, вообще упоминать вне известного порносайта немного стыдно. Проще процитировать одну известную русскую медаль — «Былъ».
И все же что-то подкосило Испанию тогда, на поле боя у Рокруа. Что-то, что не дало ей позднее подняться вновь и отправило на задворки истории. Придется весьма подробно и поверхностно разбираться.
Начать придется с самого начала, а именно с 1492 года. Причины, по которым португальцы и, через всего полтинник лет, испанцы устремятся в открытый океан, логичны и очевидны. Слишком уж невелики были возможности всех трех королевств (Арагон не забывайте в придачу к Кастилии) по как самостоятельному, так и совместно-коллегиальному отжиму у признанных сильных мира сего их геополитического господства и финансовых накоплений. События Итальянских войн с одной стороны нам кажутся чрезвычайно закономерными, а с другой — являются ворохом настолько неочевидных случайностей, что никто и помыслить не мог о результате, который совершенно фривольно сложится на мировой карте к 1544 году.
В результате них Испания, не желавшая бороться за традиционные пути доставки восточных товаров и уплывшая на запад в поисках обходных маршрутов, открыла новый континент и принялась благополучно его осваивать посильными методами. В результате них Эль Гран Капитан Гонсало Фернандес де Кордова создаст инструмент, который его последователи отточат до безупречности — пехотную терцию. При этом не стоит думать, что если бы экспедиция Кристобаля Колона не увенчалась успехом, то испанские монархи прекратили бы их финансировать. Ха, сейчас тридцать три раза! Испании НУЖНО было развиваться, причем во все доступные стороны. Однако на тот момент столкновение с Францией или другими государствами казалось (да и было) чем-то весьма небезопасным. Шарообразность же земли для большинства людей была достаточно очевидной реальностью уже в то время и не следовало принимать испанцев за религиозных идиотов, которыми их принято изображать стараниями английской пропаганды. Не мытьем, так катаньем, не первая, так десятая экспедиция стала бы успешной и окупила себя многократно товарами в трюме. Ровно то же самое ждало бы и испанскую армию. Насчитывавшая огромное количество прирожденных профессионалов, дворян, не имевших ничего, кроме меча, она бы в любом случае трансформировалась бы из армии войны с арабами в армию войны в Европе. Это лишь дело техники и подготовки. Раз уж подобного смогли добиться немецкие ландскнехты, крестьяне и голытьба, то неужели вечные солдаты из дворян хуже или глупее?
Итог красноречив. Испания превращается в самую мощную державу в мире. При этом серебро и колониальные товары способствовали данной ситуации лишь отчасти. Даже в самый пик вывоза всех накопленных богатств в Старый Свет, они давали лишь пятую часть от налогов, которые собирались в самой Испании без учета практически никогда не плативших податей Нидерландов и остальных разбросанных по Европе частей получившейся империи. Таким образом, нельзя говорить, что именно на вывозе богатств из Нового Света Испания смогла продержаться 150 лет. С другой стороны, налоги-то и прочие сборы капают в течение года примерно равномерно, в то время как товары из колоний поступают разово с «Серебряным флотом». Условно говоря, 10 тонн золота в год иметь приятно, то 2 тонны прямо сейчас ой как не помешают. И именно эти условные «2 тонны» добавляли прочность испанской казне.
Однако основной причиной господства Испании стали не деньги и не великолепная армия, а технологическое превосходство. Испанские галеоны были своеобразной вершиной развития кораблей, приспособленных как для торговли, так и для ведения эскадренного боя. Крупнее них были только каракки, которые, как раз, уже не так уж и сильно отвечали возлагаемым требованиям. Галеон же был для своего времени весьма маневренен, весьма быстроходен, брал с собой много груза, да еще мог в любой момент посадить на себя до полуроты солдат, из-за чего любого чрезмерно любопытного и быстроходного пирата ждал бы весьма горячий прием при абордаже с очевидным в большинстве своем исходом.
Испанские бронзовые пушки были превосходны. Технология строительства кораблей — выверена до мелочей. И это не считая архитектурных стилей, культурных форм (что такое ваш вороватый шекспирик по сравнению с оригиналами Лопе де Вега?), кроя одежды и прочих мелочей, которые у Испании занимал каждый, кроме разве что мусульман и далеких от очагов цивилизации русских и поляков, варившихся в своем степном котле. Распространившей свое культурное влияние на весь свет, от далеких джунглей Бирмы до относительно близкого, но все равно слишком захолустного Тир Эогайна, Католической Монархии были не страшны ее противники поодиночке. Даже объединившись, они представляли собой не столь огромную силу, чтобы угрожать Мадриду. Пережившая за 10 лет три дефолта, Испания в 1589-1599 годах воевала против мятежников во Фландрии, турок в Средиземноморье и еще по остаточному принципу изредка больно позорила англичан.
Во многом подобные успехи достигались благодаря талантливым офицерам, генералам и администраторам. Но разве они исчезли и после 1648 года? Да нет. Перестали на них обращать внимание? Нет. Они все так же поднимались вверх и становились важными должностными лицами, с честью защищавшими знамя Испании на берегах самых разных океанов и морей. Следовательно, паралич, охвативший страну, имеет под собой причину не нехватки человеческого капитала, активно расходуемого на многочисленных фронтах самых разных войн, а что-то более метафизическое. Проще говоря, ее просто доконала полоса неудач.
К 30-м годам XVII века налоговое бремя, выжимавшее деньги из крестьян на ведение многочисленных войн и столь же многочисленной политики, стало окончательно непосильным для них, из-за чего в некоторых районах Кастилии уже просто переходили на бартерный обмен. В 1640-м году восстают крестьяне-сегадоры в Каталонии. Основной причиной восстания стала попытка короля упразднить автономию этой самой части страны, чтобы распространить налоговое бремя еще и на нее (парадоксально, но да, испанский король авторитарно командовал только своей Кастилией и кусочком Арагона). Восставшие тут же пригласили к себе французов, с которыми в 1635-м году началась война, и даже заявили, что хотят видеть именно Людовика графом Барселоны.
В том же году 1640-м году восстала Португалия, причем ровно по тем же причинам. Не то, чтобы ей требовалась до этого независимость, вот только хотелось пользоваться всеми благами империи, не платя при этом налоги — ровно та же причина когда-то толкнула семнадцать провинций на «революцию», как они красиво назвали повальную резню всех католиков. А тут еще и есть благовидный предлог заиметь свою собственную монархию как бэ, восстановление исторической справедливости и все такое. Это породило новый фронт, которому тоже спешно требовались войска.
А войск-то уже и немного. Основной действующей армией вот уже почти 70 лет была Фландрская, находившаяся под командованием кардинал-инфанта Фердинанда Австрийского. Которая с 1635-го года находилась в стратегическом окружении, после того, как французы перерезали Испанскую дорогу. Все ее снабжение и пополнение велось исключительно морем, причем с 1639-го года мятежные голландцы наладили постоянную блокаду после поражения испанского флота в битве при Даунсе. Казалось бы, потеря нескольких галеонов не смертельна для испанских верфей… Вот только денег-то нет. Галеоны для Испании — это все. Это и транспорт для товаров и серебра из колоний, это и боевой корабль. А с деньгами сейчас швах, не до кораблей. Учитывая имеющуюся технологию, они были слишком дороги и долги в постройке, в то время как основной противник иберийцев на море — мятежники из Нидерландов — уже вовсю освоили для себя пилу на водном приводе и десятками клепали свои флейты и паташи. Пока верфь Ла-Коруньи построит один боевой корабль, Утрехт спустит на воду 8-9. Ощутимая скорость? Кроме того, голландцы оснащали свои корабли чугунными пушками. Тяжелыми и ненадежными, зато их можно было сделать МНОГО, а не те 6 десятков в год, которые лили из бронзы в Севилье или Толедо. Технологическое превосходство оказалось на стороне противника.
И вот тут мы возвращаемся к армии. Все, война проиграна Испанией финансово и на море. Но это все можно восстановить, это все можно компенсировать. Можно было бы подтянуть войска, накопить резервы и разбить хоть какого-то противника. Вывести из войны если не Португалию и каталонцев, то хоть Францию или мятежные провинции, лишь бы только избавиться от удавки, сдавливающей горло Мадрида. Пара побед, дойти до финала, навалять там, где испанцам никто не ровня. В битве при Нёрдлингене часть армии имперцев даже не участвовала в бою, в то время как испанцы принесли победу этому старому дурню Фердинанду II на блюдечке — победу над шведами, несколько лет казавшихся непобедимыми. А тут хоба, всего 10 тысяч человек, а судьба сражения радикально изменилась.
И хотя кардинал-инфант умер, его смена была более чем достойной. Франциско де Мело, маркиз де Торлагуна и португалец по происхождению, являлся верным слугой испанского трона и весьма талантливым как командующим и административным работником, так и дипломатом. Несмотря на катастрофу при Даунсе, он сумел все же сохранить Фландрскую армию боеспособной и полной сил и не только снабжал по мере возможностей, но и своевременно платил, пусть и, как всегда, не полностью. Именно он, казалось, может спасти Испанию в очередной раз. И изначально все так и было. В кампанию 1642 года он навалял французам при Оннекуре так, что они потеряли все знамена и всю артиллерию, после чего вытеснил их из пределов провинций и начал готовиться к наступлению. Затем, уже в 1643 году, армия Мело форсированным маршем прошла через Шампань и вызвала настоящую панику в Париже. Казалось бы, вот, все, еще немного — и готово, самый страшный противник выйдет из войны, благо внутри у них тоже смятений полным-полно…
Париж действительно находился на грани катастрофы. Кампания предыдущего года, полная радужных надежд в начале и такая провальная в конце, фактически оставила Францию без резервов. Умер и великий Ришелье, столь много сделавший для страны, но не оставивший столь же твердого и великого наследника. С трудом мобилизовав все, что было под рукой, королевский двор и Мазарини единогласно впаяли командование самому старшему из имеющихся под рукой подчиненных — герцогу Энгиенскому, принцу крови. Тот же, получив под свое командование 23 тысячи человек, устремился навстречу маркизу де Торлагуна.
В это время де Мело осаждал крепость Рокруа, стоявшую прямо на пути снабжения Фландрской армии. Крепость была довольно сильной и имела гарнизон в тысячу пятьсот солдат и ополченцев, что стало весьма весомой причиной для правильной осады, затянувшейся на неделю. За эту, собственно, неделю, французы и добрались до испанской армии из паникующего Парижа.
Восемнадцать тысяч испанцев против двадцати трех тысяч французов. Казалось бы, испанцы побеждали и при более интересном соотношении сил. Казалось бы, талантливый командующий способен перетянуть ситуацию в свою сторону, нивелировать численное превосходство и вломить противнику так, что Энгиенский с остатками армии убежит обратно, и Франция уже будет вынуждена выйти из войны просто потому, что будет не в силах вести войну. Просто нечем и некем. И так кризис в управлении государством, равно как и династический. Франция и Испания фактически находились в состоянии драки двух избитых драчунов, валяющихся на полу. Тот, кто навалится на другого и сумеет нанести последний удар, тот и выиграл.
И эту схватку на пределе сил Испания уже не смогла выдержать. Все, точка. Терция Альбукерке стоит на поле боя последней и изо всех сил пытается продержаться до прихода сил генерала Бека. Именно этот момент, когда три атаки сил французов отбиты, а поле завалено трупами солдат обеих сторон, и был запечатлен Аугусто Феррер-Дальмау в известнейшем полотне «Последняя терция». И хотя фильм «Капитан Алатристе» изрядно приукрасил последние часы обороны испанцев и создал целую легенду одной фразой «Передайте герцогу Энгиенскому, что мы его от души благодарим, но это испанская пехота!», но эта легенда вполне заслужена. Испанцы, пусть и приняв по ошибке шедшего на переговоры Луи Бурбона с эскортом в 300 всадников за кавалерийскую атаку, все равно дрались до последнего. И проиграли.
И, в общем-то, ничего такого уж страшного, на самом деле, не произошло. Генерал Бек сумел собрать бегущих и переформировать их в новую боеспособную армию в кратчайшие сроки, после чего практически одновременно не позволил герцогу Энгиенскому воспользоваться плодами победы, вынудив его потратить все время до распутицы на безуспешную осаду Тионвиля, а заодно не дал очередному Оранскому вторгнуться в Испанские Нидерланды, пригрозив фланговым маневром.
Казалось бы, успех. Да, кампания 1643 года оказалась безуспешной. Да, Франция не упала. Но и поражение не стало катастрофическим. Фландрская армия все еще боеспособна, Франция и Голландия все еще не могут выбить ее из того, что затем станет Бельгией и Люксембургом. Дамоклов меч Бека продолжает висеть над Парижем, не давая французам толком отвлечься на что-нибудь другое. Им бы в Каталонию. Или в колонии. А там чертова испанская армия все еще уютно стоит себе в районе Брюсселя и даже регулярно делает мелкие вылазки. Можно продолжать войну! Можно биться!
Но все, Испания надломлена. Дошедшая до Мадрида новость о тяжелом поражении становится последней соломинкой, ломающей спину верблюда. Франция превозносит свою победу, кричит о ней на весь мир. Собственно, именно с французской позиции современная публичная историография и смотрит на данное событие — как на победу над Испанией, сломившую ее сопротивление. Мол, все, испанцы уже не непобедимы. Разве они до этого не терпели поражения? О, сколько угодно! Немного, но они были, и при этом даже весьма чувствительные. Но, как и Рокруа, фактически данные поражения ни к чему не приводили.
Причина надлома — психологическая. Сначала Испания проиграла войну на море, где считала себя хозяйкой и владычицей и где всякие англичане и голландцы играли лишь роль грабителей, пиратов и проходимцев, которым дозволяется плавать лишь туда, куда заходить у Армад нет стратегических интересов и желания. Затем настал черед внутренних неурядиц, подшатнувших весь относительно налаженный ход войны и расшатавших государственное устройство. И затем, когда вся надежда оставалась лишь на армию, на превосходный инструмент, вложенный в руки современников величайшими полководцами прошлого столетия, случилась КАТАСТРОФА. Мадрид буквально жаждал победы, победы там, где одерживал ее всегда. На поле брани, где грудь на грудь и простреленные знамена реют над затянутым пороховым дымом полем боя. А ожидание сменилось кровавым поражением, лишившим королевство воли к победе в этой чертовой войне, шедшей уже где-то восемьдесят, а где-то и тридцать лет.
Битва при Рокруа превратилась в унизительную пощечину, крушение последней надежды испанцев на уверенную, как и всегда доселе бывало, победу. Именно моральная сторона дела, а не реальное положение в Фландрии, и стало причиной столь острого восприятия произошедшей 19 мая 1643 года битвы, как лебединой песни легендарной испанской пехоты. Что ж, им оставалось лишь вежливо поклониться французским переговорщикам, взять в руки пику покрепче и встать плечом к плечу против мчащихся французских рейтар, унося с собой в бессмертие славу лучших солдат мира и даровав ему красивую легенду о том, что это, черт побери, испанская пехота. Точка. Какая уж тут капитуляция?
Испания создала Новое Время. Именно она с 1492 по 1648 годы упрямо тащила мир вперед, давая ему возможность развиваться, извлекая из уютного болотца позднего Средневековья с его Возрождением византийско-античных искусств и пиная в неизвестное будущее. Есть что-то неуловимо-трагичное в том, что страна, фактически бывшая флагманом общественного и политического развития целых сто пятьдесят лет на границе между эпохами, так и не смогла воспользоваться плодами созданного ей (и против нее же) мира. Ну а нам остается лишь отдать им должное. И послушать полный чего-то неуловимо тоскливого марш, каждый год в Великую Пятницу исполняемый в Севилье оркестром пехотного полка №9 «Сория». Старейшего полка испанской армии, носящего прозвище «Кровавая терция» и с честью сражавшегося на поле
Если читатель доволен прочитанным материалом и хочет отправить небольшой Серебряный флот в казну автору, то он может воспользоваться следующими реквизитами:
4276 3801 0701 4552 (Сбербанк)
Автор - Александр Викторов.
Коллективный исторический паблик авторов - https://vk.com/catx2