Мы продолжаем знакомить вас с поэтами-путешественниками. Полностью с серией очерков историка Сергея Дмитриева о путешествиях русских поэтов и их творчестве можно ознакомиться на сайте проекта «Поэтические места России».
Жаль, что мы так редко вспоминаем сегодня о знаменитым поэте-символисте и философе Вячеславе Ивановиче Иванове, хозяине той самой Башни в Петербурге, которая стала центром литературной жизни Серебряного века. Именно в тот период эстетического и духовного взлета Иванов организовал в Петербурге кружок гафизитов, для которых личность легендарного персидского поэта Хафиза (Гафиза) знаменовала собой мистическую восточную поэзию. В состав кружка входили тогда, кроме его основателя, такие видные деятели культуры, как Л.С. Бакст, Н.А. Бердяев, Л.Д. Зиновьева-Аннибал, М.А. Кузмин, К.А. Сомов и, что неудивительно в контексте нашего исследования, поэт Сергей Городецкий.
В своем дневнике Вячеслав Иванов так определял задачи кружка «гафизитов»: «Гафиз должен сделаться вполне искусством. Каждая вечеря должна заранее обдумываться и протекать по сообща выработанной программе. Свободное общение друзей периодически прерываться исполнением очередных нумеров этой программы, обращающих внимание всех к общине в целом. Этими нумерами будут стихи, песня, музыка, танец, сказки и произнесение изречений, могущих служить и тезисами для прений; а также некоторые коллективные действия, изобретение которых будет составлять также обязанность устроителя вечера...».
Собрания кружка начались в мае 1906 года, в приглашениях его участники называли Петербург Петробагдадом, намекая на Багдад «Сказок 1001 ночи». Они довольно затейливо и искусно воссоздавали в Северной столице атмосферу «нежного и блестящего Востока», персидских и арабских сказаний. Для Вячеслава Иванова имя и творчество Гафиза надолго связало его с поэтическим миром Персии, в том числе и с суфийской духовной традицией, которая приобрела в начале ХХ века популярность в элитарной литературной среде.
Совершенно естественно, что такая страсть не могла не «отлиться строем рифм». К примеру, итоговый и масштабный сборник «Cor Ardens» (ч.1—2, 1911), который поэт начал составлять как раз в 1907 году, просто пронизан «восточными мотивами». Вячеслав Иванов опубликовал в нем несколько «подражаний персидскому», в том числе такую «Балладу»:
«Всех нежной Персии даров
Ты сладостней, цветов царица!
Ты — неги, песен и пиров
Наперсница. Ты — чаровница
Любви. Тобой цветет гробница.
Земля и твердь — одна твоя
Благоуханная божница,
А ты... ты — сердце бытия!
Когда священный свой покров
Раскинет звездная черница,
В богоявлении миров
Твоя дымится багряница».
А в стихотворении «Палатка Гафиза» из того же сборника поэт с восторгом писал о своем кумире, называя себя его наследником:
«Снова свет в таверне верных после долгих лет, Гафиз!
Вина пряны, зурны сладки, рдяны складки пышных риз,
И умильные украдкой взоры встретятся соседей:
Мы — наследники Гафизом нам завещанных наследий.
Упои нас, кравчий томный! Друг, признание лови!
И триклиний наш укромный станет вечерей любви,
Станет вечерей улыбок, дерзновений и томлений...»
Кроме этого поэт включил в свой сборник также «Газэлы о розе» (7 стихов), «Новые газэлы о розе» (8 стихов) и цикл «Антология розы», состоящий из 21 элегического двустишия, подтвердив тем самым свою приверженность к распространенным формам и размерам персидской лирики.
Из суфийских увлечений мастеров Серебряного века родился и такой знаменитый в то время проект, как постановка Сергеем Дягилевым во время «Русских сезонов» в Париже «Шехерезады», которую парижская критика признала «шедевром и лучшей вещью, которую до сих пор удалось поставить Дягилеву». Львиная доля успеха в этом проекте досталась Льву Баксту, художнику и автору либретто. «Передайте Баксту, — писал в одном из писем Марсель Пруст, — что я испытываю волшебное удивление, не зная ничего более прекрасного, чем «Шехерезада».
А идея постановки балета родилась у Бакста как раз под влиянием «суфийских вечеров» на Башне у Вячеслава Иванова. Поэт Михаил Кузмин несколько раз упоминал в своем дневнике за 1907 год про «чтение арабских сказок», и три газели из его книги «Осенние озера» представляют собой вольное переложение этих сказок. Эскизы Бакста к балету «Шехерезада» были приобретены тогда парижским музеем декоративных искусств, а сам спектакль еще долго порождал у парижан ассоциации с ожившими «картинами в золотой раме», и не случайно декорации сравнивали часто с «огромным персидским ковром».
После революции Вячеслав Иванов около трех лет — в 1921–1924 годах — жил в Баку и, конечно, не мог не интересоваться соседкой-Персией, особенно учитывая свои духовные пристрастия. Дочь поэта Лидия Иванова в «Книге об отце» вспоминала: «Из забавных поездок, не в Москву, а по линии халтуры, можно рассказать про Ленкорань. Томашевский предложил Вячеславу поехать с ним и проф. Байбаковым в ближайший персидский город Ленкорань, чтобы прочесть там лекции. Оплата была заманчивая: сумма денег — „туманов“, мешок „ханского“ риса и мешок кишмиша (изюма). Вячеслава это предложение позабавило, и он с радостью согласился.
Поездка была очень короткая, и в Персии Вячеславу не удалось много повидать, но он с гордостью привез „туманы“, рис и кишмиш. Он рассказал, что ему там предложили покурить опиума, он согласился, надеясь испытать какие-нибудь экстатические переживания, но был разочарован. Он должен был забраться на верхний этажик так называемого „чайного домика“, где ему предложили курить, но перед домом скопилась целая толпа зевак смотреть на это редкое зрелище. Зеваки помешали всякому экстазу, а сам дурман вызвал у него тошноту...
Вячеслав во время пребывания в Баку заинтересовался персидским языком. Ему захотелось читать Гафиза в подлиннике. Он обратился к преподавателю персидского языка на нашем восточном факультете. Это оказался оригинальный и симпатичный человек, похожий скорее на дервиша, но примитивный как педагог. Он, несмотря на просьбы Вячеслава, категорически отказался говорить о грамматике и конструкции языка... Стало ясно, что по такой системе и такому ученику добраться до Гафиза невозможно. Уроки прекратились».
Вячеслав Иванов преподавал в Баку в университете, и среди его студентов оказался тот самый поэт и филолог Моисей Альтман, который побывал в Персии еще в 1920 году. Преподаватель и ученик тогда сдружились, в том числе и на почве интереса к Персии, и постоянно вели друг с другом литературно-исторические беседы, которые Альтман отразил в своей книге «Разговоры с Вячеславом Ивановым» (СПб., 1995). Эта книга прекрасно показывает тот широкий спектр духовных интересов, который отличал российских поэтов того «сумасшедшего» времени.
В основе этой статьи лежит серия материалов, опубликованная на сайте проекта «Поэтические места России».