Женщина из Серебряного века. Века, которому не дал состояться и завершиться октябрьский разлом. Февральская смута. Женщина, ставшая героиней книги, затерянным в дымке времени персонажем истории, о котором долгое время нельзя было знать, помнить, говорить, даже мимолетно.
***
Марианна (Мария - Анна) Эриковна фон Пистолькорс. «Женщина со змеиными глазами», ставшая прообразом, визуальным, ярким, страстным, главной героини ошеломляющей реалиями нового времени, не щадящего совсем никого, повести Алексея Толстого «Гадюка».
Правда и то, читатель, что на роль героини этого необычного и фабулой, и финалом произведения с полным правом могли претендовать многие барышни, гимназистки и выпускницы дворянских институтов, стриженные курсистки и тихие мещанки, дочери купцов и лавочников.
Остроумицы или тихони они были, красавицы или дурнушки, все это не имело никакого значения. Февральский вихрь, перешедший в октябрьскую революцию и гражданскую войну, не щадил абсолютно никого.
Он просто сметал правила, условности, ценности морали, право на чувства. Саму истинную жизнь, весь уклад и прежнее бытие. Женщины в этом вихре теряли себя, друзей, близких, любимых, шли в конную атаку, стреляли из револьвера, вербовались в шпионки, открывали бордели и чайные дома, писали фельетоны под мужскими именами, пытались пилотировать самолёты и совершить, если не государственный переворот, то нечто небывалое, неординарное.
Встретив Марианну фон Дерфельден, графиню Зорнекау, на одном из популярных прибалтийских курортов, Алексей Толстой был представлен ей, актрисе рижского театра и жене актёра, как популярный драматург и писатель, эмигрант из России, дворянин. Алексею же Николаевичу шепнули на ухо, представляя Марианну, что она из круга петербургского высшего света, жила когда то в Царском селе, но не уточняли, где и как.
Уточнять, кстати, было сложно. Дерзкая красавица с холодно – змеиными зелено фиолетовыми, а в гневе черными с искрою, глазами, была несколько раз замужем, от одного из своих мимолетных браков имела сына, но его не было подле нее, и было нелепо спрашивать о его судьбе. Судьбы могло просто - не быть.
Её изысканные чуть прохладные манеры, умение легко и пластично двигаться, тихо и внятно говорить и поддерживать любую тему светской беседы, самую рискованную и трудную, очаровывали многих.
А самое странное, что она как то ненавязчиво умела держать поклонников на расстоянии, слегка насмешничая над ними, слегка жалея их, симпатизируя им, мимоходом, будто и не замечая вовсе, и замечая, одновременно все, что могло её в них хоть как то увлечь и заинтересовать.
Графиня Марианна, возможно, и оставила где – нибудь в пыли далеких архивов свой дневник или письма к кому то, но будучи небрежной от природы, могла и не сохранить никаких документов вовсе.
Во время своего домашнего ареста, после знаменитого и страшного убийства Распутина, и обыска в её доме, она не могла скрыть радости по поводу того, что убит «святой черт» и что жандармы, перерыв в доме все её вещи, нижнее белье и бумаги, «оставили все в большем порядке, чем оно было до этого». Склонность к эпатажу, эскападе, этакая» искривлённая независимость сохранилась в ней навсегда, до самой смерти.
Марианна фон Зорнекау, дочь гвардейского полковника, адъютанта великих князей, дворцового коменданта Эрика (Эриха) фон Пистолькорса, падчерица Великого князя Павла Александровича Романова, дяди Николая Второго, с самого детства избалованная артистичной роскошью жизни во дворцах и укрощенная при этом строгою дисциплиной - детей поднимали рано, обливали прохладной водою, кормили без излишеств, учили сидеть прямо, не горбясь, ходить с книгами на голове, свободно говорить по французски или итальянски, ездить верхом на лошади шагом и галопом - не боялась ничего совершенно!
Маленькой девочкой, подростком, она могла шалить в присутствии императрицы Марии Федоровны и та смеялась, и называла её «бабакой- детским, милым словом, отмечая так её неуклюжесть или же, напротив, прелесть девической непосредственности.
С такой же непосредственностью и свежестью Марианна воспринимала поначалу и светскую жизнь Петербурга: шумные вечеринки, выезды в театры, балы, приёмы. Она носила браслет на ноге, изысканные украшения, туалеты от Вордта, но могла свободно появиться в театре в мужском костюме или в цилиндре и амазонке с длинным шлейфом. Ей все прощалось, её фото украшало обложки модного в ту пору журнала «Столица и усадьба», её острого языка многие - боялись, её оценки искали, её знакомством дорожили. Ведь она не была просто дочерью гвардейского офицера. Её сводным младшим братом был великий князь Дмитрий Павлович, а сводной сестрой – великая княжна Мария Павловна, принцесса Швеции.
Светская львица, баронесса – графиня с блеском и охотно принимала участие во всех любительских спектаклях шумной театральной богемы, исполняла небольшие роли, характерные танцы, скетчи.
Хроника светской жизни, впрочем, баловала красавицу лестными отзывами, такими, как вот этот. «М. Э. Дерфельден и лейтенант флота Владимир Петрович Лазарев участвовали в качестве исполнителей на костюмированном балу у графини Клейнмихель и исполнили египетский танец. Танец этот имел выдающийся успех». Столица желала развлекаться и роскошно умела делать это.
Но с началом войны, уже с осени тысяча девятьсот четырнадцатого года Марианна внезапно прекращает светскую праздную жизнь, на свои средства щедро формирует санитарный поезд номер два, сестер милосердия Свято – Троицкой общины, и сама же бросается в гущу боевых действий в форме сестры милосердия. Да так отважно, что ей вручают медаль св. Георгия с бантом.
Кроме формирования санитарных поездов, обсуждения личной отваги героев и патриотических настроений светское общество в те дни всерьёз занимала еще и одиозная фигура старца – хлыстовца Григория Распутина, увлечение которым одним стоило репутации, другим - царской немилости. После убийства Распутина в руках всей императорской фамилии были и прямые, и косвенные доказательства участия Марианны фон Пистолькорс в заговоре против « святотатца – отца Григория», но семья, вероятно, старалась её щадить. Кроме того, и сами Романовы раскололись на два лагеря: сторонников убийства и его ярых противников.
Саму дерзкую сестру великого князя Дмитрия по приказу императрицы Александры Федоровны продержали под арестом два дня, а её сводного брата сослали в Персию. Обворожительная Марианна и здесь совершила отчаянный поступок: приехала во дворец к Дмитрию Павловичу и простилась с ним перед его ссылкой.
Великая княгиня Мария Павловна (младшая), родная сестра Дмитрия и сводная сестра Марианны, вскользь замечает в своих мемуарах: она была «очень дружна с Дмитрием». Не обошлось и без бури политических эмоций. «Великий князь Дмитрий Павлович сказал несколько очень сильных фраз: что его ссылают без допроса, как преступника… Что он предупрежден верными людьми, что ему только стоит сесть верхом и выехать на площадь Зимнего дворца – и переворот готов, но, конечно, он этого никогда не сделает» .
Опальная Дерфельден тотчас вызывала неподдельный интерес и восхищение в обществе. Её благодарили за смелость записками незнакомые дамы, посылали цветы и приходили целовать руку какие то гвардейские офицеры, которых она едва – знала.
Освобождая неукротимую, родственницу из под ареста государыня устало поинтересовалась у министра внутренних дел: «А она действительно ни в чем не участвовала?» - и махнула рукою. Марианна Эриковна позже вспоминала с об этом: «К сожалению, я не участвовала, и глубоко об этом сожалею. Я только не понимаю, отчего из убийства этого мужика делают такое grandcas (раздувают такую историю). Ведь если бы я убила моего старшего дворника, на это бы никто не обратил даже внимания» .Заявление звучит резко и сейчас, когда после переворота прошло сто лет, надо полагать, что тогда оно вызвало бурю возмущения или ликования в обществе. Судить о чем то точно более чем трудно.
После освобождения « обольстительная фурия» из дома Романовых занялась собственною жизнью, оставила в покое политику, вышла замуж за графа Зорнекау, через год снова развелась.На её светских вечера пили тёплый липовый или морковный чай, ели скудные тартинки из ржаного хлеба и разбавляли все это бутылкой коллекционной мадейры из погреба князя Павла Александровича.
Марианна Зорнекау завела новый круг знакомых, среди близких к власти, в отчаянной попытке спасти отчима, брата Владимира Палея - талантливого юношу - поэта, других своих родных. Но.
Горький молча, со слезами в глазах выпивал её вино, Шаляпин щедро рассыпал комплименты, а не красавицы знакомые с неутонченными манерами коротко писали в личных дневниках, подобно Екатерине Андреевне Желябужской – дочери гражданской жены Горького Марии Федоровны Андреевой: «Бывали Зорнекау: Марианна Пистелькорст падчерица великого князя Павла Александровича (по первому мужу Дурново) и тогдашний ее муж Зорнекау, довольно красивый, но бессловесный кавказец, прекрасно танцевавший с нею тустепы и бостоны. Сама она была тогда прелестна: хорошенькая, изящная, великолепно одетая (до Революции у нее было 3 миллиона годового дохода.»
Да, новые её знакомые нещадно коверкали её фамилию, тщательно её осматривали, и все еще считали мифические её доходы, о которых она сама давно и прочно забыла, но не спешили ничем ей помочь.
А Марианна? Что же – Марианна? А ничего особенного. Дерзко любящая жизнь «побочная» родственница царственной фамилии, она взяла, да и стала актрисой! С 1918 по 1921 годы входила в труппу Большого Драматического театра, под именем Марианны Палтовой завела еще один яркий роман, познакомилась с Блоком ....и вышла замуж за актёра Николая Лаврентьева.
Современники по театру вспоминали о ней с неподдельным восторгом:
«Актерское дарование ее не отличалось яркостью, но была в игре ее какая-то прелесть в некоторых ролях, особенно в сочетании с безупречными манерами. Мы были уверены, что Марианна Эриковна была основной причиной отъезда Лаврентьева за границу. Но в стремлении вернуться на родину она тоже была искренна – в этом я неоднократно убеждался позже, когда она резко и с неприязнью отзывалась, как о чем-то для нее уже чуждом, о Западе, тамошних театрах, людях. Несмотря на то, что первые тридцать лет своей жизни она была окружена роскошью великокняжеского существования, в наших трудных условиях она всегда сохраняла хорошее настроение и ровное товарищеское отношение к окружающим. Одевалась предельно скромно и с большим вкусом» .
С 1921 г. гражданские супруги Лаврентьевы стали служить в Театре русской драмы в Риге. Когда через пару лет они захотели вернуться в Советскую Россию, то Лаврентьеву это позволили, а Павловой – нет. На вопрос, почему она уехала за границу, Марианна Эриковна честно и пылко ответила: «по глупости». Отказ во въездной визе в Россию невольно и просто спас ей жизнь.
Она играла на сценах Парижа и Нью Йорка, ей был знаком успех на Бродвее и скромная жизнь в провинции под псевдонимом Марианна Фьори, Мария Палтова. Она участвовала в радиопостановках, снималась в кино.
Её сын Кирилл Петрович Дурново стал известным радиоинженером, автором статей и докладов о природе радиолучей. Он много и успешно работал в различных телефонных компаниях, имел патенты на разные изобретения. Восхищался матерью, которая и в преклонные уже годы сохранила ясность ума, прямую осанку и тёплую, покоряющую свежесть восприятия жизни во всех её проявлениях. Он часто вспоминал, как она говорила о себе в одном из поздних интервью: . «Я была слишком молода. Не знала, о чем вся эта революция. Мы покинули наши дворцы и жили в тесных комнатах. Были рады, что нам сохранили жизнь… Я вышла замуж за графа Зорнекау, и мы были страшно бедны. Все наше состояние было захвачено, у нас ничего не осталось. Мне помогли найти первую драматическую школу в коммунистической России. Затем я уехала в Париж и отыграла много сезонов на сцене… Я не скучаю по старой России. Америка – намного интереснее».
***
Да она всегда искала что то интересное в жизни, обжигающее, волнующее до глубины души. Отсюда - её живая привлекательность, её всегдашняя, исключительная, сумасшедшая, почти на грани, обвороженность всем происходившим, её бесстрашие, авантюризм и сила духа и характера, гибельно влекущая к ней многих!. Её артистичная непредсказуемость. Юрий Анненков, блестящий художник, тончайший психолог, не случайно изобразил, Марианну фон Пистолькорс, графиню Зорнекау в своей знаменитой акварели, у открытого окна, с видом на Эйфелеву башню.
Открытое окно в жизни и искусстве почти всегда - символ манящего и неизведанного простора, дали, мечты, новых горизонтов и ожиданий. Неожиданности и дерзости. Такой она и была, Марианна, баронесса Дерфельден Зорнекау, неожиданной и дерзкой. Женщиной из горько - пленительного Серебряного века. Дали невозвратной, беспамятной уже? Или все таки – близкой? Никто не ведает доподлинно, до конца.
_______
Лана Астрикова. Авторский текст эссе.
· 22 мая 2020.