* * *
Стасу позвонил из поезда, сказал, что уже еду в альплагерь, где стану усиленно тренироваться, что через три недели, когда подъедет вся команда, буду в отличной форме.
— У тебя все в порядке?
— Да, — пауза перед ответом объяснила больше, чем сам ответ.
— Хорошо.
Стас ничего не добавил, не стал дальше расспрашивать. Друг. Если мне не хочется ничего говорить, то какой смысл спрашивать?
Допив изумительный кофе, там, на открытой веранде кафе, я спросил Арбитра, есть ли у него ручка и бумага.
— Ручка есть, — ответил он, приподнимая клапан нагрудного кармана рубашки, — а бумага… Театральный билет подойдет?
— Вполне.
Все уложилось в две фразы: «Я только хочу сделать тебя счастливой! Ты не виновата, что для этого мне нужно уйти». Билет и ручку положил прямо перед Арбитром, пусть прочитает.
— Передайте, пожалуйста, это Алексе, — произнес, вставая, — простите, что не оправдал ваших надежд. Все-таки прямой потомок обезьяны.
Обернувшись на выходе с веранды, увидел, что Арбитр смотрит мне в спину.
* *
Заместитель директора нашей фирмы в молодости активно занимался альпинизмом, чуть-чуть не дотянул до мастера спорта. Заявление на давно оговоренный очередной отпуск и еще на три недели за свой счет подписал без лишних слов, как только я привел железный аргумент — очень надо. Уже вечером поезд Москва-Нальчик вез меня, наспех собранного, на Кавказ. Лучшей берлоги для зализывания душевных ран, чем горы, в природе не существует.
Аслан, начальник спасательного отряда альплагеря, встретил меня очень радушно. В прошлом году мы здорово помогли ему, когда в одной из групп на маршруте сорвался лидер. Двое суток вместе под дождем ковырялись на стене, но все закончилось хорошо для того парня. Такое не забывается. По крайней мере, за год.
— Рад видеть тебя, Сережа! Рад видеть! А почему ты один? Где ребята?
— Подъедут, Аслан! А мне пока потренироваться надо.
— Это хорошо. Ты, Сережа, пару дней побегай, в скальной лаборатории разомнись. А потом команда из Пензы на гору пойдет. Поговорю, чтобы тебя взяли.
— Побегаю, разомнусь. Только с ребятами говорить не надо. Хочу один походить, — и, увидев, как вскинулись брови Аслана, добавил, — надо. Подстрахуешь?
— Конечно, подстрахую! Рацию возьмешь, сигнальные ракеты дам, на всякий случай. Только мне бы спокойнее было, если бы ты со Стасом ходил.
— И со Стасом пойду. Вот только он приедет. А пока один хотел бы.
— Ох, Сережа, кажется мне, что ты не только тренироваться приехал. Как будто сбежал от чего-то. Смотри, не натвори глупостей.
Неужели у меня на лице все написано?
— Не волнуйся, Аслан, не натворю.
— Ладно, иди, устраивайся.
Через две недели стало легче. А до этого, хоть караул кричи. Первую неделю только бегом и спасался. Алекса снилась каждую ночь. Утром восемь километров вверх по тропе, почти до ледника, в разряженном воздухе, с рвущимися на части легкими. Потом вниз, на скорость. Четыреста приседаний в день, как минимум. Три часа на скалах, до тех пор, пока уже пальцы держать переставали. И еще раз до ледника, после обеда. На девчонок вообще не смотрел, хотя, конечно, заинтересованные взгляды замечал. Пару раз со мной пытались завязать знакомство в баре, где обычно перед сном выпивал стакан грейпфрутового сока. Но холодноватая отстраненная вежливость шокировала симпатичных альпинисток, не привыкших к такому обращению. А мне было все равно. Я выходил из бара и направлялся в кровать, где, накрывшись спальным мешком, уходил до утра из этого мира, туда в шумную жаркую Москву, к Алексе.
Через неделю ушел наверх, на центральное плато. За шесть дней прошел три маршрута. В одиночку. Весьма неплохих даже для группы перворазрядников. Впрочем, я был не один. Александрина все время шла рядом. Теперь она присутствовала не только по ночам, но и днем. И внимательно слушала. А я рассказывал и рассказывал про ледники и скалы, про коварную мокрую траву, про вершины и долины. Про страховку и способы обработки маршрута, про обвалы льда и удары молний. И только на несколько минут в сутки Алекса уходила — когда я разговаривал с Асланом по рации и когда смотрел на маршрут, тот, который мы пойдем с ребятами. В это время мастер спорта вытеснял во мне все. Механически отмечал, что начало предельно трудное. Двести метров гладкой, немного падающей на лезущего стены, нужно пройти быстро, если мы хотим к вечеру забраться на удобную полочку, где можно поставить палатку. Эта задача по зубам только Стасу. Дальше ледовый кулуар, который сначала сильно не понравился. Но шесть дней наблюдений убедили, что он довольно безопасен. Камни летят редко, да и то после обеда, когда воздух прогреется, и они начинают вытаивать. Если заночуем на полке, то проскочим кулуар с рассветом. Потом гребень, еще две стенки, мало уступающие началу маршрута, и длинный путь по некрутому снежному склону к вершине. Всего-то дел дня на три-четыре. И год подготовки.
А вот когда вернулся в альплагерь, то отпустило. То ли нужное время прошло, смазало, стерло остроту восприятия, то ли скорый приезд ребят разворачивал мысли. Один раз даже улыбнулся симпатичной пигалице. Маленькой такой. Два ее ботинка внутри одного моего легко поместятся. А уж если свою каску на нее надену, то и плечи накроет. А, поди ты, туда же, — горы покорять. И Александрина уже не поджидала за каждой сосной, в столовой, в комнате небольшого деревянного дома. Мне не в чем себя упрекнуть, я сделал все, что мог. Подарил ей утерянную мечту. И глупо ожидать, что она откажется от подарка и бросится на шею, млея от моего благородства. Я сделал все, что мог. Этого недостаточно.
* * *
Она пришла на похороны Стаса. Может, кому-то подумалось, что Александрина? Нет, Карина. Та девчонка, которую мы так ловко поймали со Стасом в гипермаркете. Я почти не запомнил ее на кладбище. На поминках за столом она сидела посеревшая, осунувшаяся. Потом исчезла. Игорь незаметно вытащил меня из-за стола и провел в соседнюю комнату. В углу негромко вещал телевизор.
— Сейчас про нас будут…
Про нас, так про нас. Честно говоря, мне безразлично, что там будут говорить дилетанты, не отличающие ледоруб от ледокола, но почему-то думающие, что именно их мнение о горовосхождениях интересно стране. Но Игорь попросил посмотреть, и отказать никак нельзя. После моей истерики они с Грэгом намертво прикрыли меня от журналистов, хотя желающих взять интервью нашлось бы предостаточно.
На экране появился лощеный корреспондент, до одури популярный, специалист по всем вопросам сразу, по совместительству ходячий рупор гениальных идей правящей партии. Речь его не блистала оригинальностью, — обычный набор глупостей от подонка, не гнушающегося делать рейтинг на человеческом горе. Но в концовке он явно превзошел коллег, когда сообщил, что настало время запретить альпинизм законодательно.
— … до коих пор, эти, так называемые экстремалы, безответственнейшие личности, будут лазить, куда их никто не просит? Им на все плевать, на деньги налогоплательщиков, на свои жизни, на жизни спасателей, рискующих из-за них…
— Интересно, это чмо, — Игорь всегда в своем репертуаре, — представляет, откуда берутся спасатели?
Я пожал плечами. Что поделаешь, количество придурков на экранах телевизоров в эпоху демократии растет в геометрической прогрессии.
— Обезьяна!
Высокий девичий голос прозвучал за спиной. Карина стояла позади и, не мигая, смотрела на экран. Вдруг губы у нее задрожали. Резко развернувшись, девушка выскочила из комнаты.
Потом она исчезла. Никто не знал ни фамилии, ни номера телефона. Конечно, он наверняка был записан у Стаса, но телефон его потерялся еще в альплагере. Да и не искали ее, если честно.
Через полгода мы встретились случайно. Под самый Новый год. Измученная оттепелями Москва по вечерам превращалась в каток, который далеко не везде был посыпан песком. Девушка, которую я обгонял на скользком тротуаре, где поверх льда тонкой пленкой лежала вода, поскользнулась. Моя рефлекторная попытка поймать ее, закончилась неудачей. Мы грохнулись вместе, можно сказать в обнимку. Через секунду огромная сосулька, с негромким щелчком оторвавшись от края крыши, ударила в метре перед нами. Как раз в том месте, где мы бы оказались, не поскользнись эта неуклюжая девчонка. Осколок разбил мои губы и нос. Кровь текла по подбородку, но я не замечал этого, потому что смотрел в большие глаза Карины, которые непрерывно меняли цвет из-за мелькающих огней рекламы.
Еще через три месяца мы поженились. Весна в тот год пришла поздно. Но холод, дожди и ветер не смогли помешать свадьбе двух самых счастливых людей этой планеты. А летом Карина поехала с нами в альплагерь. Конечно, мы не ходили вместе, ей еще долго нужно учиться, но за первый сезон она не только выполнила норматив значка «Альпинист России», но и закрыла третий разряд. Талантливая девчонка!
Александрина ушла из моей жизни тихо и незаметно. Ни боли, ни сожаления. Только воспоминания, которые уже совсем не тревожат душу. Но я благодарен ей и Арбитру. Обезьяны внутри нас, они ведь жутко опасны, если дать им волю. Спасибо, что предупредили.
Совсем нет времени, так много уходит его на то, чтобы сделать мою жену счастливой. Точно знаю, что пока я занят этим, моя обезьяна сидит в клетке под надежным замком. И не боюсь ее. Что может обезьяна против нашей любви?