Великий князь Александр Ярославич, известный ныне как Невский, умер 14 ноября 1263 года. Эта дата хорошо известна, в отличие от даты его рождения. Скорее всего, князь появился на свет около 1221 года. То есть прожил он всего 42 года – не так уж и долго даже по тем временам.
Текст: Денис Хрусталёв, фото: Александр Бурый
За это время он успел отличиться в войнах на Западе и в дипломатии на Востоке, усмирить соседей и родственников, закрепить за собой великокняжеский титул и практически отгородиться от собственно «киевской» Руси. Но главное, за что его почитали ближайшие потомки, было сохранение и развитие православной церкви.
В 1250 году верховный предстоятель Русской церкви митрополит Кирилл покинул Киев и внезапно перебрался на Северо-Восток, откуда потом изредка навещал южные области Руси. Он умер в Переславле-Залесском в 1281 году, но тело его перевезли и похоронили в киевской Софии – все еще кафедральном соборе Русской церкви. По одной из версий, Кирилл происходил из придворных галицкого князя Даниила, который в 1251 году принял от папы римского королевскую корону и вообще был более вовлечен в западноевропейские проекты. Можно лишь предполагать, что, возможно, именно это послужило причиной, по которой митрополит благоволил далеким Залесским краям. Здесь не было угрозы поглощения католичеством. Здесь с ним воевали.
В те годы Восточная церковь была лишена столицы: в Константинополе, захваченном участниками Четвертого крестового похода (см.: «Русский мир.ru», №4, 5 и 6 за 2016 год, статья «Свидетели апокалипсиса». – Прим. ред.) в 1204 году, обосновалась Латинская империя. Не было и Римской (Византийской) империи – на ее статус претендовали никейские деспоты. Патриархов избирали в Никее, но в 1240–1244 годах этот пост вообще пустовал. После монгольского нашествия опустела и русская митрополичья кафедра. Изначально Кирилла продвигал Даниил Галицкий, при поддержке которого он стал митрополитом и около 1246 года отправился на утверждение в Никею. Но потом все изменилось.
Монгольское нашествие было разрушительным и кровавым. Оно утвердило вассальную зависимость русских княжеств от Евразийской империи, которая быстро развалилась, обеспечив наследием Золотую Орду. Это потрясение определило особенности позднейшего социально-экономического развития Руси. Магистральный путь, по которому прежде двигались русские княжества, был нарушен.
Эпоха кризиса – эпоха возможностей, рисков, изменения траекторий. Все это в полной мере касалось церкви. Папа римский декларировал военную и политическую поддержку Европы в противостоянии монголам. В ответ требовал «малость» – признание своей духовной власти. Многие склонялись к подобному контракту. Даниил Галицкий определенно вел такие переговоры. Разгромленным и обездоленным восточным иерархам ответить было нечем. Вскоре выяснилось, что папские рекомендации вовсе не всегда обеспечивали сторонников воинами и авторитетом, но в 1240–1250 годах это было далеко не очевидно. Митрополит Кирилл предпочел Александра Невского.
ВРАГИ И ВОЗМОЖНОСТИ
Новгородский князь в XIII веке был озабочен в военной сфере несколькими факторами. Во-первых, противостояние в Прибалтике конкурентам, выступавшим под знаменем католической миссии. Во-вторых, противостояние литве, языческой, но уже клонившейся к католичеству. А кроме того, требовалось усмирение языческих данников в Заволочье, в Карелии и на Печоре и сохранение стабильности на границе с Суздальскими княжествами, на Волге и Белоозере. Александр вырос в Новгороде и хорошо понимал обстановку. Для него на Западе были враги, а на Востоке – возможности. Именно такой подход оказался востребован тогда для православной церкви: католик – это отступник, грешник, отвергнувший истину, а язычник ничего не отвергал, ему нужно нести слово Божие, окрестить и спасти. На Востоке была необъятная языческая империя, которую можно и нужно было просветить. Именно этим занялся Кирилл при поддержке великого князя. Около 1260 года была основана епархия в Сарае – столице Золотой Орды. Те же меры предприняты и по другим направлениям. Зимой 1256/57 года Александр Невский организовал поход в Карелию и Финляндию. До Копорья его сопровождал первоиерарх. Это был самый северный пастырский визит, который когда-либо совершал киевский митрополит. В ходе кампании многие финны, тавасты и карелы были крещены.
В лице Александра Ярославича архиерей нашел близкого по духу и взглядам правителя – способного, думающего и энергичного. Его смерть была невосполнимой потерей. Никто из позднейших правителей – братьев Александра и детей – не смог его заменить. Возможно, это стало понятно уже в 1263 году, а может, чуть позже. Это отразилось в Житии, где митрополиту Кириллу приписаны слова на смерть князя: «Чада моя, разумейте, яко уже заиде солнце земли Суздальской!»
Житие появилось чуть ли не сразу после похорон Александра. Его называют «Повесть о житии и о храбрости князя Александра Невского», но это определенно агиографическое сочинение, составленное по соответствующим канонам, но посвященное князю, который тогда еще не был канонизирован. Всероссийское почитание Александра Невского было утверждено только в 1547 году при Иване Грозном. Возможно, митрополит Кирилл готовил канонизацию, но не реализовал. Как бы то ни было, можно быть уверенным, что Житие составляли под бдительным контролем первоиерарха, а потому оно отразило важнейшую причину прославления правителя: защиту правоверия прежде всего от западных предложений. В этой связи там последовательно представлены соответствующие сюжеты из жизни князя: Невская битва; Ледовое побоище; поход против литвы; поездка к Батыю по митрополичьему благословению; Неврюева рать; отказ римскому папе; поход Дмитрия, сына Александра, в «землю Немецкую».
НЕВСКАЯ БИТВА
«Услышав о доблести князя Александра, король страны Римской из Полуночной земли подумал про себя: «Пойду и завоюю землю Александрову». И собрал силу великую, и наполнил многие корабли полками своими, двинулся с огромной силой, пыхая духом ратным. И пришел в Неву, опьяненный безумием, и отправил послов своих, возгордившись…» – так в Житии начинается рассказ о Невской битве. Эти события зафиксировал еще только один источник – Новгородская летопись. Но там – сухой рассказ в несколько строчек о шведском отряде, который попытался построить укрепление на Неве в устье Ижоры и был отогнан новгородцами и ладожанами во главе с князем Александром. В ходе боя 15 июля 1240 года были убиты «свейский» (шведский) воевода Спиридон и епископ. Никаких подробностей сражения. Лишь уточняется, что для вывоза погибших шведам потребовались два корабля, новгородцы потеряли четырех человек, ладожане – 20. Житие добавляет несколько подробностей: о появлении иноземцев в Новгород сообщил местный староста Пелгусий, в крещении Филипп; князь Александр спешно собрался с небольшой дружиной и тайно подступил к лагерю иноземцев; внезапной атакой вынудил их бежать; потери княжеской дружины составили шесть человек, о каждом из которых пара слов. Александр лично сразился с вражеским предводителем и оставил ему на лице шрам. Житие настаивает на беспрецедентной важности разгрома шведов. Среди побежденных названы и некий король, и римский епископ, и горы изрубленных врагов. А на стороне русского князя – ангелы Господни.
Про эти события на Неве ни в шведских, ни в каких-либо иных западных источниках ничего не сказано. В связи с этим некоторые позднейшие авторы даже ставили под сомнение сам факт Невской битвы. Это, конечно, крайность, но в целом ясно, что масштаб баталии не был значительным ни по числу участников, ни по резонансу. Вполне возможно, что подобные вылазки случались и ранее, но не были зафиксированы источниками. Ижорская земля формально считалась данником Новгорода, но в экономическом отношении оставалась независимой, что подтверждали и договоры с Ганзой: в XIII веке немецкие купцы торговали в Ижоре беспошлинно и гарантии безопасности на них новгородцы не распространяли. Кроме того, никто никогда не вводил ограничений на миссионерскую деятельность. Тем не менее строительство шведской крепости на Неве было для Новгорода вызовом, терпеть который никто бы не стал. Александр поступил предсказуемо, как и должно правителю. Другой вопрос, что он был еще молод, и это, судя по всему, был его первый военный опыт. На этом и сделан акцент в Житии – едва вступив на жизненный путь, князь проявил себя хорошим полководцем и правильно выбрал цель.
ДВА ВЗГЛЯДА
Со следующим сюжетом сложнее – речь о большой новгородско-ливонской войне, финалом которой стало Ледовое побоище. В этом роль князя Александра велика, но не так однозначна, как, собственно, и сами события, которые были вторжением и обороной то для одной, то для другой стороны. Источников здесь больше, имеются и ливонские, и псковские, и т.д. Кроме того, ситуацию осложняют позднейшие коннотации. Для новгородцев и ближайших потомков Ледовое побоище – важная баталия, но точно не последняя и уступающая в значении, например, Раковорской битве 1268 года. Для ливонцев это просто одна из пограничных стычек. Позднее, после общерусского прославления князя Александра, примерно с началом Ливонской войны в XVI веке, Ледовое побоище стало символом разгрома немецких и в целом западных интервентов. Позднее этот образ был не раз актуализован и доведен до идеологического апофеоза накануне Великой Отечественной войны: Александр Невский остановил натиск псов-рыцарей. Основы этого были заложены еще текстом Жития, то есть под влиянием митрополита Кирилла. Соответственно, можно утверждать, что такое отношение было свойственно и некоторым современникам. И не получится все взвалить на позднейшее непонимание или ошибки интерпретации. Как бы то ни было, речь о войне.
В Житии все представлено в духе Невской битвы, от которой ведется логический отсчет: «На второй же год после возвращения с победой князя Александра вновь пришли из Западной страны…» Они построили крепость – из летописи мы знаем, что речь о Копорье; Александр их разгромил, крепость срыл, «а их самих – одних повесил, других с собою увел, а иных, помиловав, отпустил, ибо был безмерно милостив». Далее сразу про Ледовое побоище: «После победы Александровой, когда победил он короля, на третий год, в зимнее время, пошел он с великой силой на землю немецкую, чтобы не хвастались, говоря: «Покорим себе словенский народ». А был ими уже взят город Псков и наместники немецкие посажены. Он же вскоре изгнал их из Пскова…» Потом князь разбил немцев и в полевом сражении. Везде акцент – противостояние, зловещий план Римской церкви, который пресек святитель. Впоследствии из этого делали вывод о спланированном наступлении католических сил на Русь.
Взгляд у авторов с западной стороны совершенно иной. По их мнению, логика иная. Были язычники, требующие крещения. Были обитатели областей с восточным обрядом (православные), заблудшие, жаждущие обратиться к римскому обряду. Страждущие законно высказали свои пожелания, их поддержали и обеспечили защиту. В Копорье замок построили, а в Пскове отряд оставили. Но потом пришли возмущенные русские и разгромили немцев. Сил для защиты не хватило. Но коварные русские на этом не остановились и готовили вторжение в земли Эстонии, которые защитить-таки удалось. Русские грабежи были остановлены в ходе Ледового побоища. Удалось заключить мир и отложить перспективы обращения в истинную веру восточных соседей на лучшие времена.
Теперь, чтобы понять, на чем такие взгляды основаны, по порядку. Согласно Новгородской летописи, в начале сентября 1240 года князь Ярослав Владимирович, сын прежнего псковского князя, обездоленный и укрывшийся в Эстонии, захватил с немецким отрядом Изборск и предъявил свои права на псковское княжение. Псковичи выступили к Изборску, но были разгромлены. Погибло 600 горожан (по ливонским источникам – 800). Остальные отступили в Псков, который немцы во главе с князем-претендентом обложили. На штурм они не решились и вскоре ушли «без мира», прихватив заложников из числа детей «добрых муж». В городе после этого предпочли договориться с интервентами. Община выдвинула некоего Твердилу Иванковича, который с группой сторонников («с инеми») «подвел» псковичей, как сказано в летописи, начав «владеть» Псковом совместно с немцами.
Об этих событиях рассказывает специфический западный источник – «Ливонская рифмованная хроника» (ЛРХ), написанная в начале 90-х годов XIII века на средневерхненемецком языке в стихотворной форме. Ее автор прибыл в Прибалтику около 1279 года и был орденским служащим. Он прославлял подвиги братьев ордена. Наиболее достоверны его сведения, относящиеся к событиям 70–80-х годов XIII века, а о более ранних событиях он писал по легендам и воспоминаниям других. Несмотря на это, ЛРХ – важный источник, демонстрирующий взгляд на события с другой стороны и нередко уточняющий их. В целом автор ЛРХ не стеснялся выдавать акции рыцарей ордена как нападение и завоевание – так выражалась доблесть. Впрочем, он обычно учитывал правовой аспект, подчеркивал законность и оправданность предпринятых мер. Про осаду Пскова в 1240 году в ЛРХ сказано, что «русские заметили, что многие отряды штурмовать готовятся и замок, и посад», а сами «не оправились еще после боя под Изборском» и решили сдаться ордену; «мир был заключен с русскими на тех условиях, что Герпольт [Ярослав?], как звали их короля, согласился оставить замки и плодородную землю в руках немецких братьев, в распоряжении магистра».
Ясно, что решение о признании зависимости от немцев было вынужденным, но, судя по всему, оно было принято всей общиной, среди которой было немало искренних сторонников прозападной ориентации. Не стоит забывать, что Северо-Восток Руси только что, в 1237–1238 годах, был разгромлен монголами, которые в 1240 году воевали уже в Венгрии и Польше. В этих условиях, возможно, некоторым казалось, что союз с прибалтийскими конфедератами более перспективен, чем с русскими княжествами.
Нам почти ничего не известно о положении в Пскове в период орденского владычества, длившегося с сентября 1240-го по март 1242 года. В городе остались для управления два орденских брата, которые в Житии Александра Невского названы «наместниками» или «тиунами», то есть фогты, возглавлявшие административно-хозяйственный округ. Возможно, остался и небольшой отряд ливонцев.
Не вполне характерно для подобных ситуаций наличие двух фогтов. Обычно фогт один. Возможно, второй имел другой статус, например помощника. Или наличие двух наместников связано с тем, что власть в городе поровну поделили орден и дерптский епископ. В остальном у нас нет оснований предполагать, что произошли изменения во внутреннем устройстве псковской общины, сохранившей традиционный корпоративный характер.
Другой вопрос конфессиональный. Орденские братья готовы были терпеть подданных-христиан любых епархий и патриархатов. По крайней мере, в Палестине. Тевтонский орден воевал и охранял христианские общины, а проповедью занимались священники и монахи иных конгрегаций. Но в Пскове утвердилась власть дерптского епископа Римской церкви, и, очевидно, он планировал утверждение своих церковных прерогатив. Есть основания полагать, что в то время католицизм нашел в Пскове многих приверженцев. В Житии Александра Невского представлена речь князя к псковичам после захвата города в 1242 году, исполненная нравоучений: «О невегласи псковичи! Аще сего забудете и до правнучатъ Александровых, и уподобитеся жидом…» Иногда предполагают, что «невегласи» – это не только невежды, но и вероотступники, «не ведающие гласа Божьего». На это намекает и ЛРХ, где имеется заметка: «Если бы Псков тогда удержали, это было бы на пользу христианству до самого конца света». Ливонский хронист XIV века Герман Вартберг прямо писал, что магистр оставил в Пскове «двух братьев-рыцарей с небольшими силами для береженья замка и для того, чтобы увеличилось число обращаемых в католичество». Позднее при папском дворе Псков считали главной целью перспективного распространения римского обряда на Руси. Папа римский Иннокентий IV упоминал в письме Александру Невскому 15 сентября 1248 года какие-то переговоры о строительстве в Пскове «соборного храма для латинян». Соответственно, на взгляд предстоятелей Русской церкви, захват Пскова нес прямую угрозу православию. И такой взгляд имел основания.
ПСКОВСКИЙ ИЗГОН
Реакция новгородцев на события в Пскове была, на современный взгляд, совсем нелогичной. Летопись сообщает, что осенью 1240 года «выехал князь Александр из Новгорода к отцу в Переславль с матерью и с женой, и со всем двором своим, рассорившись с новгородцами». О причинах конфликта сведений нет. Вполне возможно, что сыграли роль и внешнеполитические факторы. Как бы то ни было, но именно зимой 1240/41 года с Запада началось самое активное военное давление на новгородские земли. Тогда немцы с отрядами эстонцев (чудью) захватили Водскую землю, построили крепость в Копорье и пограбили новгородские села по Луге вплоть до Тесова, 30 верст не дойдя до самого Новгорода. В Житии указано, что в то же время было нападение литвы. Хуже того, псковичи во главе с Твердилой также начали «воевать села новгородские».
Кризис на границах не сделал горожан менее привередливыми. Новгородцы отправили к великому князю Ярославу во Владимир послов просить себе князя. Тот назначил им Андрея. Но новгородцы не согласились, посовещались и отправили послов, на сей раз с архиепископом, просить себе Александра. В этом месте летопись отмечает критичность положения общины: «а на волость Новгородскую нападали и литва, и немцы, и чудь, и захватили по Луге всех коней и скот, и нельзя было пахать по селам и нечем…» И передает фразу, как прямую речь, продолжая ее: «тогда вручил [им] Ярослав сына своего Александра опять». Впечатление, что именно воинские способности княжича Александра стали причиной, по которой горожане просили именно его.
Следующую статью, весной 1241 года, летопись начинает с прибытия князя Александра в Новгород и подчеркивает: «и рады были новгородцы». В тот же год князь совершает поход к Копорью, восстанавливая контроль над областью. Поход был масштабный, силы собраны не шуточные: новгородцы, ладожане, карелы, ижоряне. Многие немцы попали в плен, других отпустили. Самые жестокие меры применялись к местным жителям-изменникам из числа води и чудцы – их перевешали. Это, судя по всему, говорит о том, что инициаторами конфликта в Новгороде считали местную знать, переметнувшуюся к немцам.
Только после восстановления власти и репрессий в Водской земле на следующий год князь Александр с новгородцами начал наступление на Псков. Для усиления были привлечены суздальские («низовские») войска во главе с братом Андреем. Первым делом, вероятно, еще зимой, перекрыли дороги, то есть торговые пути. Псков был взят быстрым налетом – изгоном. Никакой осады, планомерной войны. Возможно, помог кто-то из местных, открыв ворота. Летопись сообщает о событиях сухо: «Поиде князь Александр с новгородцы и с братом Андреем и с низовцы на Чудскую землю на Немцы и захватил все пути и до Пскова; и изгони Псков, изымав немцев и чудь, и, сковав, поточи в Новгород, а сам поиде на Чудь».
В ЛРХ дело также представлено бескровным: «Увидев немцев, он [новгородский король] долго не медлил, обоих братьев он выгнал, покончив с их фогством, и всех их кнехтов изгнали. Ни одного немца там не осталось. Русским оставили они страну».
Вероятно, орден не рассчитывал удержать Псков или не подготовился. А может, местная община не была склонна далее его поддерживать – в источниках ясных сведений нет. Определенно, что новгородцы при поддержке суздальцев сразу планировали большой карательный поход на Эстонию, в рамках которого и был захвачен Псков. Для города это, вполне возможно, повлекло некоторые изменения форм зависимости от новгородских правителей или лично от Александра Невского. Позднее князь даровал им судную грамоту от своего имени, да и распоряжался там довольно уверенно.
О МЕСТЕ И О ПОТЕРЯХ
Из Пскова новгородско-суздальские отряды еще зимним путем двинулись в Эстонию. Летопись о событиях сообщает так: «а сам [Александр] пошел на чудь. И как был в [той] земле, распустил полк весь в зажитья; а Домаш Твердиславич и Кербет были в разгоне, и встретили их немци и чудь у моста, и бились там; и убили там Домаша, брата посадника, мужа честного, и иных с ним избили, а иных руками взяли, а иные к князю прибежали в полк; князь же отступил на озеро, Немци же и Чудь пошли за ними»…
«Зажитье» – это продовольственное снабжение, фуражировка и прокорм, то есть грабеж местного населения, что, собственно, и составляло суть средневековых войн. Полки Александра Ярославича вступили в Эстонию и занялись грабежами. Один из отрядов встретил отпор, вступил в бой и вынужден был отступить, понеся потери. Узнав об этом, князь предпочел отвести полки на более выгодные позиции – на границу, на Чудское озеро, по льду которого шел прямой путь в Псков и новгородские земли. Далее состоялась баталия. Русские изготовились, а немцы атаковали. В летописи бой 5 апреля 1242 года изложен так: «Увидев же [немцев] князь Александр и новгородцы, поставили полк на Чудском озере, на Узмени, у Вороньего камня; и наехали на полк немцы и чудь, и пробились свиньей сквозь полк; и была сеча тут великая немцем и чуди. Бог же и Святая София и святые мученики Борис и Глеб, кого ради новгородцы кровь свою проливали, тех святых великими молитвами помог Бог князю Александру; а немцы тут пали, а чудь дала плеща; и гнали, избивая их 7 верст по льду до Суболичского берега; и пало чуди без числа, а немцев 400, а 50 руками взяли и привели в Новгород».
Это почти все, что нам известно о Ледовом побоище из русских источников. Краткость известия породила бесчисленное множество интерпретаций относительно хода сражения, его локации, значения, численности участников и погибших. Предложено несколько десятков вариантов определения самого места боя. Многое остается до сих пор только предположением. Например, непонятно, про какой мост идет речь при первом нападении на отряд Домаша и Кербета. Крупных рек в западной Эстонии только две – Эмайыги и Ахья. До Эмайыги, на которой находится Дерпт, скорее всего, князь не дошел. Следовательно, речь про Ахья, где важнейший мост был у современного поселка Ляанисте, от него шла дорога на юг через Разина к Пскову и на восток к Мехикорма (Узмени). Впрочем, встречается предположение, что ошибочно написано название поселка Моосте. Еще сложнее с вопросом о Вороньем камне. В районе Узмени – узкой протоки (Теплого озера), соединяющей северную и южную части Чудского озера, – такого топонима нет. Есть небольшой Вороний остров в северной части озера в районе поселка Самолва – это недалеко от Узмени, но точно не Узмень. Возможно, такой Вороний камень когда-то существовал в качестве заметного ориентира, но потом был утрачен или сменил название. Как бы то ни было, но наиболее логичным местом боя является именно Узмень – участок озера между эстонским поселком Мехикорма и русским селом Пнево, ныне заброшенным.
Кроме того, что это была неудачная атака «свиньей», а потом преследование, о ходе боя некоторые подробности сообщает ЛРХ: «У русских было много стрелков, они отразили первую атаку, мужественно выстроившись перед войском [новгородского] короля. Видно было, что отряд братьев строй стрелков прорвал, был слышен звон мечей и видно, как раскалывались шлемы. С обеих сторон убитые падали на траву. Те, кто был в войске братьев, оказались в окружении. У русских было такое войско, что, пожалуй, шестьдесят человек одного немца атаковало. Братья упорно сражались. Все же их одолели. Часть дерптцев вышла из боя, чтобы спастись. Они вынуждены были отступить. Там двадцать братьев осталось убитыми и шестеро попали в плен. Так прошел этот бой».
Выражение «падали на траву» не должно смущать. Это кеннинг – устойчивый поэтический образ, обозначающий ранение и смерть. То же самое можно сказать в отношении численности противника, в 60 раз превышающей силы нападавших. Так ливонцы описывали и численность противника в Раковорской битве – это поэтическое преувеличение, не имеющее связи с реальностью. Что касается потерь, то речь идет только об орденских братьях, без учета эстонских вспомогательных отрядов и слуг дерптского епископа. Как бы то ни было, но ЛРХ говорит о поражении, бегстве и разгроме. В этом смысле нет двух мнений. Ледовое побоище было однозначной победой войска Александра Невского.
«И УМИРИШАСЯ»
Иногда указывают на то, что после победы князь не стал продолжать поход в Эстонию, сразу ушел в Псков. Но у нас нет понимания первоначальных планов кампании: требовалось ли дальнейшее наступление или цель была достигнута? Обоз полон награбленным? Противник разгромлен и прислал послов о мире? Русская летопись завершает свое известие сообщением о мирных переговорах, которые сразу начали ливонцы: «Того же лета немци прислали с поклоном, [когда Новгород был] без князя [со словами:] что мы захватили Водь, Лугу, Псков, Лотгалию мечом, того мы всего отступаемся; а что мы пленили мужей ваших, то тех мы размениваем: мы ваших отпустим, а вы наших пустите». И заложников псковских отпустили. И умиришася».
Большая русско-ливонская война 1240–1242 годов завершилась полной победой русской стороны. Ливонцы отказались от всех территориальных претензий, даже в Латгалии, про которые мы ничего не знаем, кроме того, что чуть позднее дань там собирали псковичи. Произошел обмен пленными, отпущены заложники. Установлен мир. Таков результат. И он оказался вполне подходящим под стандарт идеального: нападение – ответный поход – победа – мир. И во главе этого – благочестивый князь. Так и было отражено в Житии.
Некоторые сейчас считают, что разгром немцев должен был позволить развернуть широкое русское завоевание в Прибалтике, не только вернуть что было, но и приобрести новое. Но современники событий так не думали. Никаких указаний на агрессивные намерения русских у нас нет. Возможно, и сил не хватало, и мир считали важнее. Александр достиг максимально выгодных условий, которые должны были надолго закрепить статус-кво. Кажется, так полагали и в Риге, и в Дерпте, и в ордене. В те годы орден вел войну на Эзеле и в Курляндии и сил на восточный фронт не имел. Есть мнение, что вся эта восточная авантюра вообще инициатива дерптского епископа и местных орденских братьев (бывших меченосцев), а ее провал связан с переоценкой собственных возможностей и отсутствием помощи из Ливонии.
ИДЕАЛЬНАЯ ПОБЕДА
После 1242 года дерптский епископ сохранил свои претензии на Псков. Новое нападение последовало уже в 1253 году, то есть мирный договор просуществовал чуть более десяти лет. Срок не велик, но и не мал. Стороны потом не раз пытались перетрясти условия такого мира, сдвинуть границу, интриговали, воевали, спорили, но договор 1242 года оформил некий стандарт мирного урегулирования, к которому возвращались и столетия спустя. На него есть ссылка при переговорах Новгорода и ордена в 1420 году, когда заключили «вечный мир по старине, как был при великом князе Александре Ярославиче».
Ледовое побоище – показательный репер в развитии немецкой экспансии. Позднее были и более кровавые битвы, и вторжения, и переговоры, и свои герои. Но в целом граница – это граница между Востоком и Западом по льду Чудского озера – сохраняется до сих пор. Там и сейчас погранзастава в районе деревни Пнево, а в Мехикорма – территория страны НАТО.
Житийный образ XIII века был не раз востребован позднее. Александр Ярославич Невский остается наиболее удобной символической фигурой, воплощающей защитника Родины, верного и надежного. Именно этот символ позднее был неоднократно востребован не только в нашей стране. Он стал актуален даже вне церкви в эпоху внешних вторжений и конфронтаций. Особенно в ходе Великой Отечественной войны, когда был учрежден воинский орден Александра Невского за успешные тактические операции. А в 1995 году федеральный закон (№32) утвердил 18 апреля, «День победы русских воинов князя Александра Невского над немецкими рыцарями на Чудском озере (Ледовое побоище, 1242 год)», как день воинской славы России. Характерно, что из 17 таких праздничных дней только два имеют отношение к допетровской истории России – Ледовое побоище и Куликовская битва.
Сейчас победа на Чудском озере воплощает собой идеальную победу русского воинства в далекие века. И, кажется, альтернативы не имеет. Как и Александр Невский – образцовый князь, защитник родины и веры, идеальный древнерусский воин.