Притворишься надолго пожарником – станешь пожарником. Притворишься сюсюкающей барышней – станешь сюсюкающей барышней. Тут все понятно. Притворство – первый шаг к врастанию, а дальше начинает действовать профессиональная деформация. Мне другое интересно: момент выбора. Что заставляет одного притворяться клоуном, другого – полицейским, третьего – пианистом? Первотолчок меня волнует. Как мысли попадают в сознание? Откуда? Ведь мыслей этих многие сотни, все они разнородны. Почему одни прорастают, а другие нет?
Из дневника невернувшегося шныра
Дмитрий Емец Шныр "Дверь на двушку"
— Обломаются! — отрезала Алиса. — За что их любить? А они меня любят? Да меня все ненавидят!
— Кто все?
— Да принесите телефонную книгу! Ткните в любое имя! И этот человек либо ненавидит меня, либо ему на меня плевать!
— А ты первая начни! Не сиди в норе! Все в этом мире согревается любовью. Любовь надо вкачивать в каждое дело, в каждого человека, в каждую мысль. Буквально вкачивать. Словно ты согреваешь дыханием замерзшую синицу.
— А почему я должна первая?
— Да просто так это работает. Водитель же не спрашивает: а почему я должен первым залить бензин, а потом уже машина только поедет?
Дмитрий Емец "Шныр"
- Давай захватим мир! – предложил однажды Ул.
Яра подумала и согласилась. Она обожала масштабные злодейства.
– Мир, ты захвачен! – сказала она шепотом, чтобы не услышали за соседним столиком.
Тихо-тихо в маленьком полуподвальном кафе они отпраздновали захват мира.
Имея на лице уместную вопросительность, подошел толстый официант с блюдом. Ему померещилось, что его позвали.
– Вы завоеваны, но речь не об этом. Сдачи не надо! – великодушно сказал ему Ул.
Официант моргнул.
– Какая сдача? С вас еще шестнадцать рублей.
Дмитрий Емец "Шныр"
Каждый из нас несет по жизни невидимое знамя. Сколько раз бывало, что я внутренне ослабевал, сдавался, опускал руки и бросал его в грязь, внушая себе, что и знамени никакого нет и ерунда это все. Но всякий раз находился кто-то, безмерно тактичный, кто поднимал мое знамя и нес дальше. А я вдруг обнаруживал, что не могу без знамени. И тогда я догонял, отбирал мое знамя и шел с ним дальше.
ШНыр. Из дневника невернувшегося шныра
Дмитрий Емец "Шныр"
– Этот человек заразен.
– Почему заразен?
– Ему все равно, во что верить, только бы ни во что не верить.
Дмитрий Емец "Шныр"
Долбушин улыбнулся. Влад вдруг показался ему похожим на него самого в молодости. У него, правда, костюмчиков не было, а в остальном он тоже был такой же строгий и правильный.
— Слушай, а в тебе, пожалуй, что-то есть. Только вот тебе совет. Не важничай так сильно, а то ты кажешься полным ослом. Нельзя думать о себе, что ты НЕЧТО, а надо думать, что ты НИЧТО.
— Почему так? — серьезно спросил Влад. Он, кажется, даже не обиделся на «осла».
- Знаешь основной закон большого бизнеса? Главное — правильно подбирать людей. Если человек приносит компании сто монет, а себя оценивает в двести — с ним каши не сваришь. Он будет только вонять и качать права. Но вот если он приносит двести, а себя оценивает в сто — с ним уже можно работать.
- Это называется эксплуатация... — строго заметил Влад‚ — А если стоит сто и оценивает себя в сто?
- То это человек на мелкую должность. Легко заменяемый. Сегодня он работает на тебя, завтра уйдет в другое место, Где условия чуть получше — и будет, конечно , прав. Если же человек действительно хочет двигаться и расти — в ШНыре ли, у меня ли в форте, — он должен оценивать себя в пятьдесят монет, получать сто монет, приносить выгоду в сто пятьдесят, а любить свою работу на двести
Дмитрий Емец "Шныр"
Еще недавно я считал, что моя главная жизнь (за вычетом не важных и не значимых событий, вроде еды, сна, покупок и т.д.) — это то, что я пишу. А теперь сомневаюсь в этом, теперь думаю, что, может, совсем не это главное, а то, что я иду по книге Господа Бога, которую пишет Он. Книге не конечной, но живой и вечно дописываемой, где одномоментно разворачиваются тысячи отдельных историй и развиваются миллионы характеров, каждый из которых имеет свою собственную, независимую волю. Всякая улыбка случайного прохожего, всякое его действие, движение, вздох, даже каждая ягода, цветок, сухая ветка —все это что-нибудь да значит. Все это точки, детали или хотя бы штрихи из этой книги, значения которых я пока не понимаю. Не означает ли это, что мне надо жаднее всматриваться в жизнь? Не придумывать, а брать то, что уже придумано Богом? Его детали ярки и правдивы. В каждом его листике больше реальности, прочности бытия, чем в любом моем вымысле.
Писатель Воинов
Дмитрий Емец "Шныр"
Эту скамейку Макс с Афанасием осенью свистнули из парка игольного завода в Копытово. Кавалерия назвала это мародерством и велела скамейку немедленно вернуть, однако Кузепыч неожиданно принял сторону скамейкоумыкателей. Мол, в Копытово, елки страшные, ее все равно раскапустят, а если нет, то бомжи зимой сожгут на топливо, а если не бомжи, то дачники покусятся. Дачники — они, якорный пень, хуже бомжей. Имеют транспорт и потому тырят даже то, о чем бомжи и мечтать не могут. Один дачник стырил даже памятник поэту Есенину и, засунув его на участок в шесть соток, любовался на него вместе с женой. Когда же явилась полиция, заявил, что Есенина ему подбросили через забор соседи. В общем, обычно немногословный Кузепыч развел такую революцию, что Кавалерия не нашлась что возразить и скамейку пока оставили в ШНыре для охраны ее от дачников.
Дмитрий Емец "Шныр"