И тут Пётр окончательно пробил днище. Он уставился на меня, поднял палец и назидательно сказал:
- Так и забрала бы с собой пацана! Сама же с ним носилась, как с писаной торбой, приучала к себе. А теперь он и сам страдает, и мне по мозгам ездит. Одно сплошное расстройство на выходе.
Меня просто оглушило. Сколько же надо выпить, чтобы такое заявить! Что он вообще о себе думает? Но прежде чем я раскрыла рот в праведном гневе, меня внезапно опередил Никита. Парня, похоже, уже реально потряхивало от того, что он увидел и услышал на детской площадке возле моего офиса.
- Да ты вообще мужик, или пародия на человека?! Ты Веронике должен в ноги поклониться за всё то, что она для вас делала! Для тебя, твоего сына и твоей матери! Тебе несказанно повезло, ты счастливый лотерейный билетик урвал, когда с ней познакомился! Только просрал удачу по собственной глупости и скудомыслию! Хочешь виноватого найти? Что сидишь без бабы, работы, а твой родной сын тебя за дурака держит? Так подходи к любому зеркалу и плюй в него! Не ошибешься!
- А вот сейчас было обидно! – Пётр собрал остатки достоинства, приосанился и насколько мог изобразил из себя английского лорда в изгнании. – Я ж не отброс какой. Все при мне. И руки откуда надо растут, и пацан справный получился. Хата, опять же, в наличии. А что не везет – так бывает!
- Руки откуда надо?! Так значит поэтому Вероника сама меняла в доме лампочки и ремонтировала сантехнику? Пацан справный? Скажи своей бывшей жене спасибо, это её заслуга, а не твоя. Хата в наличии? А она не твоя, а матери твоей. Опять к чужим заслугам примазываешься. А сам-то ты кто будешь, Петя? Приживалка в собственном дому? Даже работу найти не в состоянии, потому что бухаешь по-черному! Да тебе ничего не интересно, кроме как пожрать, девку чужую в кровати повалять, да на мамины денежки пожить красиво! Сын тебе только как ширма! Вроде как галочку поставил. Дерево не посадил, дом не построил. Так что ступай отсюда, пока я себя еще в руках держу. А то, не ровен час, осерчаю настолько, что не откажу себе в удовольствии изобразить из тебя омлет!
Я ожидала чего угодно, только не того, что произошло. Петр открыл и закрыл рот, как рыба, выброшенная на мелководье, повернулся к нам спиной и зарыдал. А потом, размазывая по лицу сопли, бросился прочь, оглашая улицу громогласными всхлипами. Станиславский отдыхает!
Меня после такого перформанса впору было брать за шиворот, аккуратно сажать к ближайшей стеночке и обмахивать газеткой. Я была безумно рада, что обошлось без драки, вернее сказать, с учетом Никитиной подготовки, без избиения младенцев, но все-таки такой исход я предугадать не могла даже в тяжелом бреду. Нет, в раскаяние и прозрение Петеньки я не верила от слова «совсем». Но такая буря эмоций в его исполнении меня подкосила. Особенно противно было на душе от того, что я когда-то не смогла разглядеть, какое же он ничтожество. Принимала его ухаживания. Целовалась с ним. И даже больше… А он! Как мне теперь отмыться от этого всего? И как оправдаться в глазах Никиты за то, что позволила себе иметь что-то общее с таким человеком, как Петр? Мне физически хотелось взять какую-нибудь щетку, мочалку пожестче или вовсе пемзу, и стереть на себе всю кожу, к которой он когда-то прикасался. Он осквернил и опозорил меня. И я не знаю, что с этим делать. Нет. Никуда я не поеду, ни на какой юг. Я просто физически не смогу смотреть в лицо моим друзьям после такого. Я сама виновата в этой ситуации. Как говорит Белка в подобных случаях – сама себе Злобный Буратино. Ну и наплевать. Ничего. Справлюсь как-нибудь. Я сильная, черт меня дери!
Обнаружила я себя уже на пассажирском сиденье старого вместительного внедорожника, куда усадил меня Никита. Судя по адресу, забитому им в навигаторе, он вез меня домой. В смысле, в мою студию. Никита молчал, и я была ему за это безмерно благодарна. Буквально хоть одно слово сочувствия, и меня разорвет на части, и начнется истерика такой силы, последствия которой лучше не представлять.
Если я не улыбаюсь. Часть 39