Вконтакте в графе «Родной город» я пишу «за 101-м километром». «Сто первый километр» — неофициальный термин, обозначающий способ ограничения в правах, применявшийся в СССР к отдельным категориям граждан. Им запрещалось селиться в пределах 100-километровой зоны вокруг Москвы, Ленинграда, других крупных городов. На самом деле мой родной город находится от Москы еще дальше – на расстоянии 240 км. Словосочетание «101 километр» стало для меня символом ограничения доступа к возможностям, которые даны коренным жителям крупных городов по праву рождения. Прежде всего – доступ к культуре, образованию в сфере искусства и культурному наследию. В маленьких городах лет 12 назад с людьми искусства и интеллектуалами было очень туго. С одноклассниками (хотя я училась в лучшей гимназии города) были крайне напряженные отношения (такие, что я до сих пор прячу место рождения и учебы, только чтобы они меня не увидели), лучшие подруги уехали в столицы сразу после школы.
Я с детства рисую. Быть художником – основное содержание моей жизни. В 10-12 лет я рисовала иллюстрации к сказкам, натюрморты и пейзажи с натуры. Мне хотелось показать красоту. А лет в 16 мне захотелось показать уже не красоту, а ее отсутствие, ущербность бытия, оставленность культурой и прогрессом. Я стала рисовать заброшки, полуразрушенные дома. После 9 класса я не смогла готовиться к поступлению в художественный вуз Москвы или Питера, т.к. в моем городе не было репетиторов и учителей, способных научить рисовать обнаженную модель и портрет (а уж тем более готовить к творческим испытаниям по композиции в вуз). Ближайшие города, где такие люди были – Тула (до неё 70 км) и Рязань (до неё 150 км). Обучение академическому рисованию базируется именно на личном присутствии и работе в студии. Сейчас много лекций и мастер-классов на ютюбе, есть группы студентов и выпускников вузов в соцсетях, а 10 лет назад интернет еще не был так развит. Учителя в ДХШ, видя моё рвение, даже не рассказывали, что есть МАХЛ, куда берут в 7-й и 8-й класс, как в школу (а оттуда в вуз). Их единственный совет – поступить в училище.
Я поступила в Рязань и 5 лет там училась. По окончании я поступила в Строгановку. Мне было 20 лет и это, поверьте, многовато для первого семестра первого курса в Строгановке. Я училась 24/7, из-за гигантского объема заданий возможности где-то бывать и что-то смотреть практически не было (хотя в таком возрасте уже надо бы искать работу). На втором курсе я начала очень активно ходить по музеям, гулять по центру, ездить в красивые усадьбы, наслаждаться жизнью в большом городе и теми возможностями, который он дает. Оказалось, что в современном искусстве не хватает чего-то искреннего, живого – я приходила на выставки, общалась с художниками и не понимала, зачем они это делают и о чем это, потому стала заниматься анализом произведений искусства и кураторством.
Ты – это те люди, которых ты встретил и та визуальная культура, которая тебя окружает. Конечно, мы все выросли бы другими людьми, если бы с рождения каждый день смотрели на Собор Святого Марка.
Если центр моего родного города еще можно с натяжкой назвать красивым (там есть «сталинки», ротонда, скверы), то мой район – это хрущевки и гаражи. Но мне хотелось показать, как сложно устроена жизнь здесь, в провинции. Например, в 2018-м я нарисовала графический свиток длиной 3 метра, где изобразила все станции, на которых останавливается московская электричка, на которой я добираюсь от Курского вокзала с пересадкой на рейсовый автобус в Туле и все станции и постройки, которые проезжает автобус за 2,5 часа. А в 2019-м – трехметровый свиток с 12-тью гаражами и историями их владельцев.
Мне интересна эстетика распада, исчезающее бытие. Я исследую тему сотого километра как отдалённости от культурных центров. Подхожу к ней по-разному. Сначала мне казалось, что российское захолустье – это какая-то ущербность бытия, но это такая территория, не предназначенная для полноценной жизни, а люди там все равно живут. На персональной выставке «101й километр» в Галерее XXI века я показала тему с разных сторон – ведь за «101 километром» можно оказаться, даже живя в своей родной Москве. Я знакома с одним таким человеком – его московская квартира завалена хламом, от которого он не может и не хочет избавиться. Вещи из средств для жизни превратились в самоценные объекты, заполняющее всё пространство так, что не остаётся места для жизни.
В искусстве очень важно чувство сопричастности. Какое количество людей видело в детстве гаражи из окна хрущевки и является носителем такого же опыта, как мой, а какой процент населения России с рождения ежедневно смотрит на мир глазами жителя Садового кольца? Соотношение явно не равное. Конечно в пределах Садового сегодня живут все те же выходцы из провинции. Когда ты чего-то добился сам – это ценишь, это другое на вкус. Коренные москвичи в большинстве своём не склонны напрягаться. У них есть жильё, которое можно сдать, если съехать на дачу и масса бонусов, положенных по праву прописки, потому их вполне устраивает какой-то минимальный доход.
Я понимаю, что художнику, который рисует красивые картинки для интерьеров гораздо проще. «Это остросоциальная живопись. Для фестивалей. Такое не продашь. Зачем ты это рисуешь?» – говорят коллекционеры и художники про мои работы. Я отдаю себе отчет, что в России не заработаешь, рисуя то, что ты хочешь. Но я никогда и не планировала этим зарабатывать. Я живу за счет стипендии, репетиторства, кураторства, чтения лекций, написания статей. Не считаю зазорным попросить поклонников моего творчества о поддержке – купить мне кисти и краски. Они часто мне донатят. Противно, когда современные художники постоянно пытаются продать свое искусство и изо дня в день пишут в своих соцсетях: купите мои картины!
Многие до сих пор считают, что мы живем в пространстве, где есть некие «общие культурные ценности». Каждый давно уже сам себе куратор, сам себе художник, сам себе зритель, сам себе покупатель, сам себе галерист и сам себе арт-критик.