Представим, что перед нами так называемая башня молчания Павлова. Бурое кирпичное здание наглухо закрыто от внешнего мира слоями строительных материалов. Вход любым звукам с городских улиц сюда закрыт. Размещённые в её пусто обставленных комнатах испытуемые, собаки разных пород и возрастов, охраняются, берегутся от внешних раздражителей не по прихоти сумасбродного физиолога-живодёра, но по необходимости соблюдения принципов изоляции и адекватности раздражения. Без изоляции троянские кони посторонних шумов проберутся в структуры мозга животных и разворотят гармонические здания условных рефлексов, которые Павлов с рвением естествоиспытателя у них воспитывает.
Но вопреки возникшим в нашей фантазии образам — собака в станке, слюнные железы и вкусный корм, лампочка в металлической решётке — мы видим иную, совсем отличную от представлений обывателя картину.
Вдохните глубже — саспенс: по лицу испытателя, хозяйски склонившегося над подопытным животным, струится пот вызревающего напряжения. Капелька кровавого кетчупа аккуратным пулевым ранением засохла на лацкане его белого халата — факт, по сути, излишний, но показывающий, что исследователи тоже питаются и тоже люди. В бесшумном мраке экспериментальной камеры слышен жуткий электрический треск. Испуганные глаза животного, мечущегося в ржавом станке, в последний путь провожают электричеством нагретый до красна стержень. Как ранящий клинок, он опускается на собачью кожу, где-то в область бедра, вороша по телу прилипшие угольки выгоревшей шерсти.
Ожидания, охватившие читателя, предсказуемы: собака, при всём уважении к её болевому порогу, следуя всем вложенным в неё биологическим программам, обязана разразиться животным, инстинктивно-болевым воплем — ведь другой реакции на садистское прижигание последовать не может, говорит нам природа. Этого текста не было бы, произойди всё ровно так.
На самом деле в ответ на прижигание выдрессированное животное демонстрирует типично пищевую реакцию, как если бы ей предложили кусочек лакомства. "Теперь я понимаю радость мучеников, с которой они всходили на костёр" — изрёк один известный физиолог, став свидетелем такого "извращения инстинкта". Что же произошло?
В высокоорганизованном живом существе, таком, как собака или человек, содержатся программы действий, которые даны ему с рождения и считаются жёстко закрепленными в его поведении, слабо затухающими со временем и повторяющимися с выверенным природой единообразием. Эти программы зовутся инстинктами и возникают, к примеру, в ответ на столкновение отдельной особи с общими для всего вида ситуациями, которые подкидывает ему окружающая среда (например, болевой инстинкт). Таким образом, инстинкты есть видовая память, и их главные характеристики — незыблемость и неизменность как необходимости выживания, закреплённые в организме генетически. До Павлова с его экспериментами по прижиганию считалось, что преодолеть инстинкт, хотя бы исказить программу его действия, невозможно, потому что видовой опыт имеет важное эволюционное значение и его изменение в организмах отдельных особей ни к чему хорошему с точки зрения эволюции не приведёт (что плохо для вида, то плохо для отдельного представителя). Как недоступны для рядового пользователя Windows отдельные функции, вложенные в неё разработчиком для целей отладки, которые всё же скрыто и в фоновом режиме продолжают действовать в обход контролю, также недоступными считались настройки инстинктивного поведения развёртывающей это поведение особью.
Опыт с прижиганием показал несостоятельность попыток объяснить человеческую природу, её инстинктивную сферу, как фундаментально неизменяемую, непреодолимую внешними обстоятельствами, средой. Чисто инстинктивная реакция боли в эксперименте связалась с пищевой, извратив сами основы назначения болевого избегания. Организм под влиянием экспериментатора перестроил свои глубоко укоренённые внутри психики программы действий, которые, по логике эволюции, отвечают за сохранение самого важного, что есть у нас — жизни. Можно ли на основании этих экспериментов говорить о том, что наша психика пластична, открыта для культурных прорывов, то есть таких изменений, которые связаны с уходом от инстинкта, его тотальным контролем, и приближением к духовному росту и развитию себя через культуру? Для меня вопрос остаётся открытым, но наличие такого эксперимента как бы прокладывает тропы в сторону очевидного.