Одним пронзительно ясным июльским днем для меня все изменилось навсегда. Время качнуло своей серебристо - седой головой, мои семнадцать беззаботных лет последний раз обернулись, виновато пожали плечами и канули в пропасть, название которому — безвозвратное прошлое. Мир внезапно потерял краски, радость и очарование.
У меня тяжело заболела мама.
Не то, чтобы я никогда не сталкивалась с горем, болезнями и смертями. Но все это никогда не касалось меня напрямую, а сердце в моей груди билось в такт с безрассудной юностью и не верило по-настоящему не в горе, не в смерть.
— Сколько осталось? — спросила я выходящего из избы доктора.
Он опустил глаза, вздохнул и, помедлив, все-таки честно ответил:
— Думаю, не больше двух недель.
Сердце стремительно упало вниз и прерывисто заколыхалось где-то на уровне пяток. Только не она! Моя мама не может умереть!
Я старалась проводить с ней больше времени, но было слишком тяжело улыбаться через силу, сдерживать рвущиеся наружу слезы. Подруги неожиданно оказались для меня пустыми, их интересы — жалкими, они приходили с сочувствием на лице, но все с той же радостно пульсирующей юностью внутри, которую нельзя было скрыть, и меня начинало подташнивать. Они не знали, что сказать, я понемногу закрывалась от общения — и ожидаемо оказалась одна.
Вскоре после этого произошло наше знакомство.
Я и раньше знала нелюдимую ведьму Дивинату — мою ровесницу. Она жила на отшибе, в самом конце села, в доме, выходящем окнами на кладбище. Самые бесстрашные бегали к ней за гаданиями, приворотами, зельями от хворей, и неизвестно еще зачем. Но мы с подругами относились к ней как к тарантулу. И уважительно, и страшно, и немного гадко. Помню, лет в шесть моя близкая подруга сказала, что в семье Дивинаты взрослые едят детей. Тогда я перестала бегать на тот конец села и избегала его очень долго. Повзрослев, я, конечно, поняла, что это не правда, но желания пообщаться поближе с ведьмой у меня никогда не возникало.
Тем вечером я шла, задумавшись, и самостоятельно бредущие ноги принесли меня к дому Дивинаты. Подняв глаза, я обнаружила себя стоящей у ее плетня и невидяще пялившейся на находящуюся за ним ведьму. Миндалевидные голубые глаза с внимательным интересом рассматривали меня в ответ. Одной рукой девушка опиралась на огромную старую метлу, другой чесала за ушком рыжую кошку, сидевшую на плетне. Странно, что у черноволосой Дивинаты такие ясно голубые, а не карие глаза, — почему-то подумала я.
Уходить было поздно и невежливо, бояться в моем состоянии не получалось, молчать — неловко. Потому я невпопад брякнула первое, что пришло в голову:
— Привет! Ты полетать вышла?
Дивината наклонила голову набок, красиво изогнула бровь и ответила:
— Да! Хочешь со мной?
— Хочу, — мне стало интересно, а страха я по-прежнему не ощущала.
— Тогда садись за мной, — Дивината отпустила кошку, легко оседлала метлу стройными ножками в обтягивающих брючках.
Я зашла в калитку и "присела" на метлу сзади нее, неуверенно положив руки ведьме на талию. Опыта полетов на метле я не имела, а потому не знала, что делать дальше. Молчать, замерев на метле в неудобной скрюченной позе, мне нравилось все меньше. Ногу пронзило судорогой. Что же стоим-то? Спрашивать было неудобно, ведьма сидела расслабленно, кажется, у нее ничего не затекало и не сводило. Может, настраивается она, "мотор заводит". Я потерпела еще немного, но второй волны судорог не выдержала.
— Мы не полетим? Какие-то проблемы? — наконец выдавила я из себя.
— Да, — почему-то приглушенно прошептала моя соседка по метле, — Есть проблема. Я не умею летать на метле, вышла дорожки подмести. Ну ты спросила, дай, думаю, попробую — вдруг получится, я же ведьма все-таки, — объяснила она и наконец-то захохотала, уже больше не сдерживая себя.
Так звонко, громко, заразительно, что я не заметила, как тоже присоединилась к ее смеху. Вся моя боль, все напряжение этих дней, ожидание ужасного неизбежного — все вылилось в этом порыве. Я уже не знала — рыдаю я или смеюсь. Вернувшись домой я впервые за долгое время почувствовала облегчение и с уверенной улыбкой на губах зашла в комнату к маме.
Следующим вечером я уже целенаправленно пришла на край села. У плетня никого не было, даже кошки, изба мрачно темнела окнами. Кто-то дотронулся до моего плеча, я с визгом обернулась.
— Что-то ты нервная какая-то, — улыбнулась мне незаметно подошедшая ведьма, — пойдем в избу, кофе угощу.
Так завязалась наша нехитрая дружба. В это нелегкое для меня время я общалась только с мамой и неожиданно обретенной подругой. С ней мы болтали обо всем на свете целыми вечерами, но не касались ни рода ее занятий, ни болезни моей мамы. Пока однажды вечером в дверь не постучали.
В избу неуверенно проскользнула моя лучшая, нет, моя бывшая подруга. Увидев меня, раскованно ставящую турку с кофе прямо на тлеющие в очаге угли, она смутилась и пролепетала:
— Привет, как чувствует себя твоя мама?
Когда она ушла, договорившись о встрече с Дивинатой на завтра, ведьма подняла на меня тяжелый взгляд. Совершенно необъяснимо для меня глаза ее потемнели, они стали даже не карими, а почти черными:
— Ты за этим влезла ко мне в доверие? Чтобы вылечить маму? Люди приходят ко мне с бедами, обещая мне все золото мира, а потом проходят на улице мимо, словно не узнавая и отводя глаза. Но ты... ты! Почему не сказала прямо, что тебе нужно?
Я онемела. Все было совершенно не так! Но она все равно не стала бы меня слушать. Хлопнула калитка, и непонятным образом, я оказалась уже не у огня очага, а на улице, судорожно сжимая в руках раскаленную турку.
Проснувшись утром, я увидела пузырек с зельем, стоящем на подоконнике закрытого на ночь ставнями окна.
На следующий день маме стало легче.
Продолжение | | Карта канала | Телеграм | ЯМ | ВК
Копирование без указания автора и ССЫЛКИ на канал запрещено. Получено свидетельство о публикации.
Автор Есипова Оксана