Талантлив. Умен. Интеллигентен. Красив, наконец. Любил хорошую одежду, дорогой табак, прекрасных женщин. Говорил: моя профессия – любить. Главное – любовь к жизни, сыну, жене, внукам, друзьям, зрителям, театру...
В кинотеатры ходили «на Янковского». В Ленком – «на Янковского». Влюбленные поклонницы раскупали в киосках фотографии. При этом он был строг к себе. И не конфликтен, но не в общепринятом смысле, когда подразумевается, что человек боится вступать в спор. Нет, просто мнения своего не навязывал, если с чем-то не был согласен, молча пожимал плечами. В нем напрочь отсутствовало высокомерие. Он был внимателен и доброжелателен.
«Панорама ТВ» составила небольшую подборку из интервью разных лет.
ПРО СУДЬБУ
Я часто прогуливал школу – вместо уроков шел в кино. «Чапаева» смотрел не помню сколько раз. Но я не собирался быть артистом. Меня больше футбол интересовал. Учился я плохо, на одной из тренировок оборачиваюсь – стоит брат. Получил от него в лоб, и на этом моя футбольная карьера закончилась... Думаю, здесь не обошлось без каких-то высших сил, потому что футбол, останься я в нем, вряд ли выиграл бы, а театр и кино... Правда, не мне судить...
Я не боец. Может, это мне и мешает. С моими возможностями – именем, имиджем – можно, наверное, добиться многого. Но я избалован в этом смысле судьбой, которая за меня решала многие вопросы. Олег, хочешь Гамлета? Пожалуйста. Хочешь у Тарковского сниматься? Пожалуйста! Баловень судьбы? Не знаю... Баловень – временное дело. Мне же судьба благоволит достаточно долго, и я стучу по дереву. Она меня ведет. Если что-то не складывалось – значит, и не надо было изначально. Никогда не мечтал ни о какой роли. Что толку мечтать-то? Нет, изначально нас ведут по жизни, и надо это чувствовать. А уж тем более в актерской профессии, она же... от Господа Бога, наверное?
ПРО УСПЕХ
Немыслимо объяснить, что это такое – получить бешеную популярность, а потом в одночасье ее лишиться. Это трагедия, которую не переживает ни один самый знаменитый ученый, журналист, писатель, режиссер. И актеру обязательно надо готовить себя к тому, что однажды все это закончится.
Я знал неоднократного чемпиона мира, хоккеиста – спившегося мясника. Его держали на работе из уважения, и даже топор не доверяли, по-моему, чтобы он не зарубил кого-нибудь. У нас умели ломать людей. И не только в спорте. У нас не было института звезд. В нас не вкладывали, и мы прорастали, как растения через асфальт. Лучшие западные актеры в итоге становятся бриллиантами. Русские же таланты так и остаются необработанными алмазами.
ПРО ПРОФЕССИЮ
Вообще-то артист – профессия для масс. Приятно, когда ты появляешься в интеллектуальном фильме. Но Евгений Павлович ЛЕОНОВ не сыграл ни Гамлета, ни короля Лира, играл алкашей и разных чудаков, а был любимцем народа и определял уровень духовности.
Народных много, но один почему-то парит над нами, а другой просто хороший актер. Порой наступает момент, когда выходишь на сцену и думаешь: что же ты при огромном стечении народа валяешь дурака? Бывает и другое: вдруг такая тишина в зрительном зале. Видишь: сидит умудренный опытом интеллектуал, который плачет вместе с тобой. И понимаешь, какая у тебя замечательная профессия. Как странно – иногда стыдно за нее, иногда, напротив, она кажется прекрасной...
ПРО ГОРДОСТЬ
Роли – это нечто вроде кирпичиков в здании, которое строит актер и оставляет после себя. Но вот увидеть это здание со стороны при жизни вряд ли удастся...
В 1983-м я по-настоящему захлебнулся от счастья: снимался в Италии у самого Тарковского в «Ностальгии»! Существовать в его стилистике было очень сложно. Кадр, которым я горжусь, – это чистая импровизация: я имею в виду проход со свечой. С радостью вспоминаю Марка Захарова в кино – в театре он совершенно другой: счастливые картины «Обыкновенное чудо», «Мюнхгаузен». Прекрасный режиссер Швейцер, с которым я сделал, возможно, свою лучшую работу – «Крейцерову сонату».
Иногда случайно натыкаюсь по телевизору на фильм со своим участием... Когда вижу «Служили два товарища» – душа кровью обливается. Вот уж воистину – «над вымыслом слезами обольюсь». И когда пересматриваю «Полеты во сне и наяву», тоже комок в горле: щемяще люблю Макарова, хотя не хотел бы разделить его судьбу. Он ведь сломанный человек.
...Отказался от роли Воланда у Бортко. Считаю, что дьявола, как и Господа Бога, играть нельзя. А от Сталина отказался, потому что нельзя артисту играть человека, не сострадая ему...
ПРО СТЫД
Я воздерживаюсь от появления в «тянучках», где может быть сорок, восемьдесят, сто двадцать серий. Другое дело – художественные телефильмы, поставленные по большим романам серьезными режиссерами: «Идиот», «Бесы», «Доктор Живаго», «Анна Каренина». Они дают толчок к чтению.
Конечно, если появляется сериал в сто серий и в каждой некто играет «кушать подано», то у него хорошие шансы стать самым популярным артистом. Но ведь «самый популярный артист» и «самый лучший артист» – не всегда одно и то же. Раньше я до дури много снимался, чего не нужно было делать. Шесть картин в год – это ненормально. Но у артиста всегда есть страх: если он сейчас не снимется, завтра его просто забудут. Эта фобия привела к тому, что у меня есть ряд фильмов, за которые мне стыдно, которые не хочется вспоминать. Правильно говорила Раневская: «Деньги проешь, а стыд останется». Сейчас, к счастью, участие в картинах прилично оплачивается, так что можно позволить себе выбирать.
ПРО ПОКЛОННИЦ
В первые годы я их боялся. От любви до ненависти – сами знаете, один шаг. Плеснет что-нибудь в лицо с криком: «Не доставайся же ты никому!» – тут не убережешься. Был же случай, когда какой-то сумасшедший вообразил, будто Ирина Алферова – его жена, и встретил Абдулова с топориком. Меня от таких эксцессов Бог уберег, хотя домой звонили, жене гадости говорили, в подъезде ночевали. Неприятно. Даже в милицию приходилось обращаться.
Письма писали, в номера в гостиницах ломились, секс-символом называли, теперь-то, слава богу, перекинулись на тех, кто помоложе. На гастролях выйти было невозможно, машину поднимали, не давали отъехать. Особенно после фильма «Мой ласковый и нежный зверь». На этом многие артисты ломались. У меня как-то ума хватило устоять. Спас внутренний стержень, воспитание. Вообще, нормального артиста это не должно сбивать с толку. И потом, все это так быстро забывается. Искушение? Так ведь для этого не надо быть знаменитым, тем более сейчас. Все заменяют деньги. У богатых мужчин нет проблем с молодыми девушками.
ПРО ПОЛИТИКУ
На съемках «Цареубийцы» (Янковский сыграл Николая II. – Ред.) мы старались с Кареном Шахназаровым сделать все очень точно. Разные ситуации приходилось играть, но когда нас спустили по этим лесенкам, когда вся семья встала, пиротехники заложили маленькую взрывчатку под костюмы... Даже сердце защемило, физически стало не по себе – это все пленка зафиксировала...
Вообще-то, когда Ленин был маленьким, он дружил с моей бабушкой. А ей отец из-за границы привез куклу с закрывающимися глазками. И вот Володенька все хотел выковырять глазки, чтобы выяснить, почему они закрываются. Бабушка, уже будучи очень старой, осторожно так об этом рассказала. Когда мы уже совсем взрослые стали, мама призналась, боясь всего и вся, что у нас от дедушки есть какие-то сбережения в швейцарском банке. К большому сожалению, за долги эти вклады исчезли, так что не разбогатели... В доме, правда, осторожно говорились некоторые «крамольные» вещи. Отец был другом Тухачевского, за это и погорел. У меня в памяти остался его арест – это было на моих глазах.
Ностальгии по прошлому у меня нет. Всякий раз по возвращении из-за границы у меня жуткая депрессия была. Когда въезжаешь в темную Москву, грязную, с пустыми магазинами, какая ностальгия? Обида была: почему у нас так все нелепо и скудно? Жаль лишь общей нашей советской культуры. Это была уникальная культура. И я думаю, мы еще будем очень страдать от того, что это утрачено.
Меня часто соблазняли политикой. Предлагали в свое время кресло министра культуры. Но я считаю, каждый должен заниматься своим делом. Как показал опыт, от людей из культуры в политике толку мало.
ПРО ВНУКОВ
Я плохой воспитатель. Но я безумно люблю внуков. И свободное время пытаюсь отдать им. Это совершенно другие люди. Они более информированы, хотя и более поверхностны: зачем читать «Войну и мир», когда в Интернете есть краткое содержание? Вот я не владею компьютером, не знаю, с какой стороны подойти к нему. Да и в телефоне не всегда могу разобраться. Внук смеется надо мной. И внучка. Мы в этом смысле кажемся им дикими людьми, но зато в душе чище. У них глаза другие, в них детскость стерта. Они уже взрослые изначально.
ПРО НАС
Русскому человеку нельзя успокаиваться. Иначе он сразу на печку и давай мечтать о скатерти-самобранке, ковре-самолете и царевне Грезе. Это у них там даже гномы хлопочут, а у нас богатырь Илья Муромец на печи лежит.
Мы не умеем созидать. Вместо того чтобы радоваться, например, новому красивому зданию, русский человек начинает скрежетать зубами: «Вот деньжищ-то угрохали, сволочи!» Черная зависть к богатым людям в нас заложена генетически. Конечно, к ним сегодня много претензий, но принципиальное отношение к ним в стране всегда было одинаковым. Россия резко перешла от рабства к мнимым свободам. Мы гадим там же, где живем. В подъездах – грязь, в лифтах – моча. Наверное, такое отношение формирует наше крепостное мышление.
Читайте также:
Юрий КОЛОКОЛЬНИКОВ: Под пальмами можно и загорать, и работать
Семен СТРУГАЧЕВ: Честный, влюбленный
ЁЛКА: А там еще немного – и весна
Максим ЛАГАШКИН: О комедии «Любовницы»
Еще больше интервью со звездами на Панорама ТВ.
Подписывайтесь и оставайтесь с нами!