Почти стемнело. Небо облачилось в густо лиловый саван, рассыпав по подолу бриллианты звезд. Подул прохладный ветерок. Гану подбросила в огонь еще несколько сухих веток. Пламя жадно слизало их, одобрительно пританцовывая и потрескивая. Тихий шепот пузырьков в котле перерос в оголтелый гвалт — женщина с седыми косами достала деревянную лопатку и немного помешала варево.
— Большая Гану, а умирать страшно? — Мактук пристально посмотрел на старуху и принялся счищать кожицу с маниоки.
— Кому-то и страшно, — не глядя на мальчика выдохнула старуха и подкинула в похлебку кусочки белесых клубней.
— Но почему? — Мактук подал женщине остатки очищенной маниоки. — Ведь ты говорила, что мы возвращаемся к Нему. Разве можно желать большей радости?
— Не каждый готов вспомнить об этом в момент смерти. Обычно люди думают, как мало успели сделать за свою короткую жизнь или что больше не увидят тех, кого любят. И им становится страшно.
— А это больно? Ну… уходить? — мальчик подцепил палкой уголек с края костровища и принялся что-то рисовать на земле. Один круг, второй. А потом разом это все расковырял и разметал рисунок палкой.
Гану наконец подняла на него большие синие глаза.
— Если в человеке сильный дух, ему не больно.
Мактук провёл по щекам черными пальцами и оскалился, точно бенгальский тигр.
— Большая Гану, а во мне какой дух?
На лице Гану не дрогнул ни один мускул. Она молча протянула мальчику миску с похлебкой и сама принялась за еду.
Покончив с ужином, Мактук устроился на циновке перед Гану и провалился в сон.
Женщина запустила узловатые пальцы в его густые длинные волосы, закрыла глаза и увидела небо с двумя солнцами.
— Ты бесстрашный, Мактук. Это-то меня и пугает...
***
Стены камеры дышали серой сыростью и липким холодом. Клара Стросс смотрела на небо, исполосованное железными прутьями. Кожа на губах потрескалась, нестерпимо хотелось пить.
«Сколько нас еще будут здесь держать?»
— Это уже неважно, — донеслось с соседней койки.
«Я что говорю вслух?»
— Да пойми ты, это конец, Клара! — мужчина с сальными волосами резко развернулся от стены и уставился на Клару серыми стеклянными глазами. — Никто за тобой не придет! Все, не будет никакого шерше для фам. О тебе забыли, так же, как и обо мне.
— Доктор Мэйерс?
— А ты думала, куда отправили того, кто всеми силами боролся против этой твоей никчемной антиастероидной программы?
— Я хотя бы сделала попытку отвести его от Земли!
— Но прокололась в расчетах, да? Совсем как твой папаша!
— Никто не мог предугадать, что высвободившейся энергии будет недостаточно, чтобы сдвинуть траекторию ААП2.
— Теперь уже неважно. Избранные уже усаживаются поудобнее в Spase2130 и скоро отчалят на Титаниум.
— Space2130 — лучшая имитация спасательного корабля на случай глобальной катастрофы. Разработка моего отца и мен… Но ведь мы делали только образец. На десять тысяч человек…
— Это твоя работа — имитация! Гейбл Стросс работал на избранных и строил настоящий корабль. Продажная шкура, предал свою собственную дочь!
Клара обхватила руками коленки и замотала головой.
— Замолчите! — ее голос дрожал.
— Вы все расходный материал для избранных, которые готовили себе запасной вариант.
— Но они не смогут просто так улететь?
— Конечно, не смогут. Эти сволочные верхушки прежде перегрызут друг другу глотки за места в корабле. И в итоге все останутся здесь, встречать неминуемую смерть за общим столом.
— Да, замолчите вы!
— Осталось немного времени, Клара, и мы все станем звездной пылью, золотым углеродом, которому миллиарды лет.
«Господи, я не хочу умирать!»
— Откройте дверь! — Клара остервенело замолотила кулаками в глухую жесть.
***
— Мама, мама! Что это за огненное солнце на небе? — малышка Софи прильнула к окошку, за которым струился жизнью прекрасный летний полдень.
— Сейчас посмотрю, — Ханна сняла перчатки для мытья посуды, одернула занавеску и еле успела зажать рот, чтобы не закричать.
— Мамочка! Смотри, а это яркое солнышко и по телевизору теперь показывают.
— Да, да, малышка! Давай не будем смотреть, чтобы не обжечь глазки, — Ханна дрожащими руками нажала кнопку пульта и схватила телефон. Связи не было. Даниэль был на работе.
— Мама, мы так рано пойдем спать? — спросила малышка, когда Хана повела ее вверх по лестнице в спальню.
— Нет, мы только полежим и подождем папу, — Хану невыносимо мутило, но она старалась говорить бодрее.
— Давай я возьму мишку! — Софи забралась на кровать и укрыла одеялом старого друга в розовом шелковом комбинезоне без одной пуговицы.
— Хорошо, милая, — женщина легла рядом с дочкой и прижала ее, уткнувшись мокрым лицом в мелкие золотистые кудряшки. — Обними мишку покрепче и пусть хорошенечко тебя охраняет.
"Pater Noster, qui es in caelis, sanctificetur nomen tuum, adveniat regnum tuum, fiat voluntas tua, sicut in caelo et in terra…"
***
Таймер отсчитывал последние минуты до столкновения. В командном центре все стихло. Прекратились крики, плач, метания. Все таращились в монитор, в котором огромная красная глыба постепенно приближалась с маленькому голубому шарику.
Макс посмотрел на лейтенанта Джил. По ее нежной бархатной щеке катилась слеза, оставляя за собой тонкую блестящую полоску. Рот — искаженный ужасом полумесяц.
Таймер. Желтые горящие цифры забирали внутренний огонь, чтобы обдать внешним.
Разве можно к такому подготовиться? Неумолимо, всецело, всепоглощающе.
Лишь бы не было больно.
Пять, четыре, три, два, один…
***
— Скажи, что ты помнишь, Мактук?
— Боль длилась несколько секунд. А потом все. Я растворился в нем, и стал им одновременно. Он есть все. И мы, это Он. И нет большей радости, чем вернуться домой через миллиарды лет.