Дальше будет восемь лет «голодного» чтения и поглощения всего напечатанного по Хиромантии разных культур и разных народов.
В 2002 году я плотно был увлечён парашютным спортом. Не буду вспоминать, и рассказывать, как мне повстречался десантник в запасе, который меня и влил в дружную команду Гатчинского РОСТО.
Меня сразу покорила красота Земли, когда я был там, наверху. Только там ты понимаешь, что ты один и твой самолет улетел.
Ты один. 321…322…323.Совсем один. Первая мысль— это тишина.
Адская тишина. В следующий миг глаза обалдевают, какой огромный шар — наша Земля! В иллюминатор самолета не увидишь такую «фишку» Земли. Для этого нужен панорамный обзор, а потом начинается мощь стихии, которую ни с чем не сравнить.
Все события происходили на военном аэродроме Сиверской в Гатчинском районе, там и служили инструктора по парашютному и летному спорту. Они любезно согласились использовать военную технику в обучающих целях, а чтобы никто не заметил, это мероприятие проходило в воскресенье. Погода была из разряда «кажется, дождь собирается», вертолёт имел топливные баки прямо в салоне — две бочки по правому и левому борту, лавок для сидений не предусмотрено, поэтому девять человек, из них пять спортсменов, трое «дубов» и выпускающий, опирались пятыми точками об эти баки. Никто даже не шутил, как обычно.
Спортсмены лезли на 4 тысячи метров, а мы — с программой «расчековки» на 15 секунд с 1200 метров — вторым кругом. Ветер поднялся, когда мы были на двух тысячах метров над землей, дверь в кабину вертолётчиков была открыта, и я слышал, как диспетчер сказал, что ветер усиливается и уже 13 метров в секунду. «Опять 13», — мелькнуло в голове, ведь и прыжок у меня тогда был тринадцатый… Вертолёт начал болтаться из стороны в сторону, через пару секунд загорается табло «Тревога на выход», и мы стали выпрыгивать из вертолёта.
Я до этого не знал, какие ощущения готовит выход из вертолёта и поэтому летел, как мешок с гвоздями. Вертолёт не имеет горизонтального встречного потока, как, например, самолёт АН-2 легендарный «кукурузник». Когда есть встречный поток ветра, тогда воздушная стихия ласково обхватывает тебя и кладёт на воздушную
подушку, с которой медленно спускаешься на вертикальный упругий матрац. А тут его нет... летишь, как камень, дух захватывает и появляется страх длинною в пропасть.
Секунд через десять, а, может быть, только казалось, что через десять, начинаю из-за своей безумной скорости падения нащупывать воздушную подушку. Раскидываю руки, вывешиваю ноги и стараюсь стабилизировать своё падение, а ветер хлещет, капли, словно иголки, впиваются в кожу, в глаза… Меня начинает крутить и вертеть. Впадаю в «штопор», а при таком положении выдергивать кольцо раскрытия парашюта строго не рекомендуется из-за безопасности, требуется выйти из «штопора», стабилизироваться в стабильное падение, а затем раскрывать основной парашют, а иначе стропы скрутятся и будут раскручиваться до самой земли.
В тот тринадцатый прыжок у меня дважды была борьба за выживание и выход из штопора. Во втором штопоре чуть стабилизировался и сразу раскрылся, некогда было даже на высотомер смотреть. Раскрылся, слава Богу, без проблем на 800 метрах, огляделся и вижу — всех раскидало по периметру военного аэродрома и за пределами его, трое в лесу, один на ЛЭП повис, один, словно одуванчик на крыше. Я приземлился жёстко на взлётную полосу, а это бетонные плиты. В тот день, впервые,у меня возник липкий страх смерти. Появился вопрос: есть ли у меня вероятность разбиться насмерть? Все родные волновались за меня и за мое увлечение парашютным спортом.
В тот год экстрима хватало и на работе, тогда я активно участвовал строительстве подводных лодок на Адмиралтейских Верфях, где на брюхе исползал шесть дизельных подводных лодки. Дважды чуть не погиб, под палубной рубкой, там меня чуть не сожгли газорезчика легкого корпуса, а все из-за несогласованности в огневых работах на палубе. Одни нарушения. В торпедном аппарате сорвался с самого верха трапа в пятом отсеке и пролетел примерно два этажа стальной трубе, повезло чудом, схватился за последнюю ступеньку трапа перед падением.
И вот при всех этих адреналиновых условиях жизни, я возвращаясь пешком с работы в сторону Загородного проспекта, рядом с метро Пушкинская, попадаю в книжный «Буквоед»
Одна из тысяч особенностей Санкт-Петербурга —в этом городе можно стоять часами в книжных лавках, читать интересную книгу и не волноваться, что тебя выгонят наружу. Осенью 2002 года на Загородном проспекте в Питерском «Буквоеде» я встречаю свои первые часы за изучением Хиромантии.
Дальше будет восемь лет «голодного» чтения и поглощения всего напечатанного по Хиромантии разных культур и разных народов.
На фотографии-селфи мы вышли в обнимку и почти с идентичным прищуром карих глаз. «Отец и сын, два хироманта» — подписал я снимок, и фото улетело в социальную сеть на мою страничку.
Продолжение следует...
В статье используются материалы из книги "Жизнь в моих руках" Ю. Ганжа.
Друзья, если эта информация показалась вам интересной, ставьте под статьей лайки.