Мира очнулась глубокой ночью от крайне неприятных ощущений: изжоги и жажды. А еще ей было очень жарко, настолько, что чувствовалось, как на лбу, под носом и на подбородке испарина собирается в крупные капли и начинает противно течь по коже. Мысли путались, из-за чего девушка никак не могла сориентироваться, где находится и как включить свет. Ресницы так сильно слиплись, что пришлось долго слюнявить пальцы и растирать глаза, чтобы открыть их. Занимаясь этим малоприятным, но необходимым делом, Мира внезапно поняла, что лежит на спине, на твердой поверхности, при этом ни к чему не привязана и не пристегнута. Она тут же попыталась сесть, и, оглядевшись, поняла, что находится не на постели или кушетке, а валяется на голом полу. И это воодушевляло!
Ура! Наконец-то телом можно управлять, как прежде, до идиотской шуточки одноклассников! Девушка тут же подумала об эксперименте: все-таки он оказался успешным. Так-так, а что же она запомнила последним? А, ну да, самым последним файлом памяти оказалось яркое ощущение удара макушки о потолок. Настолько яркое, что Мира невольно схватилась за больное место и нащупала шишку приличных размеров. Прелестно, теперь еще и эта неприятность добавилась! И почему так темно, и где все люди?!
К счастью, тишина взорвалась громовыми раскатами. Первая вспышка молнии проявила оконный проем, и Мира обрадовалась: хотя бы зрение осталось при ней.
Она хотела позвать кого-нибудь на помощь, но смогла только тихонько засипеть. Горло тут же засаднило, как при ангине. Полный спектр удовольствий, ничего не скажешь… С трудом поднявшись на дрожащие от слабости ноги и вытянув руки вперед, девочка осторожно пошла по направлению к окну, за которым периодически вспыхивали молнии. Мощный, но кратковременный ливень стихал, гроза уже торопливо катилась дальше, чтобы отмыть и напоить лесопосадки. Заглянув в окно, Мира поняла, что электричества ни в этом, ни в расположенных по соседству зданиях нет. Ничего, такое случается, скоро включат, нельзя же надолго обесточить целый город — успокоилась девочка.
Так и случилось. Она еще продолжала стоять у окна, вглядываясь в темноту, как один из боковых светильников озарил палату приглушенным светом. Внизу в это время зажглись фонари, высветив опостылевший за время пребывания в НИИ пейзаж. Немного понаблюдав, как макушка дерева яростно раскачивается под ураганным ветром, чуть-чуть не дотягиваясь ветками до стекла, Мира набиралась решимости. Она чувствовала себя большой и безумно уставшей как физически, так и морально. Уже несколько лет ее жизнь становилась все хуже и хуже, а немыслимая абсурдность всего, что с ней случилось за последнее время, разбила остатки самообладания и разбудила в душе ярость. Девочку внезапно охватила жажда разрушения, ранее ей никогда не свойственная, и она с радостью отдалась этому желанию, смахнув со столика, стоявшего у подоконника, какие-то мелкие колбочки-мензурки. Звуки бьющегося стекла радовали слух недолго. Неудовлетворенная мизерностью нанесенного казенному имуществу ущерба, Мира огляделась, чтобы найти более ценную цель для мщения за все обиды в ее недолгой жизни, и вдруг обнаружила огромную дыру в полу с неровными краями. Странное отверстие, кстати, (или, наоборот, — некстати?) оказалось совсем недалеко от окна, и каким только чудом в кромешной тьме девочка туда не провалилась — неизвестно.
Обойдя опасное место по краешку у стенки, Мира попыталась открыть дверь, но та оказалась закрытой снаружи. Кто и зачем запер несовершеннолетнюю пациентку там, где она может покалечиться?! О чем вообще думают вроде бы взрослые ученые люди, и когда вся эта мистическая фигня закончится?! В отчаянии девочка колотила по дверному пластику, но, хотя в ночной тишине звуки разносили далеко, никто на шум так и не пришел. Немного порыдав от страха, обиды и неизвестности, она все же взяла себя в руки: решительно вытерла слезы и стала что-нибудь подходящее, чем можно проломить хлипкий пластик. Так, что тут может пригодиться? Тумбочка легкая, из фанеры, столик под стать двери… нет, все это не годится. А может, использовать в качестве тарана настенное зеркало? Других-то более тяжелых предметов, которые она поднять в состоянии, в комнате все равно нет.
Мира подошла к зеркалу, но оно ее не отразило. «Бред какой-то!» — в очередной раз решила девочка, отодвинулась, протерла глаза и снова заглянула в зеркало. С тем же нулевым результатом. Тогда она притронулась к поверхности, желая убедиться, что там есть, чему отражать, и не увидела собственной руки. Тут, к ужасу своему, она обратила внимание, что вообще не видит своего тела, и не только периферийным зрением, но и целенаправленно глядя на зоны, где теоретически должны находиться туловище, руки, ноги, нос, в конце концов. Ну, это уже слишком! В панике она попятилась от зеркала и… и провалилась в ту самую дыру в полу. Инстинктивно сжавшись, Мира вдруг остановилась в воздухе, да в таком положении, что голова осталась над полом палаты, в которой проходил эксперимент. Девочка постаралась успокоиться, выровняла дыхание и захотела подняться. И тело ее послушалось! Мира медленно воспарила вверх и, оказавшись над полом, просто шагнула в сторону и ступила на твердый пол. Тут и ее и накрыла очередная истерика. Наплакавшись, она незаметно для себя прикорнула на кожаной не застеленной кушетке у дальней стены.
Следующее пробуждение состоялось из-за голода. Желудок требовательно урчал, как будто его хозяйка голодала несколько дней. Хотя, может так оно и было? Мира всё пыталась понять, почему она находится здесь одна в таких странных условиях и пришла к логичному выводу: именно невидимость послужила причиной, что сотрудники мед. центра ее просто не обнаружили. Но что же делать дальше?
До рассвета Мира так и не заснула, она все думала и думала, а с первыми проблесками зари раскрыла настежь пластиковое окно, вытащила москитную сетку, не глядя, бросила ее в сторону, и, с трудом протиснувшись в оконный проем, шагнула в воздух. Зависла «солдатиком», определяясь с направлением. Ага, вот она, «Аврора», на нее и надо держать курс, а там уже легко сориентироваться, как попасть домой.
Мира летела к «Авроре» над домами, в которых один за другим зажигались окна: люди встречали новый день. И испуганная летящая девочка завидовала этим счастливчикам, не страдающих ни летучестью, ни невидимостью, живущих спокойно и привычно. Наконец она дождалась автобуса и быстренько прошмыгнула в салон перед бабулькой с двумя тяжелыми на вид авоськами, неторопливо семенящей к приветливо распахнутым в ожидании утренних пассажиров дверям. Условные рефлексы требовали помочь старенькой пенсионерке, но девочка успела себя одернуть, вспомнив, что при виде самопроизвольно поднимающихся в воздух сумок любой нормальный человек может запросто инфаркт схлопотать, а у ж в таком возрасте… Так что безбилетная пассажирка спокойно расположилась посередине ряда задних сидений, проехала две остановки, вышла на своей и, после нескольких минут полета, вошла в родной подъезд и поднялась по лестнице уже пешком. Звонок как всегда громко отозвался привычным «дилинь-дилинь. Только, увы, дверь никто не открыл.
Странно. Где они все могут быть в такую рань? Мира так яростно трезвонила, что на общую площадку вышла заспанная и очень злая соседка. Никого не обнаружив, она разразилась гневной тирадой о бессовестных хулиганах, смеющих тревожить покой семьи, похоронившей сразу двух человек! «Хорошо хоть, Константин уехал знакомиться с будущей тещей и не застал этого безобразия!» выпалила напоследок Тетя Зоя, аккуратно прикрывая свою дверь. А Мира, выслушав ужасные новости, сползла спиной по стене.
Бабушка. Это ее больше нет. Нас двоих похоронили, про меня ведь никому не известно. Остались только папа, и эта его… Олюшка. Что же делать, что же делать? Но не сидеть же целый день под дверью! Ключей-то нет. На всякий случай Мира вышла на улицу и проверила все окна своей квартиры: вдруг через какое-то можно забраться внутрь? Но, увы, все они оказались наглухо запертыми. Тогда она отправилась в школу, посмотреть в глаза бывших одноклассников, особенно на того, из-за которого потеряла бабушку. Мира знала, что если бы не эта история с кошками, экспериментальным составом и последующими проблемами, бабуля жила бы еще долго. А теперь… Не осталось никого, кто искренне и беззаветно любит ее, Миру, просто за то, что она есть. Мать неизвестно, где находится, отец променял ее на эту фальшивую насквозь куклу. И невидимые, но от этого не менее горькие слезы покатились по таким же невидимым щекам несчастной девочки.