Она перебирала слабеющими пальцами лепестки голубой розы… Во сне лепестки осыпались на книгу. Но какой была книга, она не могла разобрать… Библия. Тетрадь с волынскими сказками и легендами. Зарисовки песчаных миражей Египта? Альбомы с видами Кавказа, Сурами?
Лепестки роз осыпались нотами к ее пальцам.. Нотами. Любимыми звуками фортепьяно. Она с шести лет играла, сочиняла сама, но волею трагического случая, волею болезни, которая сопровождала ее как тень, как преданный зверь, как озлобившийся друг, лишилась такой возможности после не удачной операции.. Сколько боли она вытерпела в своей жизни… Сколько мук… Если бы их можно забыть… Оборвать как лепестки розы. Синей. Белой. Какая разница?
Роза так дивно пахнет. Ее аромат переплетается с ароматом туи и кипариса.
Придумалось, наконец, пригрезилось… Она вспомнила две своих любви, два своих сердечных факела, два всепожирающих огня – Сергея Мержинского и Константина (Климента) Квитко – мужа, друга, собирателя ее строк и песен, что слетали с ее губ.
Видя в феврале 1901 года, как уходил из жизни Сергей, мучительно и долго, от горловой чахотки, она едва удержалась от того, чтобы не впрыснуть в руку любимого морфий.. В память о нем она за одну ночь написала свою "Одержимую"… "Бесовку" – как иногда насмешливо называл ее потом Климент Квитка… Может быть, он просто – ревновал? Иван Франко назвал по прочтении вещь эту - слишком лиричной. Леся вспыхнула. Она вспыхивала всегда - тотчас, как огонек, искра в костре. И рассказала ему историю рождения поэмы. Историю страшной ночи ухода Любимого…. Ей пригрезилось тогда, когда на минуту задремала в кресле, что уходит он далеко, свободно, не касаясь ногами земли. А руки протягивая к облакам…. Очнулась встревожено. А он лежал, такой тихий, красивый, умиротворенный. И с лица не сходила улыбка. О чем он мечтал теперь? О чем грезил? Может быть вспоминал ее стихи, ее вирши. Те самые из "Каменного господаря"… Иногда ей думалось, что и был он тем самым господарем…. Не открывался до конца, сдержанно хмурил брови, думал о Египте и других странах, чертил в альбоме гряды аравийских холмов или лепестки нежных фиалок в Палермо… Перечитывал ее книги, ногтями отмечая строки, особо нравившиеся. Или спорил, до кашля, что" литература не может быть смыслом жизни". Она улыбалась в ответ. Только улыбалась тихо. Она знала, что улыбка украшает ее, смывает грусть с лица И отвечала, что " литература ей – вместо морфия. Не очень этично, конечно, но все же - лучше, чем употреблять вместо литературы – морфий".
Вот так, горько и слишком реально ее поэзия, бусины ее строк, что сыпались, как жемчуг, из ослабевших пальцев, обретала почву под ногами. Обретала, чтобы, привстав на цыпочки, вновь унестись к облакам… Она всегда мечтала потрогать их руками… Развеять по ветру как лепестки роз…
Светлана Макаренко – Астрикова. Авторский текст.
Эссе из незаконченной книги. "И рассыпается жемчуг строк. Женщины поэты ХIX века. Лики и Судьбы".