Брать интервью у Семена Михайловича – одно удовольствие. Он остроумный, открытый, легкий и в то же время глубокий собеседник. Мы встретились в Театре имени Ленсовета накануне премьеры спектакля «Фальшивая нота» – первой для Стругачева в родном театре за долгие одиннадцать лет. И потому начать разговор пришлось с «неудобного» вопроса…
– Семен Михайлович, все заждались: предыдущая премьера – «Испанская баллада» – состоялась в 2008 году. Давненько...
– Да. К сожалению, когда театром руководил Юрий Николаевич Бутусов, у меня слетели два новых проекта, в том числе «Тартюф», которого я должен был сыграть к своему шестидесятилетию. Уже назначили репетиции, я выучил текст, но вдруг – непонятно, по какой причине, – работу остановили. Я никому не предъявляю претензий, просто жаль времени, потраченного впустую. А к юбилею пришлось срочно делать творческий вечер. Кстати, многие мои коллеги были удивлены: ты, оказывается, еще и поешь, и музыку сочиняешь...
– Терпение – важное качество для актера?
– Я человек торопливый и не стану ждать, когда мне преподнесут роль на блюдечке с голубой каемочкой. Нет работы в театре? Есть антрепризы, концерты, съемки. У меня другая проблема: я играю по двадцать пять спектаклей в месяц, надо бы разгрузить график. Но, как говорится, волка ноги кормят.
Когда в девяносто третьем году у меня с Игорем Петровичем Владимировым случился конфликт – меня оболгали, и я был вынужден уйти из театра, – все думали, что приползу обратно на коленях. А я на несколько месяцев ушел в плавание. Что вы удивляетесь, я, между прочим, матрос первого класса! Конечно, я не рыбачил, а вместе с другими артистами давал концерты – за два месяца выступили на ста двадцати судах. Дня не сидел без работы! В конце концов Игорь Петрович позвонил мне сам: «Возвращайся, сынок!»
– Вы привыкли полагаться только на себя?
– Я никогда ни от кого не зависел. В институте был одним из самых обеспеченных студентов, несмотря на то что из дома денег не присылали и стипендию не получал. Работал грузчиком в молочном магазине. Мне выдавали так называемый «процент боя», поэтому наш курс всегда был в молоке и сметане. Кроме того, вел два кружка в школе. В месяц набегало 180 рублей – в конце семидесятых это были деньги.
– В государственных театрах артистам платят копейки. Наверное, только Олегу Павловичу Табакову удалось выбить для своих достойную зарплату...
– Не только Табакову. В Ленкоме, например, тоже хорошо платят: мой друг и однокашник Сергей Степанченко при мне получил аванс триста двадцать тысяч рублей. А у меня, народного артиста, зарплата сорок пять тысяч. Как семью кормить? Вот и приходится крутиться. Но конечно, в театре я не ради денег. Предложили хорошую роль в спектакле «Фальшивая нота» – я сразу согласился, и неважно, что ничего не заработаю.
– В спектакле вы играете с Артуром Вахой. А в Театре Вахтангова эту же пьесу недавно поставил Римас Туминас с Алексеем Гуськовым и Геннадием Хазановым...
– Да. В Россию приедет автор – Дидье Карон, чтобы посмотреть наши спектакли. В этой современной пьесе есть и юмор, и интрига, и философия. Мне она сразу понравилась.
– Не боитесь, что зритель, увидев ваше имя на афише, решит, что это комедия?
– В начале спектакля действительно есть над чем посмеяться. Мой герой, некто Динкель, является в гримерку к знаменитому режиссеру под видом поклонника... А дальше происходит то, что заставит зрителей выдохнуть: ах! Не хочу раскрывать сюжет, но уверен, что они не будут разочарованы.
– Вы уже упомянули в разговоре Игоря Петровича Владимирова, столетие которого мы недавно отмечали. А кем он был лично для вас?
– Человеком, изменившим мою судьбу. Если бы не он, я не переехал бы в Ленинград, не попал бы в один из лучших театров, не снялся в «Особенно стях...». Ленсовета – уже пятый мой театр. Я всегда легко срывался с места: чуть что не по мне – чемодан в руку и поехал. Наконец осел в Куйбышеве – город мне нравился, в театре – главные роли, квартиру дали, женился. Что еще надо? А потом, во время гастролей в Ленинграде, Владимиров увидел меня в спектакле и пригласил в труппу. Правда, коллектив меня принял не сразу. Я вводился на роли Анатолия Равиковича и имел наглость предлагать что-то свое. Да кто ты такой, выскочка! Однажды в троллейбусе услышал, как одна известная актриса говорит другой: «Ты видела этого артиста? Да у него нос дальше, чем я блюю!» Я не выдержал: «Через пару лет ты будешь гордиться друж- бой со мной». Мы действительно потом подружились.
Первые пять лет с Владимировым прошли в любви и согласии. Он относился ко мне по-отечески, что не могло не вызвать ревности коллег. В театре его обожали, боялись, ненавидели, уважали... А уж как его бабы люби- ли – обзавидуешься! Красавец был, море обаяния! Конечно, возраст брал свое, но, когда он заводился, это был фейерверк!
– Уходят великие, вот не стало Юрского... А с кем остаемся мы?
– Есть такое выражение: грибница отдыхает. Талантливые актеры есть и сегодня, но масштаб не тот. Ну с кем сравнить Евстигнеева, Леонова, Козакова? Эту плеяду война словно закалила. Если сам Ильинский, увидев Евстигнеева в роли Плейшнера, сказал: «Оказывается, я живу в одно время с гением». Мы все должны смотреть на них снизу вверх. А то корчим из себя звезд! Да по сравнению с ними мы – «кушать подано».
– Ахматова писала о соре, из которого рождаются стихи, а из чего родился ваш Лева Соловейчик, так полюбившийся зрителям?
– Это все интуиция. Я ведь до съемок ружья даже в руках не держал.
– Как думаете, эта роль – ваше актерское счастье или испытание, каким стала, например, роль Шурика для Александра Демьяненко?
– Конечно, счастье. К чему лукавить? Некоторые в сотне фильмов снялись, а никто даже названия не вспомнит. Люди приходят в театр «на Леву Соловейчика» и видят, что Лева, оказывается, неплохой драматический актер, играет, поет, а не только водку пьет. Вот, кстати, никогда не понимал коллег, которые отказывают людям в автографе или фото. Это не от большого ума. Помню, идем по улице с Михаилом Светиным. Он кепочку надвинул, никто его не замечает. Я говорю: «Давай посмотрим, как тебя народ любит». – «Ты правда этого хочешь?» Снял кепку – и его мгновенно обступила влюбленная толпа.
– Меня поразило, что на ваш юбилей приехали друзья детства. Как удалось сохранить такие трепетные отношения?
– Мы можем не видеться годами, но все равно остаемся близкими людьми. Нас объединяет общее голодное детство, интернат. Я Ленькину маму называл мамой, а он – мою.
– Что самое важное вы в себе сберегли?
– Чувство справедливости. Наверное, это советское воспитание: я прекрасно знаю, что такое хорошо и что такое плохо. Можно было бы пройти мимо, промолчать, но я не могу, меня просто разрывает.
– Политикой интересуетесь?
– Конечно! Смотрю новости и ругаюсь с телевизором. Прямо как персонаж Светлакова в «Нашей Russia»!
– Вы в прекрасной физической форме. Это заслуга вашей жены или просто много работаете?
– После новогодних пьяных дней я был как свин. Сейчас вообще ни капли не пью. Немного похудел к спектаклю. На спортзал времени нет, но у меня каждый выход на сцену как тренировка. Вот моя коллега Татьяна Васильева – человек железной воли: каждый божий день по два часа потеет в спортзале. Девчонке за семьдесят, а физическая форма – дай бог каждому.
– Вы в браке уже больше тридцати лет. Поделитесь опытом, как выбрать хорошую жену?
– Это не первый мой брак, поэтому вряд ли меня можно назвать примером для подражания. Просто я, если влюблялся, вел свою избранницу в загс. А через год-два мы расставались... Но когда увидел Татьяну, сразу решил: эта женщина должна родить мне ребенка. Хотя до встречи с ней у меня такого желания не возникало. Что это – интуиция, судьба?
– С возрастом вы стали менее влюбчивым?
– Не сказал бы. Любовь одна – что в молодости, что в зрелости. Правда, я не люблю влюбляться, потому что это больно. Любовь как болезнь – буквально на химическом уровне тебе как будто что-то подмешивают в кровь и ты ничего не можешь с со- бой поделать. Как дурак, ей-богу. Но с другой стороны, любовь дарит творческому человеку крылья – пишутся песни, стихи, по-другому играется. Хочется подвигов.
– Вы счастливый человек?
– Уж точно не несчастный. Несколько раз в жизни я испытывал безмерное счастье. Например, когда впервые сделал предложение и девушка ответила «да». Еще когда сыграл премьеру в Самаре и весь город носил меня на руках. Именно тогда я понял, что такое слава. Я был счастлив, когда сыграл в «Особенностях...», мы получили все возможные призы и люди стали узнавать меня на улице. Еще... Когда внучка родилась! Пять-шесть пиков счастья за жизнь – не так уж мало.
– А чего бы вам еще хотелось?
– Чтобы жизнь еще хотя бы раз подарила мне это ощущение счастья, катарсиса. Неважно от чего. Еще хотя бы раз…
Читайте также:
ЁЛКА: А там еще немного – и весна
Максим ЛАГАШКИН: О комедии «Любовницы»
Артур ВАХА: Не богат, но счастлив
Еще больше интервью со звездами на Панорама ТВ.
Подписывайтесь и оставайтесь с нами!