- Маля-маля-маля! - мурлычу я, помня, как каждое летнее утро, часов этак в пять, эти звуки вырывают меня из царства Морфея. Так деревенские хозяйки обычно подзывают к себе своих животин.
– Ну что ты, маленький, боишься? Иди ко мне. Иди, иди.
Моя кудрявая, взъерошенная копна солнечного цвета волос и короткое, в розовую земляничку, платьишко, слегка прикрывающее разбитые коленки, похоже, располагали к себе и внушали доверие.
Белобрысый чубатый козлик по имени Борька с высунутым розовым язычком засеменил копытцами в мою сторону.
- Чего это ты по улице один ходишь, бедненький? Бросили тебя, ми-и-илого…
Борька жалостливо наклонил лохматую голову, утыканную колючками репейника, и, подтверждая мою версию о повергнутом в одиночество молодом козле, зафыркал.
-Ой, а грязный ты какой! Несчастненький мой, не моют тебя, живодёры?
Козловы жёлтые глаза медленно раздвинулись в разные стороны, пытаясь доказательно разглядеть собственную немыто-нечёсаную шерсть.
-Хочешь, я тебя к себе заберу? Моим будешь, собственным!
Борька радостно тряхнул бородой и на всякий случай боязливо оглянулся назад, желая пресечь вероятную слежку.
А я схватила юного Бориса за один рог и, желая показать, что он в полной безопасности, ненавязчиво потянула на себя. Отозвавшись на ласку скрипучим козлиным «бе-е-е-е», он смело шагнул в омут грядущего счастья.
На крыльце всё же на секунду остановился. Засомневался. В козлиных висках стучало: «Это ошибка. Чья-то жестокая шутка. Сейчас зажмурюсь - и всё рассеется, как дым…»
(Напоминаю - это длилось лишь секунду).
Он встряхнул головой, обрызгав меня тёплой слюной, и с мыслью «за своё счастье нужно бороться» безоглядно отдался в моё полное распоряжение.
Я с прямым намерением благополучного завершения операции по Борькиному спасению решительным движением вытерла его копыта махровым полотенцем, угостила яблоком и, кряхтя, поволокла в мамину спальню.
(Кстати, дома в это время никого не было, и моя гринписовская миссия предположительно должна была закончиться удачным хеппи-эндом).
«Поступай с другими так, как хочешь, чтобы поступали с тобой!» - ударило в мою милосердную козлолюбивую голову мудрое изречение. Я напряжённо огляделась…
Минутой позднее Борис был водружён на мамину кровать. Его беззащитный чуб едва выглядывал из-под белоснежного одеяла. Глаза почему-то помутнели. Он слабо дёрнул копытцем и… замер.
«Это – знак, - умилялась я, - он абсолютно счастлив!»
-Леночка, а чего это у нас так воняет? – мамин голос вещал о её возвращении.
Она зашла в спальню, осмотрелась.
Я, гордо подняв подбородок вверх, смотрела на неё горящими от собственного совершенства глазами.
И в тот самый момент, когда мамино всевидящее око зыркнуло на кровать, из-под одеяла выпрыгнуло, звякнув об пол, белое косматое существо с жутким козлиным запахом и, сбивая копытами самотканые разноцветные дорожки, бросилось наутёк…
Мне попало…
Я сидела в углу, рыдала, размазывая по щекам горючие слёзы, причитала и пеняла на несправедливость этого мира, где нет места добру, справедливости и гуманному отношению не только к животным, но и к детям.
***
Мне тогда было 6. Козлу, вернее, козлёнку Борьке – 3 месяца. А соседка тётя Шура, вообще-то, хорошо за ним ухаживала.