-Двигатель горит!
Эта фраза живо заставляла подумать о завещании любого пилота бомбардировщика В-52. А если на борту находится горячий атомный реактор... Красный транспарант на приборной доске зловеще мигал уже несколько секунд, даже беглого взгляда в окно пилотской кабины было достаточно, чтобы волосы на голове встали дыбом: самый ближний к фюзеляжу двигатель по правому борту стал внезапно плеваться черным дымом.
Командир экипажа, мгновенно отреагировав, убрал подачу топлива к двигателю номер пять и включил систему пожаротушения.
-Как там дела, второй?
-Плохо, сэр. Движок ровно дымит, из сопла хлещет пена.
-Радист!
-Да, сэр!
-Дикки, передавай "мэйдэй" (международный радиосигнал бедствия – Авт.) и свяжись со штабом ВВС. Будем срочно просить посадку. А то и сами изжаримся, и дел натворим!
В переговоры вклинился голос начальника инженерной команды, обслуживавшей реактор:
-Командир, у нас, похоже, проблемы?
-Да, и серьезные. Глушите чертов котел и приготовьтесь сбросить его.
-Куда?! В море?
-В море! На землю! Куда угодно!! У нас скоро крыло прогорит.
Восьмимоторная "Стратосферная крепость" с эмблемами НАСА и Министерства энергетики США взлетела двадцать шесть часов назад с калифорнийской авиабазы Эдвардс и направилась в беспосадочный перелет вокруг Земли с работающим атомным реактором на борту. Целью полета являлось доказательство возможности применения атомной энергетической установки нового поколения на тяжелом бомбардировщике. Позади остался Атланический океан, Африка, Мадагаскар, Шри-Ланка, Сингапур, Филиппины, Австралия... Экипаж и специалисты, обслуживающие реактор, собирались принимать поздравления: оставалось «всего лишь» пересечь Тихий океан. Топлива хватало - последняя дозаправка прошла севернее австралийского порта Дарвин. И тут - на тебе! По опыту эксплуатации В-52 было известно, что пожар двигателя на этой машине ликвидировать очень трудно, почти невозможно. Огонь, перекинувшись на крыло, плавит и прожигает тоненькую обшивку, под которой расположены полупустые топливные баки...
...-Сэр, на связи штаб ВВС.
Голос генерала Чарлтона был слышен плохо, мешали атмосферные помехи:
-Слышим Ваш "мэйдэй". Ближайшая авиабаза, которая сможет Вас принять - это Сэйлемс-Гроувер в Новой Калифорнии.
-Но это же Сэнгамон, генерал.
-Президент поставлен в известность, он сейчас будет говорить с их руководством. Ждите связи с сэнгерами.
Штурман, не теряя времени, начал прокладывать курс на Сэйлемс-Гроувер. Двигатель дымил сильно и ровно, серый шлейф растянулся за самолетом на несколько километров. Система пожаротушения сработала неэффективно.
-Командир, шестой перегрелся. Отключаю. - сказал второй пилот и убрал подачу топлива к двигателю, находившемуся в одной гондоле с загоревшимся.
Пробежав глазами по приборной доске, командир связался с инженерной командой:
-Ребята, как дела?
-Стержни вдвинуты уже на треть, сэр. Еще минут через сорок можно будет сбросить реактор.
-Работайте. Как только закончите – за борт его!
-Понял!
-Сэнгамон на связи, сэр!
-Командир корабля полковник Стрэйкер.
-Мистер Стрэйкер, говорит авиабаза Сэнгамонских ВВС Сэйлемс-Гроувер. Мы даем Вам гражданский воздушный коридор 3Q - из соображений безопасности, под ним болота. Держим этот канал открытым для связи с вами. Высылаем истребитель для сопровождения.
-Боюсь, мы плохо знакомы со здешними воздушными трассами.
-Понял. Диктую координаты для Вашего штурмана...
Шлейф дыма из двигателя стал черным. Из сопла выбивались уже трепещущие оранжевые язычки пламени. Проседая, "Крепость" развернулась на новый курс. До Гроувера оставалось около часа лета.
...Командир базы Сэйлемс-Гроувер генерал Уолт Годуэлл, получив приказ принять В-52, распорядился очистить самую длинную полосу и подогнать к ней пять пожарных машин. Истребитель, получивший задание встретить злосчастную "Крепость", ревя турбинами, пронесся мимо командно-диспетчерского поста и начал набирать высоту.
Все меры были, вроде бы, приняты. И тут зазвонил телефон. Годуэлл снял трубку:
-Генерал Годуэлл.
-Говорит Бакнер, сэр. Мы предприняли меры по эвакуации людей?
-Вы о ком, майор? Персонал базы проинструктирован о возможной радиационной опасности.
-Я о той ферме на болотах. Она находится как раз под коридором 3Q.
Годуэлл от души выругался.
-Там есть телефон?
Нет, сэр. Придется, наверное, послать вертолет.
-О'кей. До расчетного времени посадки "Крепости" еще час. Сколько займет вся операция?
-Минут сорок.
-Действуйте!
Через полминуты над головой Годуэлла низко прошел на предельной скорости небольшой вертолет "Турбо-Ацтек".
В вертолете было шесть свободных мест. Если потесниться - семь. Командир машины Септимиус Лемэй обратился ко второму пилоту:
-Как думаешь, Тони, сколько там народу?
-Полагаю, человека три - четыре. А что, думаешь, больше?
-Закон бутерброда, Тони.
Тони Черповодски не ответил. Его отец, воевавший во Вторую мировую, учил его, что солдат должен привыкнуть рисковать своей жизнью. Для себя Тони решил, что если мест в вертолете не хватит, он останется на ферме.
Они летели низко, болотистые равнины с проблескивавшими тут и там лужами воды проносились под вертолетом. Лемэй не щадил двигатели: времени оставалось очень мало.
Наконец, после четверти часа этой безумной гонки, впереди оба они увидели группу приземистых строений, сгрудившихся на большом острове посреди болота. Лемэй потянул ручку управления на себя, вертолет задрал нос и погасил скорость. Поднимая тучу брызг, он завис над фермой. Лемэй огляделся в поисках места для посадки. Облюбовав широкую неровную лужайку с чахлой травой за домами, где стоял другой вертолет, видимо, хозяйский, командир мастерски притер "Ацтек" рядом с ним. Не дожидаясь, пока остановятся лопасти, Лемэй и Тони отстегнули ремни и выпрыгнули наружу. К ним уже бежали люди.
Вместо приветствия пожилой мужчина - гигант в старой болоньевой ветровке и джинсах неопределенного цвета, неприветливо уставившись на вертолетчиков, произнес:
-Н-ну?
-Мистер Лаймонгуд, я полагаю? - осведомился Тони.
-Ну-у...
-Мы должны, по предписанию нашего командования, эвакуировать людей с Вашей фермы. Скорее всего, ненадолго. Собирайтесь, на сборы десять минут.
-В чем проблема, малыш? - хмуро спросил Лаймонгуд.
-Самолет с атомным оружием на борту терпит бедствие неподалеку. Возможно радиоактивное заражение. Пожалуйста, хватит вопросов! Собирайтесь.
-Хорошо, сынок, да только мы все в вашу барбухайку не влезем.
-Сколько народу-то?
-Двенадцать человек.
-А как же Ваш вертолет?
-Поломался, сукин сын. Что-то пустячное с зажиганием, но заводиться не хочет.
-Так, мистер Лаймонгуд, Вы собирайте людей, Тони, готовь наш вертолет, а я посмотрю, что там сломалось. - сказал Лемэй и поспешил к «Беллайрусу» Лаймонгуда.
Тони забрался в кабину и запустил двигатели. Лопасти стали медленно вращаться на холостом ходу. Лемэй уже поднял капот на борту хозяйского вертолета и копался внутри, через минуту он вскочил в кабину и стал пытаться запустить двигатель. Заверещал стартер, мотор чихнул и смолк. Тони взглянул на таймер: прошло уже двадцать три с половиной минуты с момента их взлета. "Опаздываем..."- подумал он и взглянул в сторону строений фермы: оттуда бежали люди, в основном - женщины с детьми. В их толпе выделялась могучая фигура Лаймонгуда. Лемэй вылез из кабины и, ругаясь, побежал к "Ацтеку".
-Не заводится, железка идиотская! А этих-то сколько!
-Без паники, Септи, детей много.
На всех сидениях "Ацтека", кроме пилотского, разместили взрослых - пятерых женщин и троих мужчин. Хныкающих детей в возрасте где-то от трех до пяти с грехом пополам усадили взрослым на колени. Тони уселся на порожке сдвижной двери - внутри места уже попросту не было. Септи потянул ручку газа, вертолет, судорожно хлопая лопастями и ревя турбинами, приподнялся над землей на метр, завис и плюхнулся обратно. Почти двукратная перегрузка не давала ему взлететь. Дети дружно заревели в голос. Септи попробовал еще раз, увеличив мощность до чрезвычайной. На этот раз все прошло успешнее: машина зависла и стала набирать высоту и скорость. В этот момент на приборной доске вспыхнул транспарант "Перегрев двигателей". Лемэй выключил чрезвычайный режим, вертолет ощутимо просел, почти коснувшись лыжами травы. А впереди, как на грех, оказалась теплица с шампиньонами. Тони чертыхнулся и спрыгнул вниз. Вертолет, став легче, вновь взмыл и, зацепив конек тепличной крыши, перемахнул через постройку.
Мягко приземлившись на траву, Тони встал и проводил вертолет взглядом. Септи удалось набрать высоту, и машина понеслась в сторону Гроувера. Раздался требовательный писк вызова портативной рации Тони. Он вынул ее из брезентового гнезда на бронежилете и ответил:
-Черповодски на связи.
Голос Септи дрожал от бешенства:
-Тони, кретин, зачем это проклятое геройство?! Я возвращаюсь за тобой. Прием.
-Только попробуй, Септи, и я больше в жизни тебе руки не подам. Спаси их, я здесь пережду. Прием.
-Альтруист вонючий! Подумай о своей жене, о матери... Ты же по ночам светиться будешь! Я возвращаюсь. Прием.
-Ты хочешь, чтобы все твои пассажиры тоже светились по ночам? Перестань паниковать, Септи, нет никакой гарантии, что эта дрянь рухнет именно сюда. Делай свое дело. Связь закончил.
Отключив рацию, Тони подошел к крыльцу дома Лаймонгудов, сел на ступеньки и стал вглядываться в горизонт на юго-западе, откуда следовало ожидать появления В-52.
...Огонь объял уже оба двигателя связки. Сквозь плотное тело пламени летчики видели, как плавится и теряет форму обшивка гондолы. Начинал гореть пилон. Полковник Стрэйкер, поседевший за последние двадцать минут, тянул к Сэйлемс - Гроуверу. Прямо над пилотской кабиной висел сэнгамонский истребитель, сопровождающий "Крепость". В-52 летел уже над болотами на высоте пять километров.
-Сэр, реактор заглушен, готов к сбросу. - раздалось в наушниках.
Вместо ответа командир нажал кнопку открывания створок грузоотсека, а когда лампочка на пульте подтвердила, что они открыты, Стрэйкер, облегченно вздохнув, нажал гашетку сброса. Гигантский цилиндр выпал из брюха "Крепости" и устремился вниз.
Реактор был снабжен парашютной системой, обеспечивавшей его безопасный сброс. Но в ней что-то не заладилось: один парашют вышел из контейнера раньше времени и зацепился за створку бомбоотсека. Майлар купола с треском разорвался, и реактор теперь падал с большей, чем допускалось, скоростью, да еще и самым уязвимым местом - системой охлаждения - вниз.
Тони видел, как от горящего самолета высоко в безоблачном небе отделилось нечто и стало снижаться на парашютах. Молодому летчику стало не по себе: уж очень сильно это походило на атомное бомбометание. "Да ведь так оно и есть…" - подумал он, всматриваясь. Сброшенный самолетом длинный ярко-желтый цилиндр падал чересчур быстро. Снижался он с большим креном, из-за того, что с одной стороны его держало четыре парашюта, а с другой - три. Громада цилиндра рухнула в болото в полукилометре от фермы. Еще не погасшие купола скрыли клубы густого белого пара, до Тони долетело зловещее шипение. Пар понесло ветром на ферму...
Септи прилетел за ним через час. "Крепость" села благополучно, пожар погасили. Лемэй вместо привычного летного обмундирования облачился в громоздкий противорадиационный костюм. Он не приземлялся, Тони вскочил в кабину висящего в полуметре от земли вертолета. Септи всю дорогу до базы приглушенно сквозь респираторную маску честил Черповодски на чем свет стоит. Едва они приземлились в Гроувере, как вертолет окружили дозиметристы, так же, как и Лемэй, одетые в тяжелые антирады. Тони мысленно простился с жизнью: несмотря на то, что он успел натянуть противогаз до того, как его накрыло радиоактивным облаком, доза могла оказаться смертельной. Его тут же, у вертолета, раздели догола, и повели в душевую.
* * *
……………………………………………..
Боли начались неожиданно. Это было не шевеление плода и не схватки преждевременных родов. Боль ныла тупо и навязчиво, как приставучий комар. Длилось это до самого утра, когда боль ушла так же неожиданно, как и явилась. Шейла встревожилась не на шутку, несмотря на то, что Вера, как могла, старалась успокоить ее. Наутро Тони усадил жену в "Ягуар" и повез к доктору.
Тщательно осмотрев Шейлу, доктор пригласил Тони в кабинет. Было видно, что он взволнован.
-Мистер Черповодски, я не сторонник лжи во спасение.
-Ребенок умер?!
-Выслушайте. По результатам исследования могу сказать, что плод развивается аномально.
-Что это значит? - спросили хором Тони и Шейла.
-Все, что угодно. Возможны физические дефекты. Сердцебиение очень сильное, я бы сказал, что у вас будет двойня, но если сердца два, то бьются они в унисон. Возможно, это сиамские близнецы.
-Что нам делать? - спросил Тони.
-Извините меня, но я бы настаивал на том, чтобы вы отказались от ребенка, как это ни жестоко. Миссис Черповодски всего двадцать три, у вас еще будут дети. А донашивание этого плода может привести и к его гибели, и к смерти матери. Поймите, лучше сейчас пожертвовать этой неначавшейся жизнью, чем поставить под удар Ваше будущее.
-Если это сиамские близнецы, док, отчего это могло произойти?
-Тут может быть масса причин. Насколько я знаю, сиамские близнецы могут появляться в местах, где не все благополучно с радиацией.
-Черт побери! - воскликнул Тони - Об этом я не знал...
-А что, Вы облучились, мистер Черповодски?
-Да, угораздило.
-Давно?
-Н-нет, недавно... сравнительно. Но доктора сказали мне, что никаких последствий не будет.
-Для ВАС - возможно. О влиянии радиации на организм человека вообще известно не так много. Но для Ваших сперматозоидов это облучение могло дать весьма плачевный результат.
После долгого молчания Тони посмотрел на Шейлу:
-Решай, милая, что мы будем делать.
Не раздумывая, она ответила, подписывая себе приговор:
-Я буду рожать.
………………………………………………………..
В боксе номер пять никого не было, как ей сначала показалось. В углу стояла широкая детская кроватка, в какие обычно кладут двойни. На столике рядом были в беспорядке набросаны погремушки, стояла пустая бутылочка от детского питания.
-Ну что ж, иди.- сказал Далецки.
На ватных ногах Окс подошла к кроватке. На подушках лежали две очаровательные детские головки, тельце было прикрыто одеялом.
-Какие хорошенькие!..- дрожащим голосом произнесла Окс.
Вдруг одна головка открыла глаза - ярко-синие, обрамленные пышными черными ресницами. Окс уже приготовилась к тому, что девочка заплачет, но та широко улыбнулась беззубым ротиком и, выпростав из-под одеяла ручонки, потянулась к Окс, что-то лепеча на никому кроме самих младенцев непонятном языке. Девушка обратила внимание, что одно плечико у нее заметно меньше другого. Разбуженная движением сестры, проснулась вторая девочка, решила было разреветься, но, увидев нового человека у своей кроватки, тоже заулыбалась. Оксетт отдернула одеяло и содрогнулась: чуть выше пояса туловища девочек сливались вместе. Бедра были непомерно широкие, а ножки - по виду намного более сильные, чем у обычного трехмесячного ребенка. Существо оказалось абсолютно симметрично, плечики, обращенные друг к другу, были развиты несколько хуже, чем внешние.
-Мы зовем их Ринки. Правую половинку зовут Эрин, левую - Морин.
-Где их отец?
-Ему сказали, что ребенок умер.
-Зачем? Почему вы поступили с ним так жестоко? Лишиться сразу и жены, и ребенка...
-Я был обязан это сделать, Окс. Таков общий порядок. Да и он вряд ли смог бы дать им должный уход и воспитание, скорее всего, мучался бы сам и мучил их. Если бы мать осталась жива - тогда еще можно было подумать.
-Значит, родных у них нет. А кто за ними ухаживает?
-Сиделка Экхольм. Ты ее видела у входа в боксы. Она очень религиозна, считает Ринки чуть ли не знамением Армагеддона. Говорят, даже молится о ниспослании им - Далецки кивнул на девочек - смерти.
-Хороша святоша! А они вообще-то жизнеспособны?
-О да! Крепышки, каких еще поискать. Мы провели их полное исследование. Они держат головку с семи недель, сейчас уже вовсю резвятся, ползают, брыкаются. Почти не плачут, только если пеленки мокрые.
-А как у них с координацией?
-Ты имеешь в виду ножки? Мы сначала тоже опасались, что с этим будет проблема. Но когда проверили рефлексы, насколько это вообще возможно у таких маленьких детей, выяснилось, что ногами управляет Эрин. Так что в этом плане, скорее всего, они состоялись.
Тем временем близняшки, раздосадованные невниманием к своим особам, захныкали. Оксетт обернулась. Девочки обрадовано заулыбались и снова потянулись к ней.
-Возьми их на руки. - предложил Далецки.
Собрав в кулак все свое мужество, Окс взяла существо (существа?) на руки. Девочки хором рассмеялись и в четыре руки обняли ее. Вмиг страхи ее рассеялись, и в душе всколыхнулось что-то теплое, материнское. Она обняла Ринки и взглянула им в глаза. Этот момент навсегда остался у нее в памяти: в глазах крошечных близняшек не было ни боли, ни страдания. В них светилось озорство, радость и умиротворенность. Окс положила девочек в кроватку, дала им погремушку и стала с ними играть. Далецки смотрел на племянницу со странной улыбкой.
-Ну вот, моя милая, а ты говоришь - усыпить! Да эти малявки влюбят в себя кого хочешь!
-Дядюшка, милый, прости меня! Ты же знаешь, что я иногда бываю несносна. Что с ними будет дальше?
-Они сейчас здоровее любого ребенка в отделении, так что держать их здесь больше не имеет смысла. Мы подали запрос в Дома инвалидов Мэджик-Сити, Доркера и Маргарита-Сити. Сейчас ждем ответа.
-А они смогут там нормально жить, развиваться?
-Думаю, там сидят не дураки. Какое-никакое образование и нормальный уход они получат.
………………………………………………
В одно из хмурых декабрьских утр, под конец студенческой практики, Ник вошел в кабинет профессора Далецки. Профессор, недавно вернувшийся с обхода, был в неплохом расположении духа.
-Доброе утро, док Либстер! Что вас привело ко мне? – пафосно произнес пожилой хирург, но тут же улыбнулся: на лице Ника отражалась сложная гамма чувств, среди которых преобладало смущение.
-Здравствуйте, проф. У меня чисто личный вопрос.
-Интересно! Давно ко мне не приходили с личными вопросами. – Фон Далецки указал Нику на кресло.
-Я хотел бы знать, что Вы предпринимаете, когда у Вас появляются, скажем так, дети, от которых отказались родители? – Ник уселся на краешек сидения и сцепил руки в замок.
-Мы связываемся с детскими приютами и устраиваем их туда.
-А если ребенок родился с физическим изъяном?
-Тогда мы оставляем его у себя, по возможности ликвидируем изъян, а если он неустраним, передаем ребенка в дом инвалидов. Коллега, ведь Вы это прекрасно и без меня знаете. Ближе к делу.
-Проф, я бы хотел узнать, реально ли мне удочерить девочек из пятого бокса? – выдохнул Ник.
Далецки не поверил своим ушам.
-А как посмотрит на это, простите за бестактность, Ваша жена?
-Смотреть некому. Я не женат.
-Ну, раз так, то полагаю, что проблем с моей стороны не будет. Утрясайте юридические формальности. Я с удовольствием помогу Вам, мистер Либстер, уладить проблемы с законниками. Как я понимаю, этот шаг Вы хорошо обдумали, и отговаривать Вас бессмысленно.
-Вы правы, дорогой проф. Я, знаете ли, одинок. Извините за сентиментальность, но близких людей у меня, к сожалению, не осталось. Честно говоря, я побаиваюсь попросту свихнуться. То-то будет весело! Нобелевский лауреат, профессор психиатрии попадает в желтый дом... Я абсолютно уверен, что смогу быть полезен этим малышкам, чувствуется, они большие умницы и должны иметь в жизни нечто большее, чем просто вовремя поданную еду и стираные простыни.
-Полностью с Вами солидарен. Признаться, я до недавних пор был убежден, что девочки интересуют Вас лишь с точки зрения ученого–психиатра… - Далецки поднял ладони - Признаю свою неправоту. Мне было известно, что Вы зачастили ко мне в боксы. Я даже хотел просить Вас дать заключение по этим девочкам, как специалиста, для дома инвалидов.
-Ну, сейчас очень трудно сказать что-либо определенное, но мне они очень нравятся: жизнерадостные, веселые, никаких физических страданий. Похоже, единственное, что им грозит в будущем - это трудности с адаптацией в обществе. Но тут я уж приложу максимум усилий, чтобы все было нормально.
-Ваша репутация, врачебный авторитет и мои личные наблюдения производят на меня хорошее впечатление, док Либстер. - несколько высокопарно произнес фон Далецки - Я сегодня же отзываю запросы в дома инвалидов и начинаю хлопотать о Ринки. Значит, они станут Эрин и Морин Либстер?
-Ринки Либстер, с Вашего позволения, проф! - расплылся в улыбке Ник.
………………………………….
Ник взял отпуск в своей клинике. Сидеть с девочками приходилось самому, ведь не всякой гувернантке доверишь таких детей. Он не сковывал их свободу и не оберегал их излишне. Первые попытки ходьбы он заметил у близняшек еще в пять месяцев. Сперва у девчонок никак не получалось удерживать равновесие, но, держась за сетку манежа, они уже уверенно прыгали и шалили, как умели. Ник удивлялся про себя, что Ринки почти никогда не плакали; сиделка Экхольм оказалась права: они были умиротворены, довольны жизнью и обществом друг друга. Сестер можно было надолго оставлять одних: они превосходно играли и занимались другими интересными вещами вместе. Когда Ринки мочили или пачкали подгузник, они не плакали, а издавали звуки вроде поросячьего визга, делая это без слез. Их отношение к жизни можно было бы назвать спокойным созерцанием, познанием. Их интересовало все их окружавшее. Дом Ника стоял неподалеку от приморской автодороги, а фасадом выходил на море. К дому примыкал небольшой сад, где росли пальмы и кипарисы. Ринки могли часами сидеть с Ником в тени пальмы, играя друг с другом на коленях у папы. Иногда он пускал их поползать по мокрому песку пляжа, и был сильно удивлен, наблюдая, как однажды девочки обнаружили в песке крабика - подкопщика. Ник встревожился не на шутку: он знал, что у этого вида крабов очень сильные для их маленьких размеров клешни, и что он может запросто перекусить Ринки пальчик. Но девочки и в мыслях не имели мучить краба; выкопав его из песка, они внимательно стали его рассматривать в то время как притворяшка краб, естественно, прикинулся мертвым и поджал лапы. Морин перевернула зверька и со значением посмотрела на Эрин. Они положили его обратно на песок и терпеливо стали ждать, когда крабик подаст признаки жизни. Было очевидно, что они раскусили крабий подвох. Подкопщика пригревало, вскоре он выпустил лапы и попытался перевернуться со спины на брюшко. Девочки залились смехом, но тут же нахмурились: крабик неловко барахтался в песчаной лунке, и никак не мог встать на лапы. Ник уже готов был прийти зверьку на помощь, но Морин успела раньше. Она осторожно, одним пальчиком, перевернула крабика, тот, наконец, встал на terra ferma и боком-боком заспешил к воде. Ринки опять рассмеялись и обернулись к Нику, показывая на краба, бегущего в воду. Ник подхватил своих дочек и расцеловал их.
………………………………………
Счастливые часов не наблюдают... Время бежало незаметно, Ринки взрослели, из крохотного розового существа они превратились сначала в стройных девочек, а потом и в красавиц - девушек. Ник часто ловил себя на той мысли, что если бы Ринки были нормальными девочками, они бы вовсю уже бегали на свидания с поклонниками, ведь с их характером, открытым, добрым и отзывчивым, они живо стали бы душой любой компании. К тому же, по мере взросления, девочки все меньше и меньше замечали свою ущербность; они прекрасно ходили, бегали, плавали. Оксетт, которую Ринки, едва научившись говорить, стали называть мамой, была от них без ума: сестрички помогали ей во всем. То посуда перемыта в четыре руки за две минуты, то пол в две швабры выметен моментально. Опасения Ника о том, что девочки вырастут закомплексованными, не оправдались: Ринки, если в этом была нужда, замыкались одна на другую, составляя самодостаточную систему, общаясь и играя друг с другом, вместе читая, глядя телевизор или гуляя по саду. Окс с четырех лет учила их, запасшись стопкой книжек по программе начальной школы, а когда подходил конец учебного года, она договаривалась с преподавателями местной школы о том, чтобы ее дочерей проэкзаменовали. Учителя, предупрежденные об экстравагантном виде испытуемых, отнеслись к просьбе Окс с пониманием, так что учение проблем не представляло.
Ник часто ломал голову, как ему показать девочкам мир, в котором они живут. Непростая задача, ведь боязнь «синдрома белой вороны» делала невозможной любую дальнюю поездку. Вместе с тем, Ник чувствовал себя неловко, когда, возвращаясь с очередного симпозиума, он рассказывал о другой стране, а Ринки слушали, открыв рты, а потом говорили: "Как тебе везет, папа! Посмотреть бы на все это!". Наконец, Ник нашел выход из положения. Шел уже семьдесят пятый год, Ринки исполнилось шесть. Стекла "Увертюры" затонировали в цвет "металлик", Ник, Окс и Ринки запаковали вещи и тронулись в дальний путь. Они объездили весь Сэнгамон, побывали во многих городах, отдохнули в палатке на высокогорном озере Палурд, потом поехали в столицу, посмотрели на пустыню Грейт Сэндс, следили за запуском ракеты с космодрома Спэйсер, искупались в целебных источниках на Новом Лабрадоре, проехались по знаменитому Снежному шоссе, проходящему между острых снежных пиков Лавразайских гор. Потом на автопароме Либстеры переправились через Внутреннее море в Маргарита-Сити, и вдоль великой реки Орджеркайнд вернулись в Мэджик Сити. За полтора месяца этого волшебного путешествия Ринки получили больше впечатлений, чем за всю их предыдущую жизнь. Они, наконец, увидели, сколь огромен и прекрасен мир, простирающийся за оградой их дома.
Ник постарался предусмотреть все. Как правило, они останавливались на ночлег в малонаселенном месте, спали в палатке. Только иногда, изредка, по настоянию Ринки или Оксетт, они снимали комнату в придорожном мотеле, казавшемся им гостеприимнее остальных. Не так много людей видели Ринки, и, как это ни странно, «синдром белой вороны» ни разу не проявил себя. Встреченные четой Либстеров люди с пониманием и отзывчивостью смотрели на Ринки, будь то заспанная консьержка в Сити оф Сити, или бронзовый от высокогорного загара спасатель в заснеженном Дрентельне. Ник был доволен: девочки знакомились с новыми людьми, наконец-то, не с книжными персонажами, а с живыми, это общение многое им давало, еще раз подтвердились слова больничного служителя: хороших людей в мире больше, чем плохих.
Миновали семидесятые; закончилась Вьетнамская война, советские космонавты проводили в космосе рекордные полеты, далекая Москва готовилась к олимпийским играм. Мир со всеми своими трагедиями и радостями жил, содрогаясь от очередной войны или переворота, надеясь на перемены к лучшему, ненавидя и любя.
В жизни Либстеров, правда, мало что изменилось: Ник по-прежнему много работал в своей клинике, сильно уставал, виски его засеребрились сединой. Оксетт, казалось, ход времени не затронул: она была все так же хороша, остроумна и немного максималистична, с точеной фигуркой восемнадцатилетней девушки. Окс оказалась прирожденным педагогом, Ринки под ее чутким руководством получали полноценное домашнее образование. Когда у Ника был отпуск, вся семья садилась в старую добрую "Увертюру" и ехала путешествовать. А в восьмидесятом году Ник отважился нанять частный самолет и свозил Окс и Ринки на Фиджи.
Время шло; Ринки нужно было начинать специализацию, они уже перешли в пятый класс средней школы. Ник ходатайствовал об их обучении на дому. К девочкам стали приходить преподаватели по спецпредметам, а освободившаяся Оксетт пошла работать в клинику Ника педагогом.
Девочки часто стали оставаться одни. Конечно, учеба занимала много времени, преподаватели, искренне удивленные высокими умственными способностями Ринки, увеличивали объем домашних заданий, но их подопечные справлялись с работой шутя. В свободное время девочки читали, папа покупал им все новые книги, особенно Ринки нравились готические романы, от Мэри Шелли до Стивена Кинга. Оксетт на этой почве нередко спорила с ними до хрипоты, но Ник оставался спокоен, и молча покупал им новинки. Окс же обшивала девочек с ног до головы, ведь они вырастали из своих странных одежек за год - полтора.
Летом восемьдесят второго года у Ринки начались месячные. Ник, молча думавший, что девочки останутся бесплодными, испытывал противоречивые чувства: с одной стороны, облегчение от знания, что в этом его дочки не будут ущербны, но тут же подавал голос циник - скептик, сидящий внутри каждого врача: а кому впоследствии Ринки будут нужны, как женщины? Вопрос повисал в воздухе, Ник не отваживался признаться даже самому себе, что ответ на него прост, проще не бывает: НИКОМУ...
…………………………………..
Надеюсь, Вам понравился этот анонс. О дальнейших событиях новеллы «Атомные Ринки» (а их еще изрядно впереди) можно прочесть, пройдя по этой ссылке:
https://www.litres.ru/ivan-vladimirovich-kudishin/atomnye-rinki/