Венеды

Почтовая марка СССР, 1985г.

ВЕНЕДЫ

Периодически в прессе появляются сообщение об очередных раскопках Венеды - легендарного города - призрака таинственных венедов или, по другим версиям, венетов, винетов, народа, проживавшего на рубеже первого тысячелетия где то на берегах Балтийского моря, народа, о котором нам практически ни чего не известно.

Как правило все эти раскопки заканчиваются открытием очередной рыбацкой деревушки, которые ни по масштабам, ни по их стратегическому положению ни как не подходят на роль крупнейшего купеческого города балтийского региона раннего средневековья.

Не подходит и река Висла на роль крупной транспортной водной артерии международного масштаба по той простой причине, что ведёт в горы и, тем самым не облегчает,

а наоборот, многократно, без всякой на то надобности, обременяет путешественника, а значит и открытый археологами на польском берегу древнее поселение Юлин или Юлинь то же не подходит на эту роль.

Да и ведёт, по сути дела в никуда, в Карпаты, не гарантируя купцам ни крупного барыша, ни безопасности.

Попробую, поэтому, добраться до истины и провести самостоятельное расследование.

Но для этого предлагаю свой метод, который должен отличатся от попыток моих предшественников, который бы позволил получить иные результаты.

Но начнём мы не с поисков предполагаемого месторасположения города, а поставим сами себе очень простой вопрос: что могли предложить потенциальным покупателям венеды,

что бы стать таким зажиточным и могущественным народом?

Для этого нужно внимательно изучить ресурсы этого региона и проанализировать, а кем же были купцы, или, как их называли в раннем средневековое, гости?

Как упоминал в своих работах Л.Н.Гумилёв, купцы того времени торговали только эксклюзивными: дорогими и редкими товарами.

Они были единственной социальной группой людей, не считая, конечно, времени вооружённых конфликтов, имеющих возможность пересекать многочисленные границы владений местных правителей.

В дополнение к этому они должны были платить пошлину за право ведения торговли, и плата взималась, как правило, звонкой монетой, а не натурой, то есть не местными предметами обихода и, тем более, не продуктами питания более чем в достаточном количестве производимых и на месте.

Торговцы были к тому же единственным источником более-менее правдивой информации о сопредельных странах и могли использоваться в качестве шпионов, а то и тайных посланников.

Именно поэтому купцы пользовались покровительством местной знати и относительно безопасно могли передвигаться по подвластной тем территории, и только для защиты от грабителей нуждались в услугах охраны.

Считается общепринятым фактом , что венеды были предприимчивыми и успешными торговцами.

Для того , что бы торговать, нужны, как минимум, товар и покупатель, спрос на этот товар.

Как известно ещё из античных источников, венеды жили где то на востоке Балтийского моря.

Каким же товаром из этого региона они могли торговать?

Лесом, рыбой и местными продуктами земледелия обладали все народы этого региона и их продажей навряд ли можно было нажить огромные состояния.

Был только один продукт, востребованный не только в регионе, но и далеко за его пределами: янтарь!

Янтарь в незначительном количестве встречается практически пр всему побережью восточной Балтии, но в больших, годных для промышленных разработок объёмах встречался только на территории пруссов, некогда заселявших юговосточный берег Балтийского моря и, судя по свидетельствам античных авторов, только пруссы понимали в нём толк и добывали в больших количествах.

Здесь мы вплотную подошли ко второй составляющей связки товар–купец, а значит пришло время поговорить о пруссах.

ПРУССЫ

О пруссах, вообще-то, известно тоже не очень много, хотя первые упоминания о них встречаются ещё у античных авторов.

От них же известно, что основными занятиями пруссов, как впрочем и всех остальных жителей побережья, было рыболовство и довольно примитивное земледелие.

Дополнительным занятием пруссов было и пиратство, доведённое позднее скандинавами до совершенства.

Пиратство у прибрежных жителей не только не осуждалось, но являлось довольно достойным и уважаемым занятием в глазах соплеменников.

Точно так же, как сейчас в Европе героизируют викингов, тех самых викингов, которые грабили предков их теперешних почитателей.

Подобное явление благополучно дожило и до нашего времени и практикуется сих пор в Аденском и Гвинейском заливах или в Малаккском проливе.

У тех же авторов мы находим сообщения о таком количестве янтаря в прусской земле, что местные жители могли собирать его просто у себя под ногами, сами использовали его для украшений и даже продавали ближайшим соседям.

Существует и ещё одно, на мой взгляд, очень интересное упоминание пруссов– руссов на фоне национальных движений руссов, которое тоже необходимо упомянуть.

В уже русских народных сказках, и только в них, описываются сказочные существа: русалки.

Во всех известных мне европейских языках они то же упоминаются, но именуются только как «водные девы».

На мой взгляд так могли назвать их именно венеды, с удивлением наблюдая за странным, длительным «купанием» женщин в холодной воде.

Напомню, что вода в Балтийском море даже в самые жаркие летние месяцы редко прогревается выше 17 градусов.

Что бы понять, почему этим занимались только женщины, нужно пообщаться с корейскими ныряльщицами, добывающих живность к семейному столу со дна моря.

По их свидетельству мужчины физиологически не способны к длительному пребыванию в холодной воде.

Возможно существовало разделение труда, когда русалки искали янтарь в море, в то время, как мужчины занимались более тяжёлой физической работой, например добывали его в береговых карьера.

Во времена экспансии крестоносцев пруссы определённо разговаривали на языке, родственному литовскому, но их происхождение до сих пор остаётся загадочным.

Современная классификация языков, на мой взгляд, не совсем удачна, и не только не точно описывает их схожесть, но даже часто попросту вводит в заблуждение.

Например, из так называемых балтийских языков только прусский был распространён непосредственно на берегу Балтики,все остальные «балтийские» народы получили выход к морю только в 19-20 веке.

Для уточнения языковой ситуации я бы разделил условно все галльские языки континентальной Европы на четыре группы:

-западно-галльские – языки западной Европы до завоевания Римом Галии;

-южно-галльские – распространённые на юге Европы и в Малой Азии;</

и-наконец северо-восточные – распространённые в своё в время по всей восточной Европе; (впоследствии, примерно в 5 столетии был рассечён на восточно- (славянские) и северо-галльские (балтийские) языки).

До этого разделения, согласно последним исследованиям, соседние славянские и балтийские племена могли без общаться без переводчика.

В подтверждение это гипотезы , думаю, будет интересно проследить происхождение слова «медведь» или, если быть предельно точным, «мишка- медведь».

В настоящее время принято считать его происхождение словосочетанием «мёд»и «ведать», то есть «мёдом ведает».

Мёд это ценнейший продукт питания и консервант и кажется мало вероятным, что бы люди относились к своему конкуренту с панибратской благосклонностью.

Поэтому в германоязычных землях, например, медведи были истреблены уже в раннем средневековье.

Отношение же северо-восточных балтов к медведям было совершенно иным: в их представлении окружающий их мир чётко делился на сферы: на небесах жили боги, окультуренные земли управлялись людьми, а тёмные пугающие леса принадлежали медведям.

Люди без большой надобности в лес не ходили, даже охотились, в основном, силками на краю полей, где и кормилась всевозможная лесная живность.

Поначалу их называли «медведь»: прусс. , лит. диал. «mede» и «wedais», что значит «лес» и «ведать» ( впрочем последнее слово понятно даже без перевода), что могло значить: «лесной ведун» или, более понятное сейчас «заведующий» (сравните так же лит. «medviliné» - «хлопок», «вата», или точнее растительное или древесное волокно, где «viliné» означает «шерсть»).

Ну а позднее, с развитием языка, добавилось ещё и, более понятное уже на то время, слово «мишка»- лит. «miškos», то есть теперь уже «лесной лесной заведующий».

К слову сказать, тема «медведь и женщина» широко представлена в фольклоре угорских племён от Урала до Балтии.

Сказку «Маша и медведь», видимо, тоже можно сюда же отнести, как и сочинения латвийского поэта А. Пумпура, пытавшегося на фоне национальных движений в регионе и по образцу «Калевалы» создать свой, латышский национальный эпос «Ланчплесис» (Lānčplēsis).

Сами же пруссы себя пруссами никогда не называли и разделялись на независимые и часто враждующие племена.

Следует упомянуть так же, что на границе между восточной Пруссией и Литвой находился остров Русс, который является в наше время самым большим литовским островом.

По некоторым источникам его название на языке скальвов, северных пруссов, означает «место или населённый пункт окружённый, обтекаемый водой».

Примечательно, что там же находиться и Ventes Ragas, носившего в немецкой Пруссии название Windenburger Ecke, что может указывать на присутствие здесь вентов или венедов.

В этих же местах ранее находилась и Windenburg, то есть винденская крепость, построенная орденом в 1360 году и смытая позднее морем.

Не трудно предположить, что до крепости на этом месте могло находиться поселение венедов.

Я, правда, далёк от мысли, что здесь мог находится крупный город, но обнесённая деревянным частоколом фактория, созданная для скупки янтаря у пруссов, могла существовать.

Добавлю, что в древнерусских летописях они же именовались и руссами – русью.

Пруссы всячески сотрудничали с венедами, занятых, с одной стороны, сбытом янтаря, с другой стороны венеты поставляли самим пруссам предметов роскоши.

Учитывая опасности прибрежного плавания легко представить, что сотрудничество распространялось и на сопровождение груза как вдоль Балтийского побережья так, позднее, и дальше, на рынки Константинополя, Дамаска и Багдада.

Западная Европа не входила тогда в зону повышенного интереса венедов по причине бесконечных войн и, как следствие, обнищания населения.

Рассматриваемое нами время ознаменовалось развалом Римской империи и явлением, известным под название Великое переселение народов.

Именно по этой причине восточный берег Балтики на несколько столетий выпал из поля зрения западноевропейских историков, а значит и всей письменной историографии и представлен только отрывочными, скорее былинными, разрозненными и очень скупыми сведениями, живописующие и даже идеализирующие, на фоне всеобщего европейского кошмара, относительно спокойную и размеренную жизнь восточной Балтии, чуть ли не отождествляя её с раем на земле.

Само слово «пруссы – русь» стало позднее нарицательным и означало уже просто вооружённую охрану, вне зависимости от их этнической принадлежности солдат.

Кстати, точно такую же метаморфозу претерпело и слово «швейцар».

Напомню, что в средневековой Европе молодые люди зарабатывали на жизнь службой наёмниками в многочисленных армиях, дружинах или бандах мародёров.

Особенно отличились на этом поприще выходцы из Швейцарии, не нашедшие достойную работу у себя на родине.

Достаточно сказать, что папская гвардия Ватикана формируется только из граждан Швейцарии или вспомнить печально известную Бастилию и погибших при её штурме парижскими коммунарами солдат – швейцарцев.

Их деловые качества на этом поприще были настолько высоки, что до сих пор многие респектабельные отели и учреждения облачают в бутафорскую униформу специально нанятых на работу швейцаров, в не зависимости от их этнического происхождения, в обязанности которых входят приветствие посетителей и распахивания перед ними дверей.

Обязанности по охране здания переложены при этом на совсем других сотрудников.

Может возникнуть вопрос, как же пруссы, говорящие скорей всего на языке северных галлов, могли носить в Новгороде скандинавские имена.

Думаю ответить и на этот вопрос не так и сложно.

Рассматриваемые нами события происходили около 5 столетия, летописные же упоминания Новгорода начинаются только с 9 столетия.

Как видим, эти даты разделяет около полтысячелетия.

За это время в регионе произошли большие изменения, вызванные, скорее всего, вторжением на северо-восток Европы гуннов или аваров и изменением политической ситуации в районе Чёрного и Каспийского морей.

Новгородские купцы всё больше концентрировались на торговле с регионами Балтийского и даже Норвежского морей и здесь их главными союзниками и стали выходцы из Скандинавии.

Их то и нанимали новгородцы на работу в качестве руси – охранников, а их командир, соответственно, получал звание Рюрик или точнее «Рурих», то есть «король, могущественный, вожак руссов».

Следует сказать так же, что и звание «герцог» у германцев, первоначально соответствующее славянскому «воевода», стало впоследствии наследственным дворянским титулом.

(для сравнения: вожаком готов, разграбивших в 410 году Рим был Аларих (Алла- Рих), чьё имя, скорее всего, означало «вожак всех», в этом случае, всех, в первую очередь готов, участвующих в походе на Рим. Я совсем не случайно упомянул здесь готов, контакты которых с пруссами исторически подтверждены).

ВЕНЕТА

Как я уже писал, вряд ли на месте Винденской торговой фактории могло находиться значительное поселение венетов.

Дело в том, что фактория располагалась в самом центре Куршского залива и была удобна для сбора и доставки сюда янтаря со всего региона.

С другой стороны она находиться на большом отдалении от возможных водных путей, которые, в свою очередь, нужно было защищать от многочисленных конкурентов.

Наиболее вероятной водной артерией древности в это регионе могла быть река Западная Двина (Daugava, Düna или Вина ) из которой купеческие ладьи волоком попадали затем в Днепр и далее в Чёрное море.

К сожалению до сих пор не найдено следов этого волока, но о его существовании хорошо известно из летописей.

На первый взгляд кажутся наиболее привлекательными местами для поселений устья рек Вента (Venta) и Западная Двина, тем более, что название Вента перекликается со словом венеды.

Их использовании в качестве основного порта венедов сопряжены, правда, с трудностями.

Устье Зап. Двины, хотя и находится в Рижском заливе, полностью открыто северо-западным, самым свирепым ветрам региона, а устье Венты выходит вообще в открытое море и не только в шторм, но уже и при сильном ветре, оба недосягаемы для небольших судёнышек.

Более того, местность вокруг устья Венты совершенно плоская, открытая всем ветрам и, соответственно врагам, как с моря так и с берега.

Этих недостатков лишён другой, Пярнуский залив, который находиться на севере Рижского залива.

Более удобно для городища, а поэтому, с моей точки зрения, и больше подходит устье другой реки, Пярну.

При впадении реки Пярну (Pärnu) образуется относительно небольшая, хорошо защищённая от всех ветров бухта, акватории которой с лихвой хватало бы для размещения всего венедского флота.

И здесь, думаю, пора подробнее поговорить о другой легендарной стране – Биармии.

БИАРМИЯ

Страна Биармия тоже заслуживает самого пристального внимания, но почти все немногочисленные сведения о ней, хотя и, возможно, более позднего времени, дошли до нас только благодаря скандинавским сагам.

Другие источники, например «Иоакимовская летопись», дошедшая только в пересказе и названная историком Карамзиным «шуткой», не вызывает доверия и потому рассматриваться не будет.

Одним из наиболее информативным источников о Биармии является, безусловно, сага о Харальде Прекрасноволосом.

Настолько информативным, что отрывок с упоминанием Биармии стоит привести почти полностью: «...он отправился в поход, сначала в Восточные Страны, а затем в Данию, а так же в страну Фризов и в страну Саксов.

Этот поход продолжался четыре года. Затем он отправился на запад за море и воевал в Шотландии, Бретланде, Ирландии и Валланде, и этот поход продолжался тоже четыре года.

После этого он отправился на север в Финнмёрк и далее в страну Бьярмов, где произошла большая битва, в которой он одержал победу.

Когда он вернулся в Финнмёрк...» (Сага о Харальде Прекрасноволосом)

Не трудно догадаться, что Бретланд это Британия, Валланд–Уэльс, жители которого, валлийцы, говорят на валлийском языке, Финнмёрк – соответственно Финляндия, а Бьярмия, конечно же, Биармия.

Именно эта информативность, на мой взгляд, и сыграла со многими исследователями злую шутку, воспользовавшись их излишней доверчивостью.

Ведь если изучать эти разбойничьи набеги с помощью карты, то не трудно заметить, что они были великолепно спланированы и состоят из трёх совершенно самостоятельных операций.

Первая из них, проходила в водах Балтийского моря.

Разбойники, выйдя из Скандинавии, начав с юго-восточного побережья, прошли далее огнём и мечом берег теперешних Польши, Германии, Голландии и Дании, через 4 года вернулись в своё логово.

Нельзя упускать из вида, что от успеха викингов зависела жизнь их многочисленных домочадцев и родственников, да и сами участники похода нуждались в отдыхе, а раненые и больные в лечении и уходе.

Кроме того, тяжелогруженые суда уже не были так быстроходны, а их фрахт ещё нужно было доставить на берег и реализовать.

Следующий набег проходил по той же схеме, только целью разбойников были Британские острова.

Последней целью нападения, на этот раз, была Ирландия.

А что бы вернуться домой, викинги всё равно, выбрали ли они западный, Атлантический маршрут или воспользовались проливом Ла-Манш, должны были идти на север, поскольку Британские острова, в любом случае, лежат южнее Норвегии.

Это предприятие длилось так же четыре года и я бы очень удивился, если бы соратники конунга не зашли хоть на короткое время в родную гавань.

И только в заключительном, третьем походе, сразились с биармами, посетив до и после похода ещё и Финнмёрк.

Встречаются рассказы о Биармии и в других сагах, но во многих они мало отличаются и выглядят так, будто написаны под копирку, поэтому упомяну только их названия.

Это «Сага о Харальде Серая Шкура», «Сага о Магнусе Голоногом», наконец, «Сага об Олафе Святом».

Ещё немногословней ведётся повествование в другой скандинавской саге - «Саге об Одде Стреле».

В ней также говорится о набеге на Биармию, но в отличии от первой саги, всё произошедшее описывается предельно лаконично, почти без колдовства и вмешательства потусторонних сил и поэтому, на мой взгляд, заслуживает большего доверия.

Очень важно, что разбойники, по всей видимости, вышли из старинной столицы Уппсалы, что лежит на восточном берегу Швеции, следуя, многолетней традиции, на север, напали на страну Финнов, затем посетили и разграбили святилище Юмалы в Биармии, направились вновь к Финскому берегу.

Для расследования третьей, заключительной части похода следует вначале разобраться с истинным местоположением Финнмёрка, или Финляндии тех времён.

Прежде всего необходимо напомнить, что все северные территории, Скандинавия и Финляндия в том числе, были заселены гораздо позже других близлежащих территорий .

Заселялись они, как правило, мигрантами из лежащих южнее областей.

Сейчас уже достоверно известно, что в раннем средневековье норвежцами была заселена только южная часть страны примерно до Тронхейма.

Ещё реже была заселена Финляндия.

Ближайшими северными соседями финнов и сейчас в рассматриваемые мною времена были оленеводы – кочевники саамы, теснимые пастухами и земледельцами финнами всё дальше на север.

Это ни в коем случае не означает, что между ними происходили вооружённые столкновения.

Всё протекало исключительно мирным путём и даже не требовало прямых контактов между этими народами.

Северные олени отлично адаптировались к условиям Севера и главным продуктом питания, особенно зимой, для них является мох–ягель.

Финны занимались, в основном, подсечно–огневым земледелием.

На месте будущей пашни выжигался лес, зола превосходно удобряет бедную минеральными веществами почву, но после нескольких лет пользования земля истощалась и земледельцам приходилось регулярно переходить на новые места, осваивая всё новые территории.

Заброшенные поля постепенно зарастут лесом, а позднее, и ягелем, но на это уйдёт более 150 лет, а оленей нужно было кормить каждый день, поэтому при появлении на их пастбищах финнов – земледельцев саамы были вынуждены откочёвывать всё дальше на север, навсегда уступая свои угодья пришельцам.

В тундре, напротив, заниматься земледелием практически невозможно, поэтому заселение её финнами, за исключением единичных охотников и рыбаков, практически исключена.

Это убедительно подтверждает моё предположение, что искать Финнмёрк описываемого мною времени следует только на юге Финляндии, а не на холодном берегу Баренцева моря.

Вполне логично выглядит, в таком случае, и выбор маршрута Ода Стрелы и его команды: от шведского берега пробираться до Финляндии под прикрытием Аландских островов намного незаметней, а главное, безопасней, чем идти открытым морем.

В заключение остаётся только пересечь Финский залив и пройти вдоль эстонского берега до Рижского залива.

Возвращение тем же путём, в случае преследования разгневанных защитников Венеды, практически делает суда невидимками на фоне заросшего берега, тогда как в открытом море мачта корабля заметна даже на очень большом расстоянии, да и искать обидчиков логичней было бы в шведском, но ни как не в финском направлении.

А установив местонахождение Биармии, легко раскрыть и происхождение принятого в германоязычных странах слова "бернштейн" (Bernstein), означающее янтарь.

Некоторые исследователи выводят его из средненижненемецкого, самого распространённого языка северной Европы времён процветания Ганзейского Союза, от слова бёрнштайн (Börnstein), что должно означать «горящий камень».

Янтарь, конечно, горит, но всё-таки лучше подошло бы это название каменному углю.

Бернштейн был ценим и редок даже в соседних с Биармией странах, поэтому и получил имя «биармского-, бьярмского- или бёрмского камня», переняв, таким образом, имя продававших его по всему свету купцов.

Также, как, например, дамасская сталь и выделанные из неё клинки, изготовленные талантливыми индийскими мастерами, но впервые увиденные европейцами на базарах Сирии.

Следует коротко остановиться и на господствующем до сих пор мнении, согласно которому Биармия могла находиться где то на северо-западе России, от северной Карелии до Урала.

Здесь, думаю, исследователей ввело в заблуждение не правильно понятое прочтение саг, с одной стороны, и принесённое в Европу новгородскими купцами название местности Приуралья: Парма или Пермь (Perämaa), что на угорских языках означает просто "дальняя земля", "чёрт знает где", недоступная ещё тогда русскому человеку.

Угорское происхождение слышится и в слове Биармия: Biarmaa, Bjarnmaa либо Perumaa, но об этом чуть позже.

Причины, почему север России не мог быть пристанищем венетов, хорошо описаны в многочисленных публикациях на эту тему.

Поэтому остановлюсь только, как мне кажется, на самой главной.

Местные крестьяне просто не смогли бы обеспечить пропитанием население большого города.

Саги недвусмысленно передают страх грабителей перед защитниками города, до такой степени, что даже ватага, прибывшая на двух судах и насчитывающая от 50 до 100 воинов, отваживается напасть только на почти незащищённое капище вне городской стены и тут же спасается бегством при появлении первых защитников, уповая больше на удачу чем на силу своего оружия.

По самым грубым подсчётам венеды, в таком случае, должны были иметь, по меньшей мере, пяти, а, скорее, 10 кратное численное превосходство на поле боя, а, значит, с учётом чад, домочадцев и торговых гостей, в городе одновременно могло проживать до 2500 человек.

До заселения русского Севера в эпоху индустриализации столько людей вряд ли проживало во всём Поморье.

Неизвестны также и торговые пути, связывающие Беломорье с более южными регионами, по которым могли доставлять сюда так необходимое здесь продовольствие, до появления в этих краях в XII столетии новгородских поселенцев.

Которые, к слову сказать, ни когда не прерывали связь с метрополией, занимались торговлей и отхожим промыслом, гарантировавшие их выживание.

Благодаря немногочисленным и, надо заметить, не совсем однозначным письменным свидетельствам можно предположить, что жители Биармии общались на языке, похожем на карельский.

Это подтверждает и само название Биармия, видимо искажённое скандинавами, и первоначально звучащее как Биармаа, Пиармаа или, как я уже писал, Перунмаа, но подразумевает, скорее всего, не название самого города, а всей земли, так как слово «маа» или «ма» на многих угорских языках означает «земля», «страна».

Подтверждает это и, как нас в этом убеждают саги, и имя божества - Юмала, деревянного идола, которому поклонялись биармы.

Хотя первоначально это имя должно было означать название, возможно сказочной, страны Юмалы, аналога древнегерманской Валхаллы или христианского рая.

Дело в том, что название Юмала можно толковать как Ю-маа-ла, что, в свою очередь, например, очень напоминает другое географическое название: Юрмала или Юр-маа-ла.

Последнее, по утверждению учёных, означает: Юр(море)+маа(земля)+ла(часто употребляемый локативный суффикс в угорских языках при образовании географических названий), "земля у моря", или совсем по русски: «поморье» или «приморье».

Не согласен я только с переводом первой составляющей слова- Юр(море).

Немецкие, а теперь и польские историки давно, правда безрезультатно, ищут на польском побережье легендарный город Юлин (Волын, Юмне, Иом), аналог разыскиваемого нами города биармов.

На юго-востоке Эстонии находится когда-то крупный торговый город Юрьев, позднее Дёрпт, в настоящее время носящий название Тарту.

Если объединить эти название (Юлин, Юрмала и Юрьев) то легко предположить, что когда то на всей этой территории, от Одера до Тарту жил народ юль или юрь, подаривших своё имя этим топонимам.В этом случае слово Юрмала может означает «земля народа юрь».

Нельзя так же исключить, что своё имя народ получил как раз от моря (ср. прусс. julnin «море»), и означает «поморы», «жители побережья».

Таким образом слово Юрмала может означать просто «земля (страна) поморов».

Такое же значение может иметь и слово Юмала.

ПЯРНУ

Но пора вернуться к самой удобной бухте Рижского залива – Пярнуской.

Спрятанная от всех ветров и посторонних глаз, она могла предоставить достаточно места для стоянки торговых судов, а одноимённая река оберегать гавань с берега, снабжая поселение питьевой водой.

Очень низкий берег буквально изрезан многочисленными реками, встающих труднопреодолимыми преградами и защищающих поселение с материковой стороны от потенциальных врагов.

Но у этой гавани есть и ещё одно преимущество.

Я выше уже упоминал другой крупный эстонский город: Тарту, известный историкам так же под названием Юрьев, а дальше на восток и старинный русский город Псков.

Кратчайшее расстояние между городами Пярну и Тарту, а так же между Тарту и Псков практически одинаково: около 120 км.

Как я уже писал, местность здесь очень ровная, уклон незначительный, осадки обильны, и поэтому буквально испещрена озёрами, болотами, речками и ручьями, текущими во всевозможных направлениях, в половодье же земля буквально уходит под воду, покрываясь талой водой.

Подобный весенний разлив хорошо описан поэтом Н. Некрасовым в поэме «Дед Мазай и зайцы».

На первый взгляд может показаться, что путь на Псков ведёт в никуда, ведь город стоит особняком от всех известных русских городов, скрытых, к тому же множеством рек и обширных болот.

Но как раз в этих реках и болотах больше всего и нуждались псковичи: река Великая с многочисленными притоками, в устье которой и находится город, протекает по Псковской низменности, граничит с бассейнами рек Ловать и Днепр, с давних времён служила удобным водным путём в Новгород и Киев.

О древнем и важном значении г. Пярну (Pärnu) говорит и его название.

Напомню, как на всех языках региона дерево липа называется : белорус. «лiпа», лит. лат. «liepa», фин. «lehmus», карел. «niini», эст. «löhmus», «pärn», и да же, как в карельском «niine-» -липовый, лубяной.

На всей территории восточной и средней Европы традиционна народная любовь к этому дереву.

Достаточно вспомнить города Липецк, Liepaja, Лейпциг (Leipzig, изначально Липниц).

Более того, на север - востоке Германии до сих пор жива традиция «танцевального дерева» - «Tanzbaum» , «Dorf- или Tanzlinde», когда центром населённого пункта является многовековая липа, ветви которой сформированы таким образом, что под деревом образуется беседка, в которой и устраивали деревенские танцы.

Насколько я знаю, ничего подобного не наблюдается с какм либо другим видом деревьев.

Вероятней всего такой поистине вселенской любви липа обязана своему одному, к сожалению, мифическому свойству: в древности считалось, что это единственное, а значит и любимое дерево верховного божества – Перуна, помимо всего прочего ещё и метателя, повелителя молний, поэтому, якобы, в неё никогда не бьёт молния.

В литературе часто упоминается и священный дуб в качестве основного атрибута Перуна.

Возможно это и так, возможно это дерево почиталось как покровитель правосудия и воинов, но никаких особых «привилегий» со стороны Перуна дуб не имел.

Не менее вероятно также и то, что именно из дубовых стволов, как наиболее влагостойких и, значит, долговечных, изготовлялись древние идолы, которые безжалостно уничтожались проводниками новой, христианской религии, поэтому и оставили неизгладимый след в истории.

Но пора вернуться в город Пярну: как я уже упоминал, только в эстонском языке, в отличии от своих соседей, липа зовётся «pärn(puu)» - «пярн(пуу)», а значит и название города можно интерпретировать как «Липецк».

Но и это ещё не всё: выше я приводил ссылки на скандинавские саги, в которых упоминается легендарный город венедов.

Особое внимание в них уделяется «пантеону» венедов: стоящий особняком участок вне городской стены, в центре которого господствовал богато убранный драгоценными камениями и металлом Идол – изображение верховного божества Юмалы.

Впрочем грабителей интересовали, в первую очередь, драгоценности, а не этнография, а религиозные культы в регионе были настолько схожи,

что сторонний человек вряд ли мог отличить культ Юмалы и Перуна, которому поклонялись все проживавшее в регионе народы: Perkonis или Percunis у пруссов,

Perkūnas у литовцев или Pērkons у латышей, и даже демонизированный (в буквальном смысле слова) христианской церковью Peko или Pekolasö в эстонском, ставший в западно- угорских языках чёртом, демоном (Perkele).

А значит не дерево дало название городу, а имя Перуна дало название городу и дереву.

ЛАДОГА

С увеличением восточной торговли венедов рос и их интерес к Ладожскому озеру.

Поскольку оно находилось за рекой Невой, что значит просто "река",то первоначально носило название Нево.

Либо под натиском морских разбойников, а может быть и в связи с изменением конъюнктуры венеды были вынужденны оставить Балтику и основать уже на берегу озера новые поселения.

Никаких документов той эпохи не сохранилось, и что бы понять, чем же могли заинтересовать опытных купцов суровые северные просторы, обратимся к карельскому народному эпосу "Калевала".

А именно ту его часть, в которой описываются похождения трёх искателей богатства и приключений , поскольку первые его части повествует о описании сотворения мира и начальный этап расселения людей северо-западного региона России и прилегающих к нему земель и, в данном случае, не очень информативны.

Для начала напомню её краткое содержание.

Трое искателей приключений: Вяйнемёйнен, Ильмаринен и Лемминькяйнен отправились в суровый и холодный край – Похъёлу (Pohjola).

Всё действо эпоса сводится к сватовству к дочери хозяйки Похьёлы, которое закончилось похищением и невесты и свадебного подарка жениха: волшебной мельницы–жерновов Сампо (Sampo).

Мельница была, конечно не простая: она производила соль – очень ценный в те времена продукт.

Не лишне будет вспомнить, что именно соль была основой благосостояния таких городов средней Европы как Зальцбург (Salzburg) или Мюнхен (München) и была на протяжении тысячелетий единственным консервантом продуктов на европейском Севере.

Собственно, ничего необычного, по крайней мере, на поверхностный взгляд, в этом сюжете нет.

Достаточно вспомнить другую античную сагу совсем из другого региона– "Аргонавты", главные герои которой, кстати тоже коммерсанты, совершив не близкое путешествие и злоупотребив гостеприимством местного царька, выкрали Золотое Руно, предварительно убив приставленного охранять сокровище ни в чём не повинного Дракона, а в заключении умыкнули ещё и принцессу.

Но если все аргонавты были негоцианты и по совместительству бандиты, то среди главных героев "Калевалы" неожиданно оказался кузнец Ильмаринен.

Эпос изначально акцентирует внимание на «песнопевце вековечном» Вяйнемёйнене, этаким двойником новгородского Садко, как на главном герое.

И действительно, талантливый рунопевец был ещё и толковым дипломатом, мог не только развлекать, но и успешно вести переговоры с местным населением.

Хотя исторически сложившееся словосочетание «рунопевец» не соответствует действительности и, как и многие другие стереотипы, вводит да же в заблуждение.

В латышском языке есть слово «Runa» – «слово», «речь», или в нашем случае, «беседа».

Вопреки сложившемуся мнению карельские руны не пелись, а поочерёдно декламировались двумя "рунопевцами", сидящими поперёк лавки и держащимися за руки, и, конечно же, без музыкального сопровождения.

Карельские гусли – кантеле, видимо, использовались просто для музыкального сопровождения, увеселения слушателя.

Присутствие второго героя то же легко объяснимо и логично: Лемминькяйнен был профессиональным, хорошо вооружённым воином, способный в одиночку отогнать ватагу злодеев.

Впрочем, дремлющий за поясом острый меч одним своим видом мог отрезвить горячие головы и до стычек дело вряд ли доходило.

А вот присутствие кузнеца напрямую раскрывает конечную цель экспедиции: металлосодержащие руды.

Надо сказать, что в те времена кузнец должен был не только кователем, но так же геологом и технологом, уметь найти месторождение, получить из руды металл и, только после этого, изготовить из него изделие.

Видимо не случайно 9-я руна Калевалы целиком посвящена добыче железной руды и изготовлению из неё оружия, сопровождаемые, а как же без них, магическими заклинаниями.

Из неё же видно, что для различных нужд кузнец использовал и различные виды руды, и применение нескольких видов руды в одном изделии неизбежно привело к открытию "дамасской стали".

На этом фоне становится ясней и появление волшебной мельницы.

Её изготовил сам кузнец, но на чужой стороне, не дома, где, из-за отсутствия сырья , она была просто ненужна.

Зачем её нужно было похищать не совсем понятно, проще было бы изготовить дома совершенно новую.

Скорее это была действительно мельница, но для дробления, обогащения руды, а на соль можно было заработать уже с её помощью.

Интересно, что карта Европы буквально пестрит топонимами на «ильм» и «илем», от швейцарского Ильнау (Illnau), немецкого Илменау (Ilmenau) до озёра Ильмень в Новгороде и Илемгубы в Онеге, вероятными местами обитания народа – кузнецов.

Интересно, что на Южном Урале в Челябинской области вблизи города Миасса находятся Ильменские горы или Ильментау, в которых был найден ильменит - минерал, титанистый железняк, из которого в наши дни добывают ценнейший металл титан, а вот в раннее Средневековье, скорее всего, служил для изготовления высококачественных клинков.

Здесь пришло время подробнее рассмотреть феномен: образ из этого можно заключить, что Ильмаринен, первоначальнее на карельском Илмайли́не или Ильмойлли́не, это либо родовое имя, а скорее просто прозвище: "кузнец".

Здесь пришло время подробнее рассмотреть феномен: образования городов – государств на берегах Ладоги.

Причины появления государств античного мира хорошо объяснимы.

Государства кочевников изначально строилось сильной рукой предводителя, существовало за счёт грабежа соседей и, как правило, рассыпалось с гибелью его основателя.

На юге, в поясе древних земледельческих цивилизаций, таких как Китай, Междуречье или Египет, значительный рост населения был существенно ограничен периодически повторяющиеся природными катастрофами.

Основная роль императора – царя – фараона заключалась как раз в предупреждении этих эксцессов, а не широко распространённых историй о «кровавых тиранах».

Безусловно были и такие, но самые трагические события связанные с голодом и гражданскими войнами, и как следствие, с сокращением населения в разы, приходились как раз на период межвластия или, как минимум, правления слабого "тирана".

В более благоприятных климатических условиях феодалы заставляли крепостных крестьян работать на себя, принуждая их отдавать часть урожая, защищая «своих» и завоёвывая «чужих» крепостных крестьян у соседей.

Всё это было совершенно неосуществимо в условия северо-восточной Европы, где вплоть до начала ХХ века крестьяне из-за скудности урожаев едва могли прокормить самих себя и вынужденны были издревле заниматься отхожим промыслом.

Даже если бы здесь и появился феодал, не важно, свой или пришлый, то, в лучшем для него случае, население просто ушло бы дальше в глубь леса, разработала бы там новые пожоги,

оставив эксплуататора без добычи.

Впрочем так и произошло в 1610 году после взятия крепости Корела шведами.

Каким же образом в такой глуши, «вопреки всем экономическим законам» могло образоваться малоизученное ещё государство карел?

Начну с того, что своё имя венеды ведут от латинского «vendito», «vendo» — продавать, торговать и «латинские» слова в русском языке совсем не редкость.

Достаточно вспомнить, как «славянский» месяц, увеличиваясь в размерах, превращается в «латинскую» полную луну.

Ещё интересней, на мой взгляд, история с мечом–кладенцом.

На сегодняшний день господствует мнение, что что слово «меч» заимствованно из западно-угорских языков miekku (кар.) или miekka (фин.), а кладенец означает рукоять с богатым окладом.

Согласитесь, версия несколько тяжеловесна.

Думаю слово «меч» имеет более глубокие северо-европейские корни: например в немецком языке ещё остались следы старонемецких слов metze, meste- «нож», а слово «кладенец» удивительно напоминает латинское«gladius»- меч.

По видимому на протяжении долгого времени оба слова употреблялись вместе, объясняя непосвящённому, что меч и есть гладиус, но затем второе полностью вышло из употребления и трансформировалось в кладенец.

Учитывая прекрасные, документально подтверждённые экономические и культурные связи Новгорода и Корелы, и учитывая, что оба города успешно действовали в одном регионе не являясь при этом конкурентами, не трудно предположить, что и отцами – основателями городов были одни и те же люди, а значит и истоки самоназвания карел, как и венедов, следует искать то же в латинском языке.

А так как они тоже занимались торговлей, то оно может происходить от слов «cārē», «carus», «cāritās» — дорогой (товар), дороговизна.

Земли карел располагались на перешейке,получившем название Карельский, недра которого богаты металлическими рудами, что доказывает, например, металлургический завод в п. Вяртсиля, до середины 20 века работавший на местном сырье, Суоярвский чугунно-плавильный завод, производивший, например в 1870 г. более 4500 пудов чугуна при 50-60 рабочих или золотые прииски на северном берегу Ладоги.

Как и в Новгороде население перешейка представляло собой пёструю мозаику различных народов от пруссов до славян, с преобладанием западно-угорских племён: веси, води, ижоры, ингров и других, в процессе интеграции сформировавших новый, карельский язык.

Только торговля на городском рынке могла существенно повысить их уровень жизни и обеспечить доступ к недосягаемым ранее товарам, а работа на торговцев вообще поднимала благосостояние на новый уровень и очень ценилась.

Поэтому помимо своего родового имени многие окрестные племена именовали себя ещё и карелы (karjalaiset).

Назвав в общем списке ингров, я имел в виду не финских трудовых мигрантов, переселившихся ближе к Ст. Петербургу после его постройки в 1703 году, а давших этой земле имя племён и обитавших здесь в раннем Средневековье.

Известны два название: Ингрия, явно славянского происхождения и, более популярное, Ингерманландия, данное в своё время шведами, как видно оба не являются местным самоназванием,и вводят, особенно второе, в заблуждение.

Оно было настолько сильно, что даже А. Гитлер причислил местное население к германцам – арийцам и замышлял основать здесь многомиллионный город.

И действительно: любой человек, знакомый хоть с каким-нибудь германским языком, слышит в слове Ингерманландия что то германоподобное и малопонятное «Ин – Герман – Ланд – Ия», что могло бы значить «В(нутри) – Страна – Германия».

Поскольку земля была заселена угорскими племенами, то и её название первоначально было, скорей всего, «Инг(е)р-маа-ла», и означает уже вполне вменяемое: «Инг(е)р – земля», то есть просто «Земля (или Страна) Ингров», где ингры ,видимо, и было самоназванием живших здесь людей, и удивительно схоже с именем народа, звучащем на многих европейских языках почти одинаково: венгры.

Первоначально это слово звучало чуть иначе, а именно «угры», и называли им племена, участвующих в грабительских набегах на соседей в составе гуннских орд Атиллы.

Это они примерно в V столетии вторглись с юга и разрубили единство северо-восточных галлов, оказав на их развитие значительные влияние.

Именно в это время в регионе произошли кардинальные изменения, формируются народы и первые города–государства.

Например Литва сумела всего за пару столетий создать по образцу кочевников многочисленную манёвренную конницу, конкурирующей даже с крымчаками и наводившую ужас на ближайших соседей в то время, когда у тех служба в кавалерии была привилегированным занятием местной аристократии, а стоимость боевого коня неимоверно высокой.

Чуть севернее в это время сформировалась и народность кривичи, ставшие в дальнейшем составной частью руси.

Своё название они получили не от того, что были кривыми или косыми, а потому, что сумели, объединившись под руководством верховных жрецов, или как их называли в то время, "криве"; лат. Crywo, Cyrwaitos; лит. Krivis, пользующихся непререкаемым авторитетом среди северных галлов, успешно противостоять агрессору.

Примерно то же, но с совершенно противоположным результатом, произошло ранее при противостоянии западных галлов легионам Ю. Цезаря.

Волхвы были единственной силой, способной объединить галлов на борьбу с легионами, но не смогли противостоять чётко отлаженной военной машине, за что, вопреки устоявшейся римской традиции, благосклонно относившейся к местным религиям на захваченных территориях, и были истреблены.

Дальше на север угры, как биллиардные шары, разметали вепсов на восток, в Межозерье, карел на север и финнов на запад, вдоль побережья Финского залива.

Последним пришлось проделать самый дальний путь: как показали генетические исследования, предки финнов жили намного южнее, где то в районе белорусско - польско - литовской границы; впрочем от туда родом были и балтийские венеды.

Растеряв по пути людей и пассионарность, инграм пришлось осесть на скудных, малопригодных для полеводства землях по обе стороны Невы.

Непоправимой катастрофой для карел оказалось Смутное время и связанное с ним вторжение шведов.

Народ в буквальном смысле слова был расколот надвое и вынужденно было эмигрировать либо в район Твери, либо на север на не заселённые в те времена территории.

В заключении к этой главе не лишне будет вспомнить сам факт открытия Элиасом Лённротом эпоса "Калевала", появившийся на свет как раз в период перехода Финляндии, до того шведской колонии, под российское управление и ставшим одним из отцов финского, здесь нужно обязательно подчеркнуть, литературного языка.

Учёному чрезвычайно повезло: он родился за 7 лет до героического ледового похода фельдмаршала Барклая де Толли на г. Умео и изгнания шведов из Финляндии и принадлежал к первому поколению финнов, которым стало широкодоступно образование, в том числе и высшее в единственном тогда университете Финляндии в г. Турку.

Для этого ему, правда, пришлось выучить шведский язык, поскольку будущие финноговорящие профессора ещё сидели с Э. Лённротом за одной партой.

Его биографы, к сожалению, часто допускают в своих работах две грубейшие ошибки: утверждения, что он является создателем "Калевалы" или то, что он перевёл эпос на финский язык.

Страшно представить, но вместо посещения глухих районов Карелии, где Э. Лённрот и записал большую часть рун, он мог бы отправиться отдыхать, как тогда было принято, на баденские воды, и эпос мог быть навсегда утерян.

Хотя первоначальные цели учёного были совсем другие.

Финляндия с конца первого тысячелетия непрерывно подвергалась набегам морских разбойников, чуть позднее была захвачена шведами и только после февральских событий в России в 1917 году впервые в своей истории обрела государственную независимость и врач и любитель–филолог в период с 1827 до 1834 в свободное от основной работы время исходил всю Карелию, олицетворяющей в его глазах этакий финский рай на земле, «Финляндию, которую мы потеряли».

Следует особо подчеркнуть: фольклорист путешествовал по Карелии в одиночку, ни когда не пользовался услугами переводчика, но без проблем общался с карелами, записывал новые руны.

Литературного финского языка ещё не существовало, подавляющее большинство финнов в то время разговаривали только на диалектах, различных в каждой местности.

И если впервые письменный текст на финском появился благодаря переводу Микаеля Агриколы (Mikael Agrikola) только в середине 16 века, то берестяные грамоты на карельском, найденные на раскопках в Новгороде Великом как минимум на полтысячелетия старше.

То, что они написаны русским шрифтом не должно ни кого вводить в заблуждение, ведь все европейские и многие мировые языки тоже используют заимствованный латинский шрифт.

Большинство же карельских текстов, без сомнения, были уничтожены во времена шведской оккупации, ведь её официальной цель была христианизация, правда, уже христианского народа, а главным оружием при этом: уничтожение письменного языка и грамотных людей, как например, при колонизации Мезоамерики испанцами.

Мало того, до второй половины XIX века не существовало даже самоназвания страны, сами финны, а так же эстонцы называли себя maarahvas «народ земли», а свой язык — maakeel «язык земли», а названия Финляндия и Эстония были взяты из латинского, которыми те называли малоизвестные земли региона без точной привязки к местности и языку населяющих их людей.

(впервые название «Eesti rahvas»–«люди Эстонии» ввёл в обиход издатель газеты «Perno postimees» в 1857 году, что, согласитесь, несколько поздновато для исторического названия)

Финны приняли для страны даже искусственное название «»Suomi«» – «»Суоми«», означающее то ли земли полуисторических племён сумь и емь, хотя по фински емь звучит как хямя-hämä(läiset), то ли «Страна болот».

Задача Э. Лённрота заключалась не в переводе, а в адаптации текста рун для большинства финского населения, проживающего на юго-западе страны.

В своих путевых дневниках Лённрот с любопытством и даже какой то завистью описывает простую жизнь карельских крестьян, их быт и их, относительно своих земляков, благосостояние.

Оно обеспечивалось, с одной стороны, незначительным налоговым бременем, а с другой контрабандной торговлей на более чем прозрачной тогда российско-шведской границе.

Как пишет сам Э. Лённрот, карелы – коробейники продавали в Финляндии дешёвые промышленные товары: от метизов, предметов домашнего обихода до текстиля и бижутерии.

Здесь он познакомился и с сауной, диковинной для финнов, живших, как и их владетели – шведы, по западно - европейским традициям,

объявивших водные процедуры вредными для здоровья и с удивлением обнаружил чуть ли не сакральное к ней отношение местных жителей.

Для карел сауна была не только баней, но и клиникой, сопровождающей крестьян всю их жизнь, от рождения до последней минуты.

Интересно, что карельское и финское слово «löyly»(банный пар) происходит от праугорского и означает, например на мерянском, «lil'» (лиль), ещё и «душа», «дух», «дыхание».

Подытоживая вышесказанное приходим к выводу, что финны переняли язык у соседей, скорей всего у карел, до знакомства с карельской культурой не знали сауны и "родного" эпоса – основных составляющих финской культуры.

Таким образом нужно подчеркнуть, что не карельский язык является диалектом финского, а финские диалекты и объединяющий их литературный представляют собой производные от карельского.

Что, в свою очередь, вызывает, как минимум, удивление, когда в работах западно- европейских авторов эпос называют «финно - карельским», ставя «финно-» на первое место, или, что ещё хуже, слово «карельский» вообще опускается, нужно понимать, для краткости.

Согласитесь, что в приличном обществе содержание найденного на улице кошелька не становится автоматически собственностью нашедшего?

Впрочем это достаточно легко объяснялось претензиями манергеймовского правительства и руководимого им народа застолбить границы «Великой Финляндии» в границах трёх перешейков:

( «Viro, Aunis, Karjalan kaunis maa, yks' suuri on Suomen valta») –«Выру, Олонец, прекрасная карельская земля,это единая Великая Финляндия», а то и до Урала.

Но всё течёт и наконец то медленно но верно меняется и с 2009 года карельский в Финляндии да же официально получил статус языка национального меньшинства.

СТОРОЖЕНСКИЙ РИФ

Само происхождение названия озера Ладога неизвестно, поэтому многие исследователи пытаются найти его истоки в финском языке, хотя в рассматриваемые времена финские племена обитали только на северном берегу Финского залива, на берегах Ладоги жили водь, карелы, весь и, возможно, другие народы.

Начнём с того, что ни (Старая) Ладога ни, тем более, Новгород, не могли быть первыми поселениями венедов на берегах озера.

Хорошо известно, что весь северо-восток Европы буквально бедствовал от недостатка металлов.

Речь даже не о злате – серебре, хотя многие станы Европы вынужденны были перечеканивать востчные монеты, а об обычных, для нашего времени, медных и железных сплавах для изготовления рабочего инструмента и других изделий для повседневных нужд населения.

Единственным источником этих руд в регионе была Карелия, причём запасы были столь велики, что позволили вооружить позднее, на начальном этапе даже армию и, прежде всего, артиллерию Петра I в Северной войне.

Но руда находилась далеко на берегах Онего, а единственным путём из Ладоги в Онегу была река Свирь.

Здесь и находится Стороженский риф, на который придётся обратить особое внимание.

Само слово «риф» недавнее и явно навеяно ложной романтикой времён карибских флибустьеров, а Стороженским был назван, согласно легенде, в память о прятавшемся здесь разбойнике, впоследствии раскаявшемся и основавшем в устье р. Свирь монастырь.

Присутствие здесь разбойника хоть какое то длительное время маловероятно: как писал в своё время А. И. Солженицын любой беглый арестант рано или поздно становиться мародёром, поэтому, в те суровые времена, наказание последовало бы беспромедлительно, а от глаз местных жителей, на кажущимся для непосвящённого безлюдном берегу, укрыться просто невозможно.

Здесь же, чуть южнее, находится и знаменитая мель Сухо, ставшая после «знакомства» с ней царя Петра островком, который он, по слухам, приказал насыпать, сделав видимым, для безопасности мореплавателей.

Именно из-за множества мелей и получило озеро своё окончательное название.

На местных западно-угорских языках слово «луда» карел. luuda, luodo; фин. luoto; эст. laid, которое накрепко вошло, наряду с другими: ламба – лесное озеро, лахта– пролив, сельга–скальная гряда и т. д., и в северные русские говоры, означает либо «мель», либо резкое поднятие дна водоёма даже на большой глубине, то, что на морском жаргоне сейчас означает слово «банка», ну а суффикс «га», если подтвердится его славянское происхождение, может означать нечто, находящееся в самой большой или в большей по отношению к предыдущей стадии, то есть слово Ладога может означать либо огромное, с мелью, озеро либо огромная мель внутри этого водоёма.

Легко объяснимо и наличие старинных церквей и монастырей вблизи устья Свири: купцы – язычники в знак благодарности своим богам основывали многочисленные святилища, например «Белый камень», с установленным на нём позднее деревянным крестом, или находящийся тут же невдалеке «Пичин камень», ну а адепты новой победившей религии, причём это касается всех культур и народов, везде, где было возможно, пытались наглядно увековечить свои победы.

Особенно убедительно выглядит это на одном мысу Онежского озера с красноречивым названием «Бесов нос», где поверх древнего наскального изображения, интерпретированного как божество, было выбито изображение православного креста.

ОНЕГА

Впрочем, для большинства торговых гостей, река Свирь была не целью, а только началом дальнего пути на север Онежского озера.

Здесь находился, с одной стороны, центр одной из древнейших новгородских земель: Обонежская пятина со «столицей» Кижский погост на острове Кижи, а так же, на первый взгляд, ни чем особо не выдающаяся среди себе подобных, Кондопожская губа.

Размещение административного центра на небольшом, всего 5 кв.км., острове является вполне логичным решением: с юга его надёжно прикрывают от онежских штормов и недобрых глаз более крупные острова, небольшое удаление от материка гарантирует от незваных, особенно ночных, гостей, а так же и от, довольно назойливого в этих местах, летнего гнуса.

Впрочем купцы забирались так далеко не в поисках приключений: их целью, как и карел на северо-западе Ладоги, были местные руды.

В доказательство можно привести только один интересный факт: в 17 веке здесь действовали уже 5 медеплавильных заводов, закрытых, правда, из-за их убыточности, и это ещё до начала в этих местах бурной деятельности царя – реформатора Петра I, целью которого была уже разработка руды железной.

Вдоль берега, вокруг зданий, а возможно и по периметру всего острова издревле была возведена ограда, скорее всего, как тогда было принято, в виде сруба, забутованного камнями и землёй, со сторожевыми башнями по углам и являлась настоящей крепостью, способной выдержать серьёзную осаду.

К сожалению, деревянные постройки не очень долговечны, не сохранилась даже ограда, построенная уже в ХVII веке, но железо в те времена имело огромную ценность, и его зорко стерегли.

Не трудно объяснить, в связи с торговлей, и появление здесь лодки – кижанки.

Её своеобразие заключается, помимо великолепной мореходности, ещё и в загнутой под углом около 20-40º назад,в носовую часть судна кокоры – форштевня выше линии борта, а не выходящей по ходу судна за его габариты, как на абсолютном большинстве лодок.

Можно предположить, что кокоры изначально были намного выше и заканчивались изображением голов божеств либо мифических животных, которые с приходом христианства были просто запрещены.

Суда шили не по чертежам, а на глаз, по правилам, передаваемых веками от мастера к ученикам, которые нельзя было так просто изменить, ведь на карту была поставлена, в случае неудачи, профессиональная репутация мастера, само его существование.

САНДАЛ

Но намного интересней для меня является другой маршрут, просто потому, что самый продуктивный источник самородного железа на территории Карелии находился к западу от г. Кондопоги.

Уникальность маршрута через Кондопожскую губу заключалось в том, что через неё и, далее, озеро Сандал был доступен богатейший железорудный регион от Пяльвозера до Кончезера, при этом почти весь путь от Ладоги протяжённостью около 400 км, за исключением нескольких непродолжительных волоков, пролегал по воде.

Изначально Кондопожской называлась только самая северная часть губы, отчётливо отграниченная с юга цепью островов.

Далее путь проходил по территории нынешнего города, где от Онеги до о. Нигозеро расстояние всего около 1500 м., а само Нигозеро отделено от соседнего озера Сандал скальной «перегородкой» толщиной не более трёх десятов метров, и по Сандалу мимо крупного Лычного острова через р. Тивдийку к целой россыпи разнокалиберных лесных озёр.

Топоним Лычный остров объясняется обычно добычей здесь большого количества лыка – ивовой коры, на что можно ответить, что лыко в лесном краю не является таким уж ценным сырьём, да и сам остров богат в настоящее время не ивой, а рябиной.

Мне кажется, название можно объяснить личинами – идолами, возведёнными поселенцами во главе с венедами, заменённые, с приходом в эти края христианства, на церковь.

Только этим можно объяснить появление в очень отдалённом, но одном их старейших населённом месте Карелии, замечательного архитектурного памятника и первого из серии деревянных шатровых церквей региона.

Кстати, этот же маршрут был выбран и Петром I для транспортировки мрамора из д. Белая Гора для облицовки строящихся зданий в Санкт-Петербурге, для чего пришлось, правда, пробить между Нигозером и Сандалом «Старый канал».

Сам город построен на довольно «пересечённой» местности, частью на обширных скальных массивах, чередующихся с сырыми, болотистыми местами, частично сохранившимися даже после десятилетий интенсивного градостроительства.

Происхождение местной топонимики до сих пор не совсем ясно, а толкование названия города Кондопога или, по фински Kontupohja как «медвежий угол (основание, дно)» кажется мне надуманным, уже по той простой причине, что слово «pohja» финское, а финнов до начала 20 столетия здесь ни когда не было.

На «классическом» карельском выглядит оно выглядит чуть иначе - «pohju», но в этом районе разговаривают на другом, людиковском диалекте карельского языка.

Более подходит, на мой взгляд, другое объяснение и я не зря подробно остановился на здешних географических особенностях: сандальский водосборный бассейн охватывает огромную территорию – 6620 кв.км, но из озера вытекала только одна река Сандалка, которая находится в северной части озера и вся переполняющая озеро вода, до строительства здесь водоотводного канала, просто переливалась через край и, по крайней мере в половодье, широким потоком уходила в Онего.

Необходимо отметить, что до 1928 уровень воды в озере был на 1,5- 2 метра ниже сегодняшнего и залив Габозеро, которому было оставлено его первоначальное имя, было самостоятельным озером, отделённым узкой, около 2 десятков метров шириной, и, судя по глубине пролива, чрезвычайно низкой, около полу метра, скальной седловиной.

В случае половодья вода просто переливалась через край седловины и устремлялась дальше вдоль заболоченного западного берега Нигозера к Онеге.

В книге Ткаченко. О. Б «Исследования по мерянскому языку» находим: мерян. «anDofia» со значением «кормящий», «дающий» и Кондоба как мерян. konDofia «(при)носящий (свою воду другой реке)», ср. фин. kantava «несущий» от kantaa «нести», ну а славянский суффикс «га» только подчёркивает масштаб происходящего.

Исходя из вышеназванного можно придти к выводу, что первоначально название Кондопога носил только небольшой перешеек, затем прилегающая к нему губа и, только много позднее, основанное здесь поселение.

Не стоит думать, что объяснение лишь случайно и притянуто за уши:«мерянские следы» довольно щедро разбросаны по всему западному побережью Онего.

Многие лингвисты утверждают, что такие топонимы, как Шуньга, Шокша, вотчина карельских вепсов Шолтозро, Чаж, Чёрга, Шуя и да же ст. Токари мерянского происхождения, сюда же стоит отнести и Сандал ( в старые времена Сандало), в чуть другом написании - Сандаба и Сюрьга, а так же Шала на его восточном берегу.

Можно только догадываться, какой массив слов мерянского происхождения сокрыт в русском языке.

Впрочем неизвестно, как называли себя сами меряне, а общепринятое именование происходит, видимо, от неправильно понятые русским слушателем первые слова, произносимые ими при встрече: merə(ms), merek –(говорю, говорить, говори (не говорю по русски или говори по мерянски).

Из той эпохи, возможно, дошла и шутка: «не мели Емеля, не твоя неделя», где «мели» это изменённое «мере», а «Емеля»- «йелма», то есть «язык» (лингв. и анатом.) на мерянском, хотя это могла быть и русифицированная мерянская поговорка, что то похожее на: «мѐре òн йѐлма...»

Сюда же можно отнести и древний хвалебный эпитет:«буй-тур», где второе слово могло означать дикое животное, а «буй»- буйный, то есть могучий или воин в тогдашнем понимании, и происходить от мерянского «ßoj(mo)» мочь и «ßoj(mo)ßa» могучий (ß- непередаваемый в русском языке звук, переходной между «в» и «б»).

Всё таки и один из самых известных русских богатырей был родом то же из центральноугорских земель.

И буквально ещё один пример: сравним слово налим, довольно распространённый вид рыб со словами из удм. «ныылыны», морд. «нилемс», меря.«nelǝ(ms)» (глотать, проглатывать).

Кто видел налима, особенно молодых особей, состоящих, кажется, только из хвоста и огромной пасти, не удивится происхождению его названия.

Ну а сейчас пришло время решить ещё одну загадку: причину появления в этих местах уникального народа – людиков.

Лингвисты до сих пор не пришли к общему мнению, на каком языке людики говорят: карельском или вепсском.

И если российские учёные считают людикский карельским диалектом , то финские признают его самостоятельным языком родственный вепсскому.

Решение, впрочем, лежит на поверхности, достаточно просто взглянуть на карту.

Границы проживания людиков полностью совпадает с «Кончезерским» железнорудным регионом, а значит и была, в своё время, заселена добытчиками озёрной руды.

Вепсы, обитавшие в Межозерье охотно устраивались на работу к венедам, а позднее и новгородцам, а те во что бы то не стало нуждались в местном населении из-за своей малочисленности и знания последними местных обычаев и особенностей навигации на Онего.

Отсюда и название «людики», первоначально люди, и самоназвание последних «lyydilaizet».

ГОСПОДИН ВЕЛИКИЙ НОВГОРОД

Летописная фраза:«Земля наша велика и обильна, а наряда в ней нет; да и пойдите княжить и володеть нами» известна каждому россиянину.

Помимо не правильного перевода слова "наряд", означающее не порядок, а устав, управление, мало кто представляет, что право называть себя «нами», в те времена, могли не все «россияне» и да же не все жители Новгорода, а только его граждане.

А по началу таких было не так уж много.

Данные, полученные в результате раскопок, указывают на то, что город первоначально состоял из множества обособленных по национальному или религиозному признаку, огороженных частоколом и запираемых на ночь воротами поселений, преобразованных в начале в национальные, например водский, а затем и профессиональные, например плотницкий, концы.

Помимо самих «хозяев»– венедов и славян, здесь жили, причём каждый по своим законам, и дальние гости и жители союзнических территорий – пятин: Водской, Шелонскую, Обонежской, Деревскую и Бежецкую, а так же пригородов, то есть союзнических городов.

В IX- X веках новгородцы вышли даже к берегам Беломорья, где встретились с людьми, называющими себя «саамы».

Западными славянами, а новгородский диалект относят к западнославянским, которые и так «экономят» на гласных, например слово «vlk»(волк), самоназвание саамов должно было воспроизводиться как «сам-ам» (ср. «и сам не ам и другим не дам»), впоследствии трансформировавшееся в несколько странное «самоед» и перешло на всех оленеводов.

После того как саамы откочевали на Кольский полуостров название закрепилось за единственными на Белом море оленеводами – ненцами.

Пятины служили торговыми путями, охраняемые и обслуживаемые местным населением.

Думаю не случайно южные карелы, вынужденные покинуть перешеек, переселились в Деревскую пятину, ныне Тверскую область.

Отсюда и древнескандинавское название Гардарика (Garđariki) ошибочно распространяемое на всю Русь: либо означает «королевство Городов» либо «(Нов)городское королевство»; у скандинавов, как и у новгородцев, не было в лексиконе слова означающего «республика» и приходилось обходиться привычными им «королевство» и «княжество».

Именно граждане этих городов и призвали для охраны, а, главное, для поддержания внутреннего мира «князя» на почётную но неоплачиваемую должность.

Плату для себя и своей дружины он должен был добыть сам, взимая дань с соседей на независимых от Новгорода территориях и поэтому рассматриваемых как «гуляй –поле».

В подтверждение довольно шаткого положения княжеской власти в те времена можно напомнить и о массовых случаях изгнания князей как другими князьями, так и своими же «подданными» в домонгольской Руси.

Это наглядно демонстрирует перечень, например, Великих киевских князей, время княжения которых зачастую, за редким исключением, составляла всего пару лет, некоторые, правда, с неоднократными повторами, а судьба умереть в старости в собственной постели доставалась и вовсе единицам.

А не допущенные в Киев горожанами князья терпеливо дожидались милости «подданных», никогда не пытаясь «восстановить законность» силой.

Позднее они превратились в ордынских ставленников и конфликт с таким князем тут же расценивался как мятеж против Орды, со всеми вытекающими от сюда последствиями.

КИЕВ

Когда основная торговля переместилась на юг, пробил час г. Киева.

«Мать городов русских» была основана на Днепре купцами на самом перспективном торговом пути: к Чёрному морю.

Имя город получил от скалы, на которой и покоится исторический центр: Киев-Печерская лавра, вернее её древнейшая составляющая, её пещеры, в старинном написании «печеры».

Вопреки летописной традиции они были обитаемы ещё в каменном веке, а не вырыты первыми русскими монахами в начале I тысячелетия.

Пещеры предоставляли купцам идеальное убежище, в случае нападения, а так же складские помещения, защищённые, буквально «как за каменной стеной» уникальным микроклиматом.

Ещё на рисунке ван Вестервельда 1651 Печера выглядит очищенной от леса лысой горой, резко выделяющейся белёсым цветом на окружающем фоне, довольно редко застроенной небольшими церквями.

Я не удивлюсь, если гости первоначально называли это место «Печерой (Пещерой)», «Скалой» либо просто «Камнем».

Последнее довольно часто используется в качестве топонима и в славянских языках, но ещё чаще в угорских, например лив. ki`uv; ki`v; ki`u, меря. кiß, фин., карел., вепс. kivi, где отдельно лежащие валуны почитались даже, особенно в Приладожье, как религиозные символы.

Следует так же отметить, что слово «kivi» в значении скала в этих языках женского рода, только поэтому и город стал «матерью (а не отцом) городов Русских»!

(интересно, что и населённые пункты на севере "Ки-жи" и легендарный "Ки-теж" имели те же корни)

Пребывание людиков, например, в Константинополе неоспоримо, а дорога туда лежала только через Киев.

В границах города легко найти и «старых знакомых», например речка Нивка или лесной массив Конча (удивительно напоминает Кончезеро).

Кроме того, в Киеве не могли не бывать, в силу тесных связей, и представители других угорских народов.

В черте города, даже после исчезновения множества островов после строительства Днепрогес, находится остров Муромец.

Для многих название звучит, в первую очередь, как имя легендарного богатыря, но суффикс -ец указывает на принадлежность к общности, то есть к народу мурома, и значит, скорее всего, здесь, как и в Новгороде, люди разных народностей, осуществляя совместно трудовую деятельность, жили в отдельных посёлках, благо в пойме реки находилось свыше 50 островов.

Присутствием здесь угров можно объяснить и смешанный этнический состав населения Киева, выявленном при раскопках захоронений X-XII столетий.

ТЬМУТАРАКАНЬ

Теперь пришло время вспомнить и о легендарном городе венедов Тьмутаракани.

Город упоминавшийся только в ранних летописях должен был находиться где то очень далеко на юге.

Причём так далеко, что в русском языке укоренилось понятие «Тьмутаракань» как что то очень далёкое и почти недостижимое, что то « за тридевять земель».

В настоящее время бытует мнение, что Тьмутаракань находилась в Керченском проливе, где то на месте нынешних населённых пунктов Тамань или Темрюк.

Давайте разберёмся.

Как мы установили на примере Новгорода или Киева венеды основывали свои города как фактории, как перевалочные пункты и склады для свои товаров, основным населением которых являлись местные жители, находящиеся у венедов на службе.

Именно поэтому основным разговорным языком в Киеве стал язык полян, а не говор принятый в Новгороде.

Их основными обязанностями были сопровождение, перевалка и охрана грузов, за что они и получали жалование.

Все города–фактории располагались в специально выбранных стратегически удобных для ведения торговли и защищённых от случайных набегов варваров.

В чём могло заключаться стратегическое значение Тьмутаракани?

Тьмутаракань должен был обеспечивать венедам подход к морю, как, например, Новгород к Ладожскому озеру.

На северном берегу Чёрного моря от полуострова Крым и до устья Дуная с античных времён было достаточно греческих торговых колоний, с которыми, уверен, венеды успешно сотрудничали на взаимовыгодных условиях в торговле с Византией.

К этим греческим городам из Киева пролегал удобный торговый путь по Днепру, усложнённый только порогами ниже г. Киева и выходящий напрямую к городу Херсон, в те времена Херсонес и основывать ещё один город не было смысла.

Так что в этой части Чёрного моря нам Тьмутаракань не найти.

Но в раннем Средневековье были и другие, кроме Византии, привлекательных для венедов рынки сбыта балтийского янтаря.

На территории восточной Европы имели широкое хождения серебряные монеты арабской чеканки, в историографии известны упоминания арабских купцов и путешественников о венедах, что говорит о тесных и частых контактах между венедскими и арабскими купцами.

В восточной Европе почти не встречаются серебряные и золотые руды и валютой служили шкурки куниц «Куны», поэтому металлические монеты заморской чеканки пользовались очень большим спросом.

Самый короткий путь из Киева на Аравийский полуостров проходил по Каспийскому морю через Персию, которая сама и сама по себе представляла интерес для новгородских купцов.

Рассмотрим внимательней возможные торговые пути в этом регионе.

Многие исследователи всерьёз рассматривали возможность использования венедами маршрута Волга–Дон на том его отрезке, где уже в наше время был построен одноимённый водный канал.

На первый взгляд это выглядит не так и фантастично, но только на первый.

Наименьшее расстояние между этими реками без учёта построенных уже позже водохранилищ около 100 километров.

Переход посуху волоком из одного водоёме в другой не является необычным явлением и в наши дни, но преодолеть такое расстояние с грузом, вдали от дома, а значит располагая весьма ограниченными возможностями в людях и тягловых животных видится мне не очень реалистичным.

Менее известен другой, на мой взгляд, более реалистичный маршрут и на нём следует остановиться подробней.

Этот путь находиться много южнее первого и пролегает от реки Дон, далее по рекам Маныч и Кума до впадения последней в Каспийское море.

В нашем случае совсем не важно каким образом купцы оказывались на реке Дон.

Возможно это происходило ещё на территории центральной России, возможно им приходилось на своих ладьях огибать Крымский полуостров и проплывать Азовское море до устья Дона.

В любом случае лучше пройти 100 км. по морю в ладье, чем пешим по засушливой степи с грузом на плечах, как говориться: "лучше плохо ехать, чем хорошо идти".

Гораздо интересней что происходило позже, когда ладьи из Дона входили в реку Маныч и плыли на восток к Каспийскому морю.

Основные трудности на пути в Каспий были жаркий климат этих мест, кровососущие насекомые и маловодность рек в летнее время года.

Поэтому идеальным временем прохождения этого водного пути могли быть ранняя весна и, может быть, и осень.

Интересной особенностью этих мест является то обстоятельство, что во время половодья река Маныч разделяется на два самостоятельные рукава, которые текут в противоположные направления и многочисленные озёра или, как их здесь называют, ерики.

При этом нельзя ни в коем случае забывать, что климат в те далёкие времена, как пишет, например Л. Н. Гумилёв, был влажнее, осадки обильнее и, следовательно, реки региона полноводней.

Учитывая всё вышесказанное читателю не трудно будет представить путешествия венедских купцов по этому маршруту.

Они должны были поздним летом или ранней осенью, ещё до осенних холодов и штормов добраться в низовья Дона до места слияния с ним реки Маныч и перезимовать в этом месте до начала весеннего половодья.

Если начинать путешествие весной наши купцы просто не успевали бы добраться к половодью, поскольку таяние рек в центральной и северной России начинается много позже.

По большой воде при тёплой весенней погоде и полном отсутствии комаров они достигали берега Каспия и пользуясь благоприятной погодой под парусом шли к берегам Персии.

На возвращение у них то же уходило не менее полу года.

Для зимовки и были необходимы лагеря, как не далеко от устья Кумы так и Маныча, при впадении его в Дон.

Возможно эти зимовки и имели общее название Тьмутаракань и имели вид легко укреплённых лагерей с несколькими строениями для проживания и хранения товаров.

Учитывая полное отсутствие строительного леса весь комплекс мог быть сооружён из саманного кирпича или насыпным, в виде холма,при этом обязательно наличие на месте питьевой воды (в реке Маныч, как известно, вода высокоминерализованная).

Исходя из этого можно предположить, что один из зимников мог находится на реке Дон от его устья (г. Азов)до впадения в него реки Маныч.

Что же касается былинного «Тьмутараканского княжества» то здесь может быть только одно и очень простое объяснение.

Как я выше уже писал, любой атаман, воевода, «министр обороны» того время именовался князем, а значит и любой населённый пункт с воеводой – княжеством.

Это не обязательно должен быть один из владельцев каравана или купцов.

Для этой цели нанимали профессионала, опытного и решительного, неоднократно принимавшего участия не только в вооружённых стычках но и талантливого переговорщика, умеющего улаживать конфликты с местным населением.

Какова же могла быть дальнейшая судьба зимовок?

По мнению некоторых исследователей этим же торговым путём позднее могли пользоваться и хазары для развития своей торговле на Черном море, ведь именно хазары с 6 по 9 столетия были доминирующей военно-политической силой этого региона.

Необходимо отметить, что как раз в это время ту же самую роль играли венеды на северо-востоке Европы.

Какова же могла быть дальнейшая судьба зимовок и Тьмутаракани?

По всей видимости именно хазары и стали правопреемниками венедов в этом регионе, скорее не без участия самих венедов.

Венеды могли нанимать хазарских воинов для охраны караванов и перенести затем свой центр в дельту Волги, основав столицу Хазарии город Итиль, образовав типичное государство кочевников,

когда за городскими стенами находились только Каган, его Двор и купечество, опиравшиеся на военную силу живущих в степи кочевников.

Агрессивная политика, которую проводил Каган, позволила Хазарии стать крупным политическим центром региона, стала, возможно, и причиной её упадка, каганат просто рухнул под собственной тяжестью.

В конкурентной борьбе с Византией, но прежде всего с Арабским халифатом каганат завоевал Персию и полностью контролировал Каспийское море, вынудив купцов искать новые маршруты, лишись тем самым денежных поступлений, на которые и покупалась лояльность и военная поддержка кочевников.

Подтверждением этого тезиса может служить массовая миграция иудеев – купцов из Хазарии, в том числе и на территорию Киевской Руси.

А захват и разрушение Итиля «вещим Олегом» явилось логической заключительной точкой в истории Хазарии.

С Хазарией связаны и несколько легенд, скорее всего не лишённых правдивого зерна , описанных в древнейших летописях.

Первая из них описывает смерть князя Олега, связанная с его конём.

Все известные из его походов, на Киев и Царьград, были совершены на ладьях, что совсем не удивительно, при почти полном отсутствии дорог и широко разветвлённой речной сетью, позволяющей достичь любой город древней Руси и её заморских торговых партнёров.

Поэтому было бы совершенно логично предположить, что и хазарскую столицу Итиль Олег брал с моря, воспользовавшись старинным торговым водным путём, избегая безводных степей, был талантливым мореходом но посредственным наездником и погиб от несчастного падения с лошади на охоте, что не редко случалось с владетелями средневековой Европе.

Другая легенда связанна с христианизацией Руси, которая произошла, по разным источникам, в 988-991 годах, когда князь Владимир принял православие в крымском Херсоне – Корсуне.

Первой из русских правителей, тогда, видимо, по инициативе Царьграда, нуждающегося в военной помощи, ещё примерно в 955 году православие приняла княгиня Ольга, в крещении Елена, но войско послано не было и на том дело и закончилось.

Подобная же ситуация повторилась и в годы правления князя Владимира, что подчёркивает глубочайший политический кризис II Рима.

Император Василий был попросту смещён самозванцем и не мог самостоятельно вернуть трон.

Ему не оставалось ни чего другого, как привлечь на свою сторону, причём любой ценой, киевского князя.

Владимиру было предложено породниться с самим императором, взять в жёны его сестру.

Князю, тяготившемуся своим низким происхождением, льстило стать родственником самого императора, а единственное условие: принять христианство, не являлось столь уж высокой ценой.

Красноречивей всего о их планах говорит имя, взятое князем при крещении Василий – он стал равным своему крёстному!

То, что для спасения империи было достаточно всего 6 тысячного русского войска,выразительно свидетельствует о плачевном состоянии Византии.

Подобная история примерно в то же время произошла в Скандинавии, где ярл Олав II, прозванный Святым, в обмен на королевский титул крестил Норвегию, но вот во что верили сами норвежцы оставалось их личным делом.

Оба были причислены к лику святых.

Как я уже писал, власть князя была ограниченной, просто заставить своих «подданных» сменить веру он не мог: на Руси в регионах,не участвующих напрямую в торговых отношениях с Константинополем, языческие общины успешно существовали до нашествия Батыя, поэтому причины для принятия христианства у разных социальных групп были не однородны.

Подавляющее большинство киевлян было так или иначе связано с торговлей.

Социальная общность людей в те времена формировалась, в основном, не на основе кровного или языкового родства, а по религиозному признаку.

Купец – язычник, оказавшийся на чужбине, становился «поганым», то есть, в истинном смысле этого слова, нечистым, который попросту не считался человеком, его можно было обмануть, ограбить и даже убить, и это не считалось преступлением.

Для своей безопасности они были вынужденны путешествовать и проживать большими группами, покупая дорогими "подарками" покровительство местных властей.

Приняв местную религию, купцы становились частью общества, им открывались многие двери, они могли обращаться в суды для защиты от несправедливости.

К тому времени Итиль уже не представлял большого интереса, мусульманские земли были тоже недосягаемы, и хотя на Руси греков иначе как плутами из-за изворотливости торговцев не называли,

Империя оставалась самым привлекательным рынком, куда стекались купцы со всего мира.

ВИТЯЗИ-ВИКИНГИ

И в заключении попытаюсь осветить происхождение слова «викинг».

В своё время на востоке появилось войско Александра Великого, освободившего греков от гнёта персов, за одно, разгромив разгромив Персию до основания.

Своим успехам он был, большей частью, обязан хорошо вооружённым, а главное, дисциплинированным солдатам.

В отличии от других армий того времени, строй которых разбивался сразу же после первой сшибки на бесчисленные единоборства и становились практически неуправляемыми, македонские фаланги состояли из бригад - лохосов, обязанных на протяжение всего боя держаться вместе просто потому, что основное их оружие - длинные копья были практически бесполезны в ближнем бою.

Это настолько контрастировало с представлениями о воинском искусстве, что надолго отпечаталось в памяти и стало нарицательным и для других тяжеловооружённых европейский наёмников в виде:«фаранг», «варанг», «фаряг», «фряг».

Фрягами на Руси называли, например, закованную с головы до ног в железо профессиональную итальянскую пехоту, размещённую во времена Мамая в Крыму.

Отсюда происходит и название самой значимой шахматной фигуре – ферзя, объединившую в себе силу ладьи и слона.

Высокооплачиваемая работа в византийском войске была очень привлекательна для наёмников с севера, по возвращению домой их продолжали с завистью называть «витязь» в русских землях,где оно стало синонимом слова «богатырь», и «викинг» в Скандинавии.

На привезённые деньги бывшие солдаты могли нанять небольшие дружины, занявшиеся разбоем местного, а затем и населения Западной Европы, от чего слово «викинг» стало восприниматься как «грабитель».