Когда тебе 94 года, тебе есть о чем вспомнить. Так рассуждала я, предвкушая знакомство с Владимиром Константиновичем Шелудько – ветераном Великой Отечественной, известным и заслуженным строителем Донбасса. Пыталась представить огромный, почти вековой, путь, который у него за плечами. Герой интервью представлялся мне древним старичком, который доживает свои дни среди чад и домочадцев. И предается воспоминаниям.
Текст: Марина Бережнева, фото предоставлено автором
Не тут-то было. Владимир Константинович, встретивший меня на пороге своей комнаты, выглядел немолодым, но все еще бравым полковником, небрежно набросившим китель с наградами на домашний костюм. И его голос, и глаза, и исходившая от него энергия заставляли забыть о том, что передо мной человек преклонного возраста. Тем более что он сразу заговорил о делах. Прежде всего о книге о погибших ополченцах-дончанах, для которой собирал информацию несколько месяцев. Потом – о школьных музеях, к созданию которых он приложил руку, о патриотическом воспитании, о политике. Ну и о войне, конечно. О войнах, точнее. Потому что в жизни полковника запаса Шелудько это уже вторая война.
Великую Отечественную он встретил мальчишкой. Володя, родившийся в 1925 году в Сумской области, на самой ее границе с Курской, успел до начала войны окончить восемь классов, вступить в комсомол. Стремительно накатившаяся волна оккупации заставила и Володю, и его ровесников быстро узнать и понять, что такое – фашисты.
СТРАШНОЕ ЗЛО
– Я окончил восьмой класс, когда грянуло страшное сообщение. Прибежал отец с работы – он тогда работал в больнице конюхом – и кричит: «Детки, вставайте, война!» Мы побежали на площадку в центре села, там всегда сбор людей был и репродуктор такой висел, квадратный, черный. А по нему сообщение: «Сегодня утром в четыре часа фашистские войска без объявления войны бомбили Киев, Смоленск, Одессу...»
Владимир Константинович опускает глаза, лицо его становится строгим и задумчивым. Он вспоминает то, о чем ему совсем не хотелось бы вспоминать. О тех днях, когда он, как и его младшая сестренка, должен был прятаться и наблюдать то, что ни один ребенок не должен видеть никогда: как гибнут его односельчане и пленные солдаты, защищавшие село.
– Через месяц наше село заняли немцы. И два года это было страшное познание того, что жизнь человеческая ничего не стоит... Этому нас учили пришедшие фашисты. На третий день сожгли половину села, за речкой Сулой все горело. Заложников взяли пять человек, повесили в школьном дворе у нас. Ловили солдат, красноармейцев, комсомольцев выискивали, коммунистов, и тут, возле конюшни, каждый сам себе копал ров, и расстреливали... Мы, когда видели это, сначала почти теряли сознание. А потом стало привычнее, только делились между собой: мол, вон там вчера двоих расстреляли... Это страшная наука была – что жизнь человеческая ничего не стоит...
Владимир Константинович молчит некоторое время, опустив глаза.
– Фашизм – это страшное зло, – твердо говорит он и продолжает свой рассказ: – Мы с ребятами из старших классов сгруппировались и прежде всего искали листовки – вести с великой Родины, которые время от времени сбрасывали пролетавшие над селами советские самолеты. Если где самолет пролетел, мы знали по гулу, что это свой самолет, листовки сбрасывал. По два-три человека бегали в те села, находили листовку, переписывали, по своим близким распространяли.
А самое главное – мы убегали, прятались от немцев. Первые месяцы, когда эсэсовцы пришли, прятались, потому что комсомольцы – всех забирали, кто с советской идеологией, и уничтожали, а потом комиссии наезжали – для мобилизации всех молодых в Германию, в рабство. Убегали мы в дальние хутора, километров за десять, за двенадцать – там власти никакой не было, и мы прятались там подолгу.
А после пришло освобождение. Ровно через два года, в августе. Курская дуга, выступ которой протянулся в сторону Сумщины, принесла долгожданное возвращение Красной армии.
Подросшие и немало повидавшие мальчишки с оккупированной территории ринулись осаждать военкоматы. Они хотели мстить. Не стал исключением и Володя, которому как раз исполнилось 18.
– Красная армия вошла, и это была для нас радость неописуемая! Главный подарок был – звездочка красноармейская. Дали нам отдохнуть полмесяца в военкомате – мы ж сразу побежали записываться в армию, патриотизм у нас был мощный, а я еще в восьмом классе стал комсомольцем, активным. Все значки у нас были: ГТО («Готов к труду и обороне». – Прим. ред.), БГТО («Будь готов к труду и обороне». – Прим. ред.), Осоавиахим (Общество содействия обороне, авиационному и химическому строительству. – Прим. ред.), Красный Крест – так что военное дело мы знали. И пели песни, что «врага разобьем!..».
Боевая проверка началась сразу – нас призвали в запасной полк, там нас было большинство 1925 и 1926 года рождения. Мне еще неделя оставалась до дня рождения, до 18 лет, остальные были еще моложе меня. Нас, ребят, собрали в этот запасной полк и пешим ходом в сопровождении двух солдат и лейтенанта отправили на станцию, там погрузили в поезд и на Урал, на полгода, подготовить из нас солдат. Но уже через неделю появился у нас представитель фронта и сообщил, что после Курской дуги командованием была поставлена задача сделать мощный бросок, быстро дойти до Днепра, не дать немцу закрепиться. И освободить Киев.
БОЕВОЕ КРЕЩЕНИЕ
Днепровско-Карпатская стратегическая операция, которая стала для красноармейца Шелудько первой на долгом пути к Победе, была одной из крупнейших по своим масштабам. Фронт протяженностью 1400 километров, 4 миллиона солдат участвовали в освобождении Украины и Карпат.
– Нам сразу сообщили, что потери большие, до 50 процентов и техники, и личного состава, а чтобы Днепр форсировать, а чтобы Киев освободить, нужны люди. «Кто себя как чувствует, кто в боевой готовности – прошу ко мне в строй», – сказал приехавший к нам майор. Я стоящего впереди по плечу стукнул, он отошел, я вышел вперед. В общем, 20 человек нас собралось. Погрузились мы на машину и уже ночью были на Днепре. Вот это было мое крещение. Плацдарм заняли только-только, там гремело все. Маленький Лютежский плацдарм, 10 километров севернее Киева, каждый сантиметр простреливался. Пока по наплавному мосту нас на грузовике переправляли, три снаряда в нас бросили. Не попали, но качнуло хорошенько.
На батарее, куда меня направили, в блиндаже ужинали. Узнав откуда, пошутили: «А, хохол!» – основная масса народу там были сибиряки. Как, спрашивают, хлеб по-украински? Я говорю – «паляныця», им смешно. Посмеялись, позвали за стол, дали мне котелок, каши поел, чаю выпил.
Первое время воевал в своей гражданской ученической форме – пиджачок теплый, штанцы такие ношеные... Мне дали, помню, ремень, обмотки и каску. И автомат, конечно, – личное оружие. Вот таким я, освободитель, вошел в Киев, – иронично улыбается своим воспоминаниям Владимир Константинович.
Более месяца подразделение артиллеристов 692-го гаубичного полка 240-й дивизии держало Лютежский плацдарм. Основным занятием, которое хорошо запомнилось юному солдату, был тяжкий, изматывающий и монотонный труд землекопа – орудия и личный состав все время окапывались. Меняли место дислокации батареи после каждого боевого дня – и за ночь снова окапывались. Место было низкое, рядом плавни, и уже в метре вглубь земли стояла вода.
– И я запомнил этот месяц не как войну, а как тяжелейшую работу. Бревна надо таскать, пилить, грунта сколько перевалить пришлось... Меня ребята, земляки, жалели: я ж по-комсомольски все старался показать, что я ж тоже не лыком шит... Жалели меня... А после того, как 3 ноября случился прорыв и наши войска вышли к Киеву, мы тоже вошли туда. Почти мирно. Бегали немецкие факельщики по Крещатику, поджигали дома, а боев не было. 7 ноября прошли парадом по Крещатику в честь Октябрьской революции и вышли на Святошино на шоссе, пошли в сторону Житомира...
«Я УЖЕ СОЛДАТ»
Затем было памятное сражение в январе 44-го – окружение и уничтожение Корсунь-Шевченковского котла.
– Мы держали внешнюю «стенку», чтобы не смогли немцы снаружи прорваться и вывести окруженных. Ну, тут нас долбили... Танки стеной шли – только чтоб прорваться и вывести окруженных. Там мясорубка была мощная. Там меня ранило, и я за это первую медаль «За боевые заслуги» получил. И матери написал, мол, я уже солдат... А ходил все еще в гражданском...
После этого поражения Гитлер отказался от наступательных операций, а немцы ринулись бежать. Но сильно бежать нельзя, потому что грязь украинская – это страшное дело... Особенно для техники – и мы еле-еле продвигались. В конце 44-го мы прошли всю Украину и вышвырнули немцев с Украины полностью. Освободили Молдавию и вышли в Румынию.
Настроение такое было боевое: легко дышали – вот-вот война закончится... Единственное только – весной щемило сердце: а мы дойдем до Победы? Повезет мне или нет? Но это когда отдыхали, а когда в бою, там и не думали, думали только, как выиграть сражение.
Карпаты взять с ходу нашим не удалось. И тут пришлось Владимиру Константиновичу освоить новую военную профессию – с взводом автоматчиков новоиспеченный коммунист Шелудько, которому едва исполнилось 20, неделю бродил по горам, разведывая цели для артиллеристов. А вообще, попробовать за эти годы выпало немало – и подносить снаряды приходилось, и наводчиком повоевал. Но заметили, что парень хорошо ориентируется на местности, не робкого десятка, не глуп и вынослив, и до конца войны Владимир так и остался старшим разведчиком. За операцию по разведыванию артиллерийских целей при взятии Карпат красноармеец получил орден Красной Звезды.
– Для солдата это было... Даже сложно сказать, как почетно: это ж я выполнил задание офицерского уровня.
А потом снова были солдатские будни, война для красноармейца закончилась в Чехии, в Белых Карпатах. О Дне Победы он вспоминает так:
– Целый день летали над нами немецкие самолеты, это всегда очень тяжело – в бою ты можешь что-то сделать, а тут только жди – попадет, не попадет. Вечером мы повалились на траву – отдыхали. И в это время по горизонту пошли ракеты – не осветительные, а как фейерверк. По всему фронту. Что такое? Послали связиста узнать, он выскакивает из блиндажа: «Ура, хлопцы, победа!»
И тишина такая настала, муха пролетит – и слышно... Все замерли. Не верили, кто-то подскочил к связисту, забрал у него трубку телефона из рук и потребовал еще раз подтвердить – так это или не так? И нам говорит – сегодня, восьмого числа, немцы подписали капитуляцию. Война закончена!
Тут что творилось! И били друг друга, и целовали, и валялись кубарем, пока духу хватило... Думали – вот и все. Но нам не повезло. На этом участке целая немецкая армия отказалась выполнять условия перемирия. И сопротивлялась, отходила с боями к «союзникам» – уже тогда мы их в кавычки ставили, потому что они открыто начали нам вредить. Пока им выгодно было, они были с нами, а в тот момент уже преследовали свои интересы. А нам пришлось еще месяц воевать с окруженными немцами, вынуждая их сдаться. И двух человек я потерял за это время. Так что мир уже был, победа, а ребята погибли...
ДОМ НАШ – РОССИЯ
– Пожилых сразу демобилизовали. Тех же, кто возвращался из их части на побывку домой (отпускали дней на десять многодетных и тех, у кого дома было трудное положение), встречали домашние так, что по возвращении те предупреждали оставшихся: будьте готовы, не дадут даже на землю ступить, на руках носят... И вот наконец мы отправлялись домой. В Россию, – говорит Владимир Константинович. – Мы тогда не называли, какая республика, говорили – Россия. И дом наш был – Россия!
Закончилась война, но не закончилась служба солдата. Война осталась в прошлом, в будущем же было у Владимира Константиновича много насыщенного мирного труда – и завклубом в армии, и инженером-строителем, который возводил города в Заполярье и сотни тысяч квадратных метров жилья в Донбассе. Были трудовые свершения и трудовые же награды. И дети, и внуки, и даже правнуки. Выход на пенсию не сделал Шелудько затворником – он активно занялся увековечением памяти воинов Великой Отечественной, а также воинов-интернационалистов, создал несколько музеев, в том числе школьных. А еще Владимир Константинович увлекался рисованием и до сих пор много пишет. Изданы его книги воспоминаний о войне и однополчанах, опубликовано много статей. И сегодня он пишет о том, что его волнует сейчас, о том, что происходит вокруг ставшего родным Донецка. О новой войне и ее жертвах. Владимир Константинович работает над книгой о погибших жителях Донбасса, павших, защищая свою Родину от новой напасти, от чумы, поразившей Украину.
За эту деятельность Шелудько украинскими радикалами внесен на сайт «Миротворец».
Но советский воин, ровесник страны, которая его взрастила и которую он защищал и продолжает защищать, ничуть не удручен этим фактом: он продолжает выступать перед молодежью, превозмогая нездоровье и боль, продолжает писать и общаться с журналистами, пытаясь донести до всего мира правоту Донбасса. И раз в год неизменно присутствует на параде в честь 9 Мая.
А еще он воспитывает правнука. У них с правнуком есть особая страна, в которой они оба живут. Это страна, где надо жить по совести, где все ее жители добрые и честные люди, где главное – труд и человеческое достоинство.
И есть надежда, что внук вырастет и построит такую страну, которая будет называться – Россия.