Жёлнино Москва В школу
А я ходил в школу. Это была школа №126 Советского, самого, можно сказать, центрального района. В то время строили гостиницу Пекин, и школа оказалась позади гостиницы, во дворах. Сейчас её уже снесли.
Помню только, что собрали нас во дворе школы, было 4 первых класса, наш класс шел гуськом за учительницей - Валентиной Николаевной Дьяковой. За деревянными партами сидели по двое. В самой верхней части парты было высверлено специальное углубление для чернильницы -непроливайки. Писали перьевыми ручками с металлическим пером. Перья продавались разного вида и можно выбрать, каким тебе удобней писать, а макать приходилось в одну чернильницу и были ссоры если получалось макать одновременно. Текст промокали специальной бумагой - промокашкой, которая продавалась вместе с тетрадью.
На перемене полагалось ходить по коридору по кругу против часовой стрелки: сперва вдоль стены классов, а потом поворот налево - и вдоль окон. На стене висели рисунки ребят как иллюстрации к стихам. Запомнилось одно (когда уж научились читать!).
Кто царь-колокол поднимет,
Кто царь- пушку повернёт,
Шапку кто - гордец не снимет
У святых Кремля ворот Мы с Валеркой решили, что сможет - подъёмный кран. А ведь сказал это простой мальчик. Гений. И не то он имел в виду.
Зимой на время каникул меня некуда было девать и меня отправили в село Жёлнино Горьковской - в то время- области к тёте Шуре. Тётя Шура жила с тётей Олей в деревянном доме, на самом краю села, из окна была видна Ока.. У тёти Шуры было двое детей Стасик - лет 17-и и Галя -лет 10-и. Была у них также кошка и собака Джек - очень добрая дворняжка, похожая на овчарку. У тёти Оли была дочь Нина, уже взрослая и я не знаю, где она жила. У тёти Шуры был железный сундук, где она держала свои вещи, у тёти Оли был такой же сундук. Со Стасиком мы ходили кататься на Оку - он на лыжах, а я на санках.
Все ребята из наших дворов учились в разных школах, большинство в 114-й. И Лева там учился. Из английского он щеголял одной фразой: "хуизепсен" (через "й"). Лёва по нескольку раз оставался на второй год и вскоре я его обогнал. Соседи - братья Карасёвы Валентин и Виктор - тоже учились в 114-й и я им завидовал, потому что в нашей школе был немецкий. От них я и узнал, что не "маде ин уса", а "мейд ин юсэй". немецкий у меня не шел - сложный язык с 4-мя склонениями и грамматическими родами, не совпадающими с русскими. У нас в классе только один мальчик (а обучение, надо сказать, было раздельным) - Саша Пчёлкин- знал немецкий и то потому, что его мать была переводчицей. Преподавала немецкий Софья Абрамовна Триус. Она не спрашивала у него правила или новые слова, а просто разговаривала с ним на бытовые темы. Что можно было понять из всего разговора, как здоровье его мамы. Немецкий казался бесперспективным. Победителями в войне были Штаты и Англия - у них и наука и технологии, а если добавить к ним Канаду, Австралию и Индию - то полмира говорят по -английски. И верно, - в институте сразу объединили в одну группу всех изучавших немецкий и французский и стали учить английскому.
Ребята в классе были в основном из ближайших домов, в том числе, и из "сталинских" с Большой Садовой прилично одетые, хорошо успевающие и откровенная беднота, не вылезавшая из троек. В школу я шел так. Сперва по своему тупику, потом направо по улице Красина, потом переходил улицу и шел мимо фабрики "Дукат" и потом направо во двор, а потом -
налево. Тут, ближе к центру, были кирпичные дома. Иногда в таких домах на уровне плеча, возле двери были специальные углубления и в них деревянная бобышка, к которой был прикреплён провод, протянутый куда-то внутрь дома. Это был звонок. За бобышку надо было дёргать. Сейчас ничего подобного не осталось. И как-то по пути в школу я нашёл прямо на асфальте 1/4 николаевской копейки. Оказалось, что со мной в классе учится Валерка Абрамов из дома 12. Его фамилия была на две первые буквы алфавита и в классном журнале должна была бы быть первой, но всегда была второй или даже третьей. Один год его записали первым, но через некоторое время - переставили. К чему бы это? Напоминала о библейском Аврааме? Часто я заходил за ним и мы шли в школу вместе. Первый раз я к нему зашёл и спросил, дома ли он, у женщины, которая что то готовила на кухне (квартира была, конечно, коммунальная) , она ответила, что он дома и предложила зайти в комнату. Я спросил её: "Вы Валерикова бабушка?" Она ответила: "Нет, я мама". Мне было очень неудобно, поскольку я намекнул ей на её пожилой возраст. Отец Валеры Тимофей - отчества не помню - тоже был человек очень пожилой. По словам Валерки - он работал на номерном заводе, а мама работала нянечкой в каком то медицинском учреждении на улице Красина. В комнате у них было очень прилично. На полке кожаного дивана стояли белые фарфоровые слоники, на стене были часы с маятником, обои были красными капустными кочанами, в большом горшке рос фикус. Во дворе у них был сарайчик в ряду других сараев с разными столярными инструментами: лучковой пилой, рубанками и фуганками, дверь запиралась изнутри на деревянные задвижки, которые сдвигались специальными крюками через отверстия, просверленные в двери. Валеркина мать (тётя Надя), отмечая наши "успехи" в школе говаривала: "Лень-матушка раньше вас родилась". Валеркина мать была верующей и, провожая его в школу, крестила. От Валерки тоже требовалось перекреститься, что он делал наскоро и неохотно, явно стесняясь моего присутствия. А потом этот "ритуал" был отменён. Позже Валерка даже время от времени подкалывал мать : "Мам, какой сегодня праздник?" - та неизменно отвечала: "Симон - Гулимон, - лентяй преподобный", намекая на него. Больше ни от кого я не слышал такой поговорки.
Везде по Москве росли сорняки, которых сейчас нет. Паслён, спелые ягоды которого мы ели, ели просвирник, сосали сладкий сок из цветов акации, а потом ели горошины из её стручков. А как-то в нашем саду мы набрали шампиньонов и отнесли его матери, она их пожарила. Было необыкновенно вкусно. А когда мы принесли грибов второй раз, она была очень недовольна, потому что из-за них был перерасход подсолнечного масла. Было уже не так вкусно, видно, она готовила на воде. Больше мы шампиньоны не собирали. Туалет в доме 12 был на лестничной клетке, рядом с входом в квартиру и представлял собой два "очка" в полу. Это ещё что!- На первом этаже, где жил Вова Чугунов устройство было такое же.
Но представьте: вы сидите, а сверху за стенкой мимо вас что - то течёт или падает, а потом шлёпается внизу, в выгребной яме. А в доме 13 жил Валера Сидельников. У него был выход из дома в маленький дворик, буквально 2 метра на 2 метра, где была клумба с анютиными глазками очень большими и красивыми. К нему мы с Валеркой ходили играть в лото, столик с лавочками был тут же во дворике. Войдя я внимательно разглядывал цветы и выбирал самый красивый, и как только Валеру звали в дом, я очень аккуратно срывал выбранный цветок. Эти цветы я засушивал, в толстой книге собрания сочинений Пушкина, положив в промокашку. Они сохранились до сих пор и не выцвели. Мы больше гуляли и учились средне. Если перелезть через сараи в моём дворе и через забор в Кабанихином переулке, то окажешься в зоопарке на новой территории, а выйдя с неё и перейдя через трамвайные пути - пройти на старую территорию к слонам и обезьянам, только убедить контролёра, что билеты потеряли. Сейчас там сделали надземный переход.
По проекту Церетели вход в Зоопарк переделали. Стал он как теперь говорят - пафосным. Ещё пафосней, чем был в 1913 году. Но идея двух башен- та же, только они стали много выше.
Можно было перелезть забор в другом месте и попасть в планетарий. А можно было пойти в дом 20 и прокатиться на лифте. Все остальные дома были деревянные, одно- двухэтажные, из удобств - самое большее-холодная вода и туалет с унитазом. А лифт- это было нечто невероятное. Кабина лифта была как маленькая комната с портретом Сталина, ковром, зеркалами, тумбочкой и креслом.
Лифтёрша сидела в кресле. Она спрашивала, к кому мы идём. У нас в классе было двое ребят из дома 20: Васильев Анатолий и Валера Лямин. Мы, заранее сговорившись, называли фамилию. - А зачем вы идёте? - Спросить, что задали на дом. Лифтёрша помнила всех жильцов по этажам, фамилиям, в лицо и кто дома, а кого нет. Она нажимала нужную кнопку и мы поднимались на этаж. Мы проходили в длинный коридор, шли мимо общей кухни с газовыми плитами, хозяйки готовили, никто не обращал на нас внимания. Мы шли по коридору - по стенам возле дверей висела одежда, стояла обувь и ещё какие-то вещи. Присматриваться было нельзя - чтобы не подумали, что мы пришли что-нибудь украсть. Мы проходили до другого лифта и ехали вниз уже без вопросов. Это было необыкновенное путешествие.
По Садовому Кольцу росли деревья. Вокруг стволов на земле были решётки. Когда в продаже появились финики, из решёток появились ростки пальм. Я их вытаскивал, корень- очень длинный обрывался и растение не приживалось. А Валерка, наверное, посадил косточку и у него в горшке с фикусом стала расти финиковая пальма.
Интересно было и на Тишинском рынке, можно было пройти по всем павильонам и посмотреть, где что продаётся, можно было пройти вдоль палаток: на ночь палатки закрывали не только на замок, но и пломбировали свинцовыми пломбами, а утром срывали пломбу и бросали тут же. Можно было насобирать пломб и переплавить их в битку для расшибалки. Был ледник, который в начале зимы загружали льдом с опилками, там глубоко под землёй хранили не разрубленные туши, а летом лёд выбрасывали на хозяйственный двор. Один раз старшие ребята взяли нас младших с собой на Арбат в зоомагазин. Вели нас проходными дворами, чтобы мы не могли запомнить дорогу. Мы перелезали через какие-то горы земли, перемешанной с древесным углем и битым стеклом. Возможно это были следы прямых попаданий немецких бомб. В зоомагазине не было ни синего голубя, ни свистящих в саду снегирей, но было много другого интересного. Потом мы узнали прямую дорогу на Арбат и ходили одни. В зоомагазине по стенам висели головы оленей, лосей и волков. Продавались попугаи и пластмассовые глаза для разных чучел. Магазин и сейчас открыт для продолжения традиции.
По Большой Грузинской ходили трамваи: А, который называли Аннушкой, Б- который называли букашкой, 23-й, 28-й, 29-й. Спереди на крыше трамвая стояли по сторонам два фонаря определённых цветов: у Аннушки были синий и красный , у 29-го номера - красный и белый. В темное время суток по этим цветам можно было издали определить номер появившегося вдали трамвая. А на крышах трамвая была реклама во всю длину: "Как вкусны и нежны крабы всем попробовать пора бы". На трамвайные рельсы можно было положить монету и делать вид, что на неё не смотришь иначе водитель мог остановить трамвай и её забрать- такой случай был. Навесов для пассажиров на остановках не было- дождь так дождь, снег - так снег.
Трамвай громыхал колёсами по монете, а когда отъезжал, можно было забрать её и рассмотреть, что от неё осталось. На Аннушке можно было доехать до Павелецкой, а там пройти на Таганку, где был птичий рынок. Ездили мы купаться на Москва реку в Филёвский парк и в Серебряный бор. Туда ехали на троллейбусе. Это было очень далеко и дорого, но нужно было заплатить 20 копеек кондуктору, чтобы она знала, что проезд оплачен, а по-настоящему это стоило копеек 80, а то и больше. В те времена можно было поймать жука носорога, жука оленьего рога, не говоря уже о майском жуке. Теперь этого ничего нет.
Лёва больше интересовался голубями. Старшие ребята отдали, не то дёшево продали ему голубятню. Голубятни тогда были чуть ли не в каждом дворе. Голуби ценились. Были разные породы - почтовые, сизари, монахи, "кувыркатистые"- они кувыркались в полёте. Ленивые голуби, которые только взлетев, норовили сесть на какое-либо высокое место назывались балдошниками, потому что садились они на балду.
Свистели чтобы согнать. Махали тряпкой, привязанной к длинной палке. Это и называлось гонять голубей. Торговали голубями на птичьем рынке. Там же продавали и мелких птиц: чижей, канареек, щеглов, ну и кроликов, морских свинок, хомячков и другую живность. Ходили разговоры, что кто-то купил вместо чижа - крашеного воробья. Лёве перво-наперво сломали сарай- голубятню и украли голубей. Он всё восстановил, укрепил и обил железом. Одной из задач голубятника было поймать чужого. Его ловили, приманивая голубкой. Лёве повезло - он поймал чужого, его можно было продать, но не успел, как его побили и голубя отобрали. Продать было не просто - бывшие хозяева приходили на птичий рынок и искали своего.
А в соседнем доме, в Кабанихином переулке, за глухой стеной выходившей к нашему дому 15, жил тоже голубятник - взрослый малый по прозвищу Канашка. Так он по рассказам, лазил за своим голубем на крышу левиного дома и оттуда упал, но встал и пошёл как ни в чём ни бывало.
На улице Красина что то снесли и построили автозаправочную колонку. Мы ходили смотреть как заправляют машины. Сверху были расположены две большие стеклянные бутыли литров по 10, которые поочерёдно то наполнялись бензином, то опорожнялись в бак автомобиля. После усовершенствования бутыли убрали и стало не интересно.
Было ещё, как теперь говорят, культовое место - аптека на Тишинской площади, туда мы ходили покупать гематоген - вкусные и дешёвые подушечки. Там всегда было чисто и что характерно - почти пусто, хотя это была единственная аптека на всю округу. Всё-таки народ тогда был здоровее. Да и то - лечили до полного излечения, а сейчас 10 дней и вымётывайся домой или плати.
Зимой можно было пойти на каток на Патриаршие пруды. Мы называли просто Патриарши - пойдём на Патриарши- и это было для нас название, которое никто не связывал с патриархом, да и слова такого не знали. Идти можно было просто на коньках, прикрученных к валенкам, а там перелезть через вал снега, откинутого с катка, поначалу вход был бесплатный, потом появился прокат коньков.
А то вдруг все начинали запускать танки из катушек от ниток. Резинка продевалась сквозь катушку, с одного края она удерживалась пуговицей, а с другого края - закручивалась длинной палочкой, которая должна была ползти по земле пока резинка раскручивалась.
Интересно было запускать змеев. Для этого было своё время - когда были сильные ветры. Змея запускали на суровой нитке, но сперва перебрасывали через провода катушку с тонкой ниткой, а потом к ней привязывали суровую. Провода шли над крышей нашего дома куда-то в Кабанихин.
Обычно просили перекинуть катушку кого -нибудь из старших. Для изготовления змея Лёва разрешал отломать дранку от стены своего дома или сам отламывал (было одно место, где штукатурка обвалилась). Хвост делали из мочала. Мочалка была у всех. Змей залетал куда-то к Брестским, а не то и к Тверским-Ямским улицам. К змею посылали "письма". В конце концов змей куда-то падал. Его не искали. Бесполезно.
Можно было пойти к фабрике "Дукат" и смотреть в окно первого этажа как режут табачные листья и делают папиросы.
А в воскресенье можно было пойти в кинотеатр "Смена" на утренний сеанс за 10 копеек. Смотрели по нескольку раз "Счастливого плаванья", Чапаева, Смелые люди, Остров сокровищ.
А на 1-е мая мы обязательно шли "тыриться" на Красную площадь ближе к мавзолею, чтобы увидеть Сталина. Но правофланговые гнали нас налево а направо не пускали, в конце-концов мы оказывались далеко от мавзолея, да и Сталин не задерживался к нашему приходу, он, вообще, долго не задерживался. Издали можно было только узнать Будённого и то по усам.
Так много было всего интересного вне школы, что учиться как-то и не хотелось.
А весной в саду под снегом стояла вода и можно было наступить и провалиться. И почему-то в это время выбрасывали корыта и можно было в корыте переплыть через весь сад, отталкиваясь палкой или доской.
Оказывается мальчишек в соседних домах было очень много. В нашем доме я, Валька и Витька Карасёвы, Вовка Киселёв (с первого этажа), Лева, Вовка Калганов, Юрка Орлов, Валька и Харис (ещё были Хапис и Рапек -но это совсем малыши) . Валька Карасёв, Вовка Калганов и Юрка - были старшие. В доме 13: Гена Косарецкий, Коля Пряников, Валерка Тютин, Валерка Сидельников, в доме 12: Вовка Чугунов, Валерка Абрамов, а из дома 10 -Коля Сиунов. Игорь из дома 16. Кого забыл - извините, но вроде все. Когда вечером народу набиралось много, могли для игры в войну, чехарду-орду, пряталки или колдунчики разбиться на две команды. Происходило это так. Двое старших - набирали себе команды и назывались -матки. Младшие - обычно друзья -одноклассники подходили обняв друг-дружку за шею и спрашивали: матки-матки чьи заплатки? Перед этим они отходили подальше, так же обнявшись, и сговаривались.
Тому из старших, чья очередь была выбирать, "заплатки" задавали вопрос, например - танк или самолёт - а они заранее сговорились, кто из них танк, а кто самолёт. Получались две равные по силам команды. Потом договаривались, где можно бегать, в каких дворах прятаться. А если за одним гонятся поочерёдно двое из другой команды, то он мог крикнуть:"За одним не гонка, человек не пятитонка" и за ним уже не гнались - такой был порядок.