Все звали его Чих. У него были рыжие волосы, родинка под правым глазом, и как только по городу разлетался тополиный пух, он начинал чихать.
Он рос в таком дворе, где деревья были выше пятиэтажек, а люди - незаметнее крыс. Они прятались за стенами домов и ветками деревьев, и, наблюдая за ними, Чих научился прятать мысли за веселыми веснушками и темно-зеленой кашемировой рубашкой, которую он носил с пяти лет и до пятнадцати, пока совсем из нее не вырос.
Он уже и не помнил, как она ему досталась или где он ее нашел, зато был уверен, что у нее точно такая же магическая сила, какая есть у зеленых летних ветвей, скрывающих, что происходит у соседей с последних двух этажей.
Никто не знал его настоящего имени. Сначала его звали Чихом только про себя, потом в узких кругах, потом - шепотом. Не прошло и десятилетия, как с четвертого этажа можно было услышать громкое:
- Чих! Куда собрался в такую рань?
Ему никогда не казалось, что семь утра - это рано, и тем более, он никогда не считал, что его зовут “Чих”. Говорящий был скрыт за зелеными кронами, и он так и не узнал, кто это был, но, честно говоря, все они были одинаковы, эти говорящие.
Время проходило, но ничего не менялось. Может быть, только деревья становились выше. А может, это пятиэтажки старели и горбились, и опускались все ниже и ниже, с каждым годом все больше походя на ворчливую старуху, кости которой скрипят при каждом шаге, а рот - проклинает при каждом выдохе. Не хватало трости.
Это было то время, когда он мог не спать целыми ночами, лежать посреди песочницы, курить сигареты, пить пиво и смотреть сквозь зеленые ветви на небо. В большом городе сложно углядеть звезды, и он их воображал. Это были лучшие звезды на свете, даже лучше настоящих.
А на следующее утро, когда к бабушкам у подъезда подходил милиционер и спрашивал про рыжего пацана с дурным характером, они все дружно чихали.
Чем больше проходило времени, тем страшнее становился этот дом. Деревья поднялись настолько, что теперь скрывали за своими кронами старух-пятиэтажек почти полностью. Только острый грязный желтоватый угол вылезал из-под ветвей, но уже и смотреть на него не хотелось и думать о том, что ему предстоит - тоже.
Кто-то пытался это место спасти. Они ухаживали за цветами, но в постоянной тени они не приживались. Они строили новые детские площадки, красили их в яркие цвета, но через год все было на месте. Когда он вернулся сюда, все было прежним. Даже крик из дома, пусть чуть более грубоватым голосом, но все такой же наглый и громкий:
- Смотри-ка! Чих вернулся! Давно не виделись, Чих!
Но потом он понял, что что-то все-таки изменилось. Хоть он и ушел не навсегда, двор не стал его дожидаться. Он быстро нашел замену. Вместо песочницы он теперь сидел на скамейке в тени. А в песочнице, как в дальние времена, играли дети. По воздуху летал тополиный пух, а значит было лето.
Тогда появилась она.
Она носила забавное белое платье в крупный черный горошек. Может быть, так ее наряжала мама, но он догадывался, что это ее любимое. У нее были большие глаза и рыжие волосы, лишь чуть светлее, чем у него.
Единственное, что отличало ее от обычных детей, это необычная кожа. Она не была одного цвета, а ходила пятнами: где-то совсем белая, почти фарфоровая, в других местах доходила до смуглого.
Он про себя не раз называл ее девочкой без расы. Вредные дети почему-то начали называть ее Сыпью. Как только она появлялась со своими белыми бантиками в рыжих волосах, они прятались за деревьями и отстреливались от нее с криками:
- Это злодейка Сыпь! Она сейчас заразит нас смертельным вирусом! А-а-а!
Она бросала все и гонялась за ними со зловещими криками, пока платье не пачкалось, а банты не падали на землю.
Вредные дети почему-то ее любили.
Она возвращалась домой только под ночь, вся испачканная, но с такой веселой улыбкой, что, видя ее, он никогда не мог сдержать своей.
Однажды, когда в парке неподалеку проводили бесплатный концерт, и Сыпь осталась на весь двор одна, она подошла к его скамейке. Она несла в руках плюшевого барашка, ножки которого были такими длинными, что доходили до ее колен. Подошла и опустила барашка на скамейку, важно заявив:
- Пришло время созвать коалицию рыжих. Так тебя зовут Чих? Про тебя тут ходят легенды!
- Такие уж легенды? - усмехнулся он.
- Ага, - кивнула она. - Огроменные. Ни одному слову из них не верю!
Он рассмеялся, потом чихнул, и она села рядом.
- Если бы ты был таким классным, ты бы играл с нами, - важно заявила она. - Настоящие герои, конечно же, не боятся злодейки Сыпи, - она попыталась его напугать, но он ей не подыграл, - но ведь быть бесстрашным не означает не уметь веселиться.
- А что, если я не настоящий герой? Что, если все это выдумки?
- Тогда бы ты не вернулся сюда, - она взглянула на него и улыбнулась. - Только здесь так ждут героя Чиха, здесь твой дом.
В конце концов, все эти деревья, заросшие слишком глубоко, разваливающиеся здания, детские игры, соседи, которых слухи о тебе интересуют больше, чем твое имя, - ничего из этого уже не спасти, да и есть ли смысл пытаться? Детство давно прошло, и представить то, что так хорошо получалось тогда, быть кем-то другим так, как может сейчас эта девочка, для него невозможно.
- Вот именно, что здесь ждут Чиха, а я, может быть, и вовсе не он, - хмуро ответил он спустя какое-то время.
- Нет, - она резко встала, - ничего ты не смыслишь. Здесь точно ждут тебя, даже если, может быть, ты и вовсе не тот Чих, о котором все так любят рассказывать. На самом деле они никогда не ждут лишь прозвища. Они ждут истории, которая за ним скрывается. А историю можешь создать только ты.
- Они никогда не хотели знать моих историй. Только истории Чиха. Но я ведь не он.
- С чего ты взял, что они не хотели тебя знать? - спросила она так серьезно, будто понимала весь смысл, который он вкладывал в эти ответы.
- Но они ведь никогда не спрашивали, - грустно усмехнулся он.
Она фыркнула.
- Странный ты какой-то! Думаешь, меня спрашивали? Думаешь, хоть кого-нибудь спрашивали, кто он такой? А даже если бы и спросили, думаешь, он бы смог ответить правильно? Вот смотрю я на тебя с третьего этажа, - она указала на окно пальчиком, - все смотрю и смотрю, а толку-то! Не важно, какое у тебя прозвище, важно, какой за ним человек скрывается, а когда за ним ничего не скрывается, наверное, это и вправду грустно.
Она схватила своего барашка и быстро ушла. Белые ножки с черными копытцами ползли по грязному тротуару до самого подъезда. Чих никогда не задумывался, кто он такой на самом деле. Он ограничивался тем, что он не тот, за кого его постоянно принимают, но даже не задумывался о том, чтобы понять, а кто же он такой, если не Чих. Зуд? Насморк? Кашель? Может, он вообще Температура?
Он постоянно вспоминал эти грязные копытца.
Время шло, Сыпь выросла и перестала быть Сыпью, и ей было немного стыдно за тот разговор. Она была такой маленькой и глупой, и могла наговорить кому угодно и что угодно. Ничего не могло ее остановить.
Проходя мимо его скамейки, она опускала глаза и никогда не здоровалась. Но однажды он сказал ей вслед:
- Вообще-то, я не Чих. Я Пух!
И как-то уж слишком тепло рассмеялся. Она посмотрела на него через плечо и улыбнулась.
- Что ж, и я давно не Сыпь, но разве что-то меняется?