- Посторонитесь, пожалуйста, - услышал я негромкий голос какого-то мужчины, - Дайте дорогу! Аккуратней, только не уроните.
Шорох людей усилился, смешавшись с тихим топотом и плачем, который перерос уже в вой.
Я напугался еще сильней, сделал несколько шагов назад, затем, прикрыл уши руками, чтобы не слышать их. Вскоре, все стихло. Я осмелился приоткрыть дверь, сразу почувствовав странный запах, напоминающий запах соснового леса. В прихожей никого не было. Молчаливые шорохи продолжали доноситься уже из открытого проема зала. Я медленно прошел по коридору в его сторону, обойдя колючую веточку ели, которую кто-то обронил на ковер. Подумав, я вернулся за ней, решив поднять, но один из людей, вышедший с кухни, заметил это и остановил меня, попросив вернуться в свою комнату. Не дожидаясь пока я уйду, он растворился среди людей в зале. Я остался один и смотрел на их спины. Они склонили головы, на что-то смотря. Некоторые из них перешептывались, и я расслышал свое имя, и мне стало любопытно, о чем они говорят. Я подкрался к ним, незаметно протиснувшись в комнату, где увидел свое любимое зеркало, в которое я всегда любил корчить рожи, но сейчас, для чего-то, оно было покрыто белой простыней. В комнате было невыносимо душно, но я решил продвинуться еще чуть дальше, меня кто-то взял крепко за руку и подтянул к себе ближе. Мне не было видно, куда смотрели эти люди, и я отодвинул пальто одной женщины, за которой, наконец, увидел посередине комнаты табуреты, на которых расположились две огромные коробки бордового цвета и рассмотрел среди них своих маму и папу, которых очень давно не видел. Зачем-то их окружили и наблюдали за тем, как они спят в этих ящиках, постоянно трогали их руки. Мне не хотелось их будить, но я слишком по ним соскучился и радостно, с нетерпением, звал их:
- Мама! Мамочка, папочка, вы вернулись! Вставайте, проснитесь! - но они, почему-то, не отзывались.
Гул от тихих разговоров растворился и в воздухе повисла тишина, будто я находился один в этой комнате. Все замерли. Даже малейшего шороха и то не было слышно. Люди расступились, смотря на меня своими намокшими взглядами, готовыми пронзить своим горем. Слезы покатились по их серым лицам. Я не понимал, почему они плачут и мне стало очень грустно. Я тоже заплакал, смотря на них, затем уткнулся в крепкую руку, что меня держала. Я посмотрел наверх, взглянул на глаза тети Веры, из которых, стекая по щекам, капали слезы. Это она держала меня за руку. От ее слез, мне стало еще грустнее, я заплакал с еще большей силой. Мне захотелось подбежать к маме, чтобы она меня, наконец, пожалела и обняла, но тетя меня не пустила.
- Мамочка! Мамочка! - звал я ее, пока тетя несла меня обратно по коридору. Я смотрел на маму, на ее бледное лицо, звал, рыдая, но она, все также, не отзывалась.
Толпа завыла еще сильнее и слышал я ее уже из своей комнаты, куда меня отвела тетя.
- Знаешь, - неторопливо произнесла она, присев передо мной на колени, затем, вытерла мне слезы платком, – Ты только не плачь, хорошо, Лев? Твои родители… мама с папой… они… они будут за тобой приглядывать. Ты можешь разговаривать с ними, когда захочешь. Они тебя будут слышать и видеть, но…
- Я хочу к мамочке!
- Пойми, твоя мама… она не может сейчас к тебе подойти… она сейчас наблюдает за тобой, наблюдает с неба, – указала она пальцем наверх, - И очень не хочет, чтобы ты грустил и плакал. Она тебя очень сильно любит…
Тогда, будучи маленьким мальчиком, я с легкостью поверил ей, смотрел на потолок, представляя своих родителей, которые находятся сейчас рядом, в этой комнате. В тот день я и поверил в жизнь после смерти, как в необходимую мне сказку. Я продолжал общаться с ними, веря в то, что они меня слышат, но, со временем, я начал забывать их лица, их голоса и смех, и все равно продолжал говорить с ними, словно они были со мной всё время. Вскоре, я признался самому себе в том, что я их не знал, не успел узнать, они умерли, когда я был слишком маленьким, и лишь несколько черно-белых фотографий, которые я бережно хранил, воссоздавали их образ, чувства тепла и заботы, дарившие мне в детстве.
Спустя года, работая уже несколько лет в реанимации, я видел много смертей, видел, как уходят люди, словно искры, не оставляя после себя ничего, кроме памяти и холодных пустых тел, которые я обследовал, уже спустившись, в подземелье больницы, куда мне ежедневно их привозили. Там я и остался, в своем одиноком подземелье, где превратился в человека, не склонным верить в сверхъестественное, с холодным критическим мышлением и твердым атеистическим убеждением. Как мне теперь поверить в этот мир, о котором говорил Михали? Может, он и был прав? Быть может и тетя тогда была права? Сомнения терзали мой разум, но нескончаемая ночь, застывшая луна, которая даже и не думала плыть по небу, больница, о которой говорил Михаил, и, теперь воскресший старик, выживали меня из ума, заставляя усомниться в своих окрепших убеждениях. Где же я сейчас? Я всё-таки умер или это чья-то дорогостоящая злая шутка, которая зашла слишком далеко?
- Давайте-ка, оба к машине! – вышел старик из автомобиля с пистолетом в руках, держа меня на прицеле, – И чтобы руки было видно! – расхрабрился он, чувствуя свое преимущество.
Михаил рассмеялся во весь голос, взглянув на него.
- Я сказал, к машине! Я не шучу! – направил он пистолет уже на приближающегося к нему Михаила, -Стой! Стрелять буду!
- И чего ты хочешь? – спокойно взял он пистолет из его рук, - Поджечь меня своей зажигалкой?
- Но… откуда ты знаешь?
- Оттуда, дед! А теперь рассказывай по порядку: где мы и как отсюда выбраться?
- Судя по всему, вы здесь уже были, не так ли? – догадался старик и рассмеялся, - Я знал, что это когда-нибудь случится.
- Что случится?
- Это! – показывал он на нас пальцем, продолжая дико смеяться.
- Ты же был мертв, – тихо произнес я, заставив его умолкнуть.
- Кто мертв? Я мертв? - удивился старик, – Я только об этом и мечтаю за последние года. Может, поможете мертвецу развести костер? Я шел по дороге не один час и серьезно замерз, думаю, как и вы.
- Отвечай! Как нам отсюда выбраться? – уставился я на старика, - Где мы находимся? Что это за место?
- Если бы я знал... - медленно произнес он, осматривая местность, будто видел ее впервые, и снова засмеялся, - Если вы сюда попали, то останетесь здесь навсегда. Отсюда нет выхода. Это проклятое место.
- Что значит, нет выхода? – спросил я.
- По-моему, для начала нам нужно согреться, - полез он в багажник и вытряхнул содержимое того же рюкзака, что висел у меня за спиной, затем спросил:
- Как вас зовут?
- Какая разница, как нас зовут? Ты можешь наконец ответить? – рявкнул я, не выдержав.
- Его зовут Лев, - показывая на меня, произнес Михаил, – Я Миша.
- Петр Иванович, – удовлетворительно кивнул он Михаилу с легкой улыбкой, назвав свое имя и вырвал пару листов из небольшой, но толстой книги, что достал из кармана, снова проигнорировав мой вопрос.
- Это Библия? – воскликнул Михаил, - Ты только что вырвал страницы из Библии? – он был не в восторге от этих действий старика, будучи, судя по всему, глубоко верующим человеком и смотрел он на него теперь, как на преступника, антихриста.
- Что-то не так? – спокойно и одновременно удивленно поинтересовался он, взглянув на Михаила.
- Но зачем?
Ничего не ответив, он скомкал страницы со священным писанием, поджег их и поднес к мелким веткам, начиная умело раздувать огонь, затем произнес громко и четко, встав у костра:
- «Тогда безопасно пойдешь по пути твоему, и нога твоя не споткнется. Когда ляжешь спать, — не будешь бояться; и когда уснешь, — сон твой приятен будет. Не убоишься внезапного страха и пагубы от нечестивых, когда она придет; потому что Господь будет упованием твоим и сохранит ногу твою от уловления.», - закончил он цитату, - Глава 3, стих 23-26.
Пламя разгорелось, старик подложил ветви покрупнее, заставив огонь подняться еще выше и сказал: