Здравствуйте уважаемые читатели моего канала!
Сегодня я продолжаю публикацию жизненного флотского юмора выраженного в рассказах Дмитрия Викторовича В.
Ну что, давайте вместе окунемся в сие действие. Приятного чтения!!!
Крильон – это географическая точка на карте нашей необъятной Родины. Так называется мыс на самой южной оконечности острова Сахалин. Если вдумчиво посмотреть на карту острова, можно себе представить, как в стародавние времена создавались земли, страны и континенты. Южный Сахалин имеет форму огрызка. Это наши древние боги, осуществляя раздел сфер влияния, грызлись насмерть за каждый клочок суши. Самый злой и вредный был бог японский. И он, японский бог, вцепился своей жадной пастью в наш остров Сахалин намертво – мало ему, понимаешь, Японских островов – ему еще и наш подавай. Били его ногами по морде, но так и не смогли оторвать - отожрал, падла, огромный кусок, проглотил и не подавился. (С тех самых пор имеет место исторический территориальный спор между нами и японцами). Так и образовался просторный залив Анива, ограниченный двумя далеко выдающимися в море мысами: Крильон и Анива.
Со стороны острова Хоккайдо к мысу Крильон жадно тянется японский мыс Соя, но никак не дотянется, потому, что между ними имеется пролив Лаперуза. В этом месте его ширина – около 20 миль, и в ясную погоду в хорошую оптику можно разглядеть маленьких злобных японцев, грозящих в нашу сторону своими маленькими японскими кулачками. (Шучу – оптика у нас старая и херовая). А ночью с японской стороны - сплошное зарево. Все побережье в огнях населенных пунктов. Там у них перенаселение: города расположены через каждые три метра – плюнуть некуда. А с нашей стороны – тихо и темно. Только блуждает огонь маяка в тумане, бьется прибой о Камень Опасности, да сивучи ревут на отливе. У нас ближайшее мало-мальски обитаемое человеческое жилье лишь километрах в ста к северу. Глухомань, короче. Никто тут жить не хочет. Однажды, путешествуя от безделья, появился в здешних местах известный русский писатель А. Чехов. Как его сюда черт занес – непонятно. Заблудился, наверное. Потусовался Антон Павлович среди зарослей бамбука, покричал «ау!», да и умёлся восвояси. А на прощание плюнул и сказал: «Места красивые, как в Альпах, но жить тут - невозможно».
Одни лишь сумасшедшие военные приютились на этом самом мысе Крильон и сидят – исполняют воинский долг. У военных ведь никто не спрашивает, хотят они тут жить, или нет – пиздуй и служи Родине, где прикажут. Вот и сгрудились тут рядышком, чтобы не помереть с тоски, несколько маленьких подразделений – маяк, метеостанция, радиотехнический пост береговой системы наблюдения ВМФ и пограничная застава. Есть еще чуть в отдалении, на сопочке, рота ПВО. Всего живых людей наберется несколько десятков, включая призывников - матросиков и солдат.
Добраться сюда совсем непросто. Это очень плохо и неудобно. Но и сбежать отсюда совсем нелегко, практически невозможно. Это хорошо. Дороги на мыс Крильон нет никакой. За всю историю никто ее так и не оборудовал. Проще всего сюда дойти морем. Правда, никаких пирсовых сооружений тут отродясь не было, так что судно обычно встает на якорь в некотором отдалении, а людей и грузы выбрасывает плашкоутом на необорудованное побережье. Можно еще договориться с пограничниками и попасть на борт ихнего вертолета, который примерно раз в неделю прилетает сюда из Южно-Сахалинска. Но груз они уже не возьмут.
Наши служивые мужики (моряки и ПВОшники) решают транспортную проблему по своему: заводит мичман или прапор мощную военную технику (КРАЗ-лапотник, или ЗИЛ-131) – и херачит на полной скорости сотню километров по песчаному отливу западного побережья. Тут главное не останавливаться, а то засосет. Сошла волна – и быстренько рулишь за ней по песочку, пока он мокрый и плотный. Набегает море – а ты удираешь от него, чтобы оно тебя не поглотило. Многочисленные ручейки и речушки, впадающие в Татарский пролив, форсируешь вброд. Так, зигзагами, по ступицы в воде, часов за пять можно долететь по бережку до полуразрушенного шахтерского поселка Шибунино, где есть почта, магазин, водка и бабы. Цивилизация, блин!
Одно плохо: на этом маршруте, в районе мыса Кузнецова, имеется такое место, где песчаный пляж совсем отсутствует – одни лишь огромные каменюки, да отвесные скалы, торчащие прямо из моря. Тут нужно выруливать из песка и преодолевать этот участок через горный Кузнецовский перевал. Правда, «перевал» - это звучит как-то мягко. Страшнее места я в жизни своей не видел…
В первый раз я попал в эти райские места в 2007 году, уже, будучи начальником района, с целью проверки наших отдаленных радиотехнических подразделений. Со мною следовала группа специалистов по ремонту радиолокации – представители военной промышленности. Погрузились мы в порту Ванино на паром «Сахалин-7» и за 20 часов форсировали Татарский пролив. В Холмске нас встретил командир радиотехнической роты, в непосредственном подчинении которого находятся наши сахалинские посты. Порт Холмск – это такой маленький грязный городишко, приютившийся на склоне западного побережья острова. Все эти прибрежные сахалинские города производят тягостное впечатление: как будто они появились на свет в результате десантно-высадочной операции 1945 года, когда наши мужики повыскакивали на берег и наспех закрепились на узком участке суши. С тех пор ничерта больше, чем эти участки, никто там не осваивал. В городах имеется одна основная улица с серыми облупленными домами вдоль берега и разросшийся ветхий частный сектор по периферии. Люди тут злобные, а военных вообще ненавидят. Почему – неизвестно. Наверное, потому, что воинских частей здесь практически нет, а все свои впечатления о нас люди черпают в той грязи, что льется из телевизора.
Командир роты погрузил нас на видавший виды японский джип и помчал на юг по ужасной грунтовой дороге. Это я уже потом понял, что та дорога была просто прекрасной (хотя бы потому, что она была). По пути мы проехали через порт Невельск, где увидели страшные результаты недавнего землетрясения: полуразрушенные дома и всплывшее из моря огромное плато.
В поселке Шебунино меня ожидал командир РТП старший мичман Знобин Владимир Владимирович. Этакий прыткий «мощный старик» 47-и лет отроду, в потертом камуфляже без знаков различия, заросший седой неуставной шевелюрой. Он представился мне, а потом доложил:
- Здесь, товарищ командир, находится последний осколок Мировой Цивилизации. Дальше дороги нет - один сплошной «русский экстрим»…
И предложил мне пересесть в камуфлировано-ржавый ЗИЛ-131 с КУНГом. Судя по внешнему виду, этот ЗИЛ неоднократно прошел и «Париж-Даккар», и огонь, и воду, и медные трубы. Возможно, он даже пару раз ходил по дну Татарского пролива. На кабине помещалась трубчатая рама с металлической площадкой, на которую были брошены несколько матрацев. На мой вопрос - зачем? – старший мичман только ухмыльнулся и пробурчал:
- Иногда выручает…
Перед дальней дорогой мы заехали в магазин запастись колониальными товарами, и у меня была возможность посмотреть на «последний осколок Цивилизации». Поселок Шибунино представлял собой довольно печальное зрелище. Здесь когда-то располагался угольный разрез, и все местное население было там трудоустроено. Потом, благодаря нашему другу Толику Чубайсу, это градообразующее предприятие приватизировал какой-то прохиндей, после чего оно благополучно развалилось. Все шахтеры разбежались по острову Сахалин на заработки (в основном, добыча горбуши на сезонных путинах), а в поселке остались их скучающие жены, чумазые дети, да нетрудоспособные пожилые алкаши. О былом расцвете напоминают лишь пустые глазницы окон заброшенных недостроенных пятиэтажек, да памятник советским шахтерам на центральной площади. Что поразило более всего – так это небывалый всплеск рождаемости, какой-то удивительный местный «бэби-бум». Буквально каждая хрупкая девушка, едва достигшая детородного возраста, уже катит перед собой коляску с детенышем. Старший мичман Знобин объясняет этот феномен особенностями местного климата, насыщенным полезными веществами морским воздухом, да неисследованными наукой излучениями, исходящими из заброшенных угольных карьеров. Но, по-моему, все тут гораздо проще: осатаневшее в сердечных томлениях местное женское население исключительно активно эксплуатирует своих мужиков, прибывающих с путины раз в полгода на побывку. Выжимают из них все, что можно. Так сказать, впрок. А у мужиков свой интерес: зарядить теткам по полной программе, чтобы они потом не хулиганили от безделья, не бросались насиловать проверяющих военных, следующих на мыс Крильон, а прилежно растили свое потомство.
ЗИЛ-131, рыча, как инопланетное чудовище, выскочил на песчаный пляж, и попёр по нему полным ходом с легким креном в сторону моря. Из под правого ряда колес летят буруны воды, морская капуста и красная рыба. Горбуша просто кишит: мечется вдоль берега стадами, ищет вход в речку. Вова Злобин орет на нее матом и дудит сигналом. В КУНГе трясутся со своим оборудованием шестеро ремонтников и старшина-контрактник Клюненков (штатный водитель этой машины). Ремонтники от страха и отсутствия комфорта пьют водку.
Между мной и Вовой в кабине сидит его жена Оксанка и давит ножкой на рычаг раздатки. Рычаг периодически выбивает, и тогда Вова материт Оксанку почем зря. Но она не обижается, а губу прикусывает только лишь от усердия. Оксанка младше Злобина лет на двадцать пять; он ее нашел в Шебунино еще пацанкой, посадил на свой ЗИЛ и увез на Крильон. Там он вложил в нее суровое военное воспитание, и теперь она содержит нехитрое постовское хозяйство, умеет запускать дизеля электропитания и водить по бездорожью тяжелую военную технику. Наш замполит, прибыв сюда несколько лет назад, решил прекратить это неуставное сожительство, взял обоих и увез в город Корсаков, где за час расписал их в местном ЗАГСе. Это стоило ящика шампанского, который замполит вкачал в регистраторшу.
До ближайшей речушки мы проехали километров пятнадцать. Справа из тумана появился остров Монерон. Раньше там тоже находился наш радиотехнический пост, пока его (и еще около десятка Курильских постов) не сократили наши вышестоящие уроды.
Вова Знобин с ходу въехал в устье речушки и начал его форсировать по широкой дуге. На середине речки у Оксанки из под ноги опять выбило раздатку, и Злобин с воплями начал судорожно переключать рычаги. ЗИЛ сразу потерял скорость, задергался всей массой и встал намертво. Чем больше мы маневрировали вперед-назад, тем глубже все три моста зарывались в песок. Короче, приехали. Чтобы не расходовать аккумулятор, Вова выключил зажигание. Я открыл дверь - подножка машины была в воде, море ласково лизало бампер. В будке беспокойно завозились ремонтники, выглядывали наружу: куда это мы приплыли?
Вечерело. С моря подул ветерок, разогнав туман. Водичка, вытекая из реки, весело журчала в элементах ходовой части автомобиля. На берегу, выше песчаного пляжа, шумели заросли невысокого бамбучка. Я залез на кабину и сел на матрацы. Что впереди, что сзади уходило вдаль бескрайнее дикое побережье без малейших признаков человеческого обитания. Сотовой связи в этих местах нет, по рации можно докричаться разве только до ближайшей планеты. Мне стало очень грустно:
- Какие будут предложения, Владимир Владимирович?...
Вова, стоя по пояс в воде, оперся на лопату, которой он безрезультатно шуровал под колесами, и хмуро доложил:
- А предложение одно, товарищ командир. Я возвращаюсь обратно - за подмогой, а вы высаживайтесь на берег и ужинайте…
И похерачил бегом назад, в Шебунино. С места взял хороший темп, несмотря, что по песочку, и вскорости его мелькающие голые пятки исчезли из вида за ближайшим мысом. Я прикинул расчетное время нашего здесь нахождения: при сохранении заявленной скорости бежать Злобину до Шебунино часа полтора, там – еще час на поиски подходящей техники. Где-то через полчаса она должна быть здесь. Получается - три часа. Будет уже совсем темно, и независимо от продолжительности спасательной операции, до утра мы уже никуда не поедем. Тогда остается одно – десантироваться на берег и разбивать лагерь. Оксанка уже суетилась на берегу: с полянки на пригорочке поднимался дымок костра. Ремонтники волокли на берег какие-то тюки и коробки. В них оказались всякие продукты (в том числе мешок картошки), набор посуды, спальные мешки и даже газовая плитка. Ну и, конечно, водка. Я недооценивал этих ребят: трудный опыт постоянных командировок по нашим отдаленным постам научил их быть готовыми к любым ситуациям.
Подмога прибыла уже ночью. Нам было видно со своего пригорка, как там, на берегу, в мелькающем свете фар происходила спасательная операция. Небольшой трактор ДТ-75 суетился вокруг нашего ЗИЛа, вспахивая гусеницами русло речушки. Натужно ревели двигатели. Непрерывно орал матюгами Вова Знобин. Так прошла пара часов. Я спустился на берег, и сразу стало понятно, что ничерта у них не выходит. Трактор пробуксовывал и рвал тросы. ЗИЛ засосало в песок намертво, он возвышался над водой темной громадой и даже не шевелился. Часам к трем ночи подошел КАМАЗ-вездеход и тоже подключился к работе. Нашу машину пытались тащить вперед, назад, враскачку, рывком, как угодно – все напрасно. Я поплелся обратно в лагерь.
На берегу было темно и жутко. Лишь вдалеке маленьким огоньком горел наш костер. Шумел накат, с острова Монерон доносился рев колонии сивучей. Ночью они вылезли на камни и орали от тоски на Луну. Прежде я думал, что это вопли старшего мичмана Злобина. Под холодным ветром в насквозь промокшем камуфляже я продрог до костей. Ноги увязали в песке. Песок был повсюду: в носках, в трусах, в волосах, во рту, в носу - везде. В нашем лагере вокруг костра валялись спальники, внутри которых дрыхли пьяные ремонтники. Я упал рядышком, свернулся калачиком, как собака, накрылся бушлатом и умер до утра.
Так прошло почти трое суток. На берегу постоянно наращивались спасательные силы. В общей сложности нас вытаскивало семь единиц техники. Подъезжали какие-то мужики, рыбаки, бандиты – все включались в работу. Это просто поразительно: никто не проехал мимо – такие у них законы побережья. Если ты сегодня кому-то не поможешь – завтра никто не поможет тебе. Нас пытались выдернуть краном, тянули связкой из трех КАМАЗов одновременно, взрыхлили весь берег метров на 100 вокруг. Одну из машин засосало в песок рядышком с нами. Мы орудовали лопатами, откапывали колеса, строили из песка какие-то дамбы и запруды, которые тут же размывало водой. Ночами мы пили водку у костра и слушали нескончаемые истории об удивительной местной жизни. А к вечеру нас атаковали комары. Таких комаров я еще не видел: они были размером с маленькую птицу, не боялись ни ветра, ни дыма, очень организованно, эскадрильями заходили на цель и вырывали из тела куски мяса.
Более всего удивила Оксанка Знобина. Она держалась, как маленький солдат. Прилежно и молчаливо она суетилась по хозяйству: собирала дрова, поддерживала огонь, своевременно кормила всю нашу ораву завтраками, обедами и ужинами. Ночевать она забиралась в КУНГ, а комары ее почему-то не трогали. Днем, в свободное время, она носилась по побережью и собирала цветочки.
На третий день свершилось чудо: с Крильона проезжал ПВО-шный прапорщик на своем огромном КРАЗе, зацепил нас за ноздрю и потихоньку, используя мощную лебедку, вытащил на свободу. ЗИЛ долго сопротивлялся, но потом, с громким чавкающим звуком, выскочил из песчаной трясины. Мы все кричали «Ура!» Что ни говори, все-таки военная техника есть военная техника. Тот, кто ездит на ней по асфальту, никогда не оценит ее истинных боевых возможностей, для которых она создавалась. У нас потери были минимальными: погнутый бампер, да вырванный с корнем левый буксировочный крюк.
ЗИЛ снова весело бежал по Сахалинскому берегу. Однообразность пейзажа разбавляли редкие картины исторических развалин: заброшенные рыбацкие станы, руины бывших пограничных застав, ржавые скелеты какой-то брошенной техники. Когда-то все это кому-то было нужно. На мелководье метрах в 50 от берега громоздится жуткий остов огромного танкера, рядом с ним - выброшенный на мель пограничный сторожевик. Мы остановились и вышли из машины. Сквозь шум наката со стороны кораблей доносится протяжный тоскливый плач металлических конструкций, от которого по спине побежали крупные мурашки. Все подавленно молчат. Впечатление такое, как будто мы заехали на этом ЗИЛе в далекое будущее, чтобы полюбоваться обломками земной цивилизации после всемирной ядерной катастрофы.
Перед самым Кузнецовским перевалом мы сделали еще одну остановку. Это была небольшая усадьба в три постройки, огороженная забором. Рыболовецкое хозяйство «Кузнецы». Заведовал хозяйством здоровенный мужик по имени Вовка Мент. Это он со своими КАМАЗами помогал нам вылезти из песка. Говорят, Вовка действительно был ментом, когда-то в прошлой жизни. Теперь он держит небольшую артель, разводит лошадей и страусов (!). Еще у него имеется маленький зоопарк: в специальных клетках живут два взрослых медведя – Миша и Маша. В отдельном вольере обитает дикобраз. Его никак не зовут, он постоянно прячется в собачей будке, но может и выскочить, чтобы стрельнуть иглой в надоевших посетителей. Вовка накормил нас обедом. Перед форсированием перевала нам посоветовали как следует принять алкоголя.
Спасибо за внимание и до новых встреч!!
А еще у меня есть канал на Ютубе, буду признателен за подписку.
С уважением, Василий Сергеевич!!!