Сын первого секретаря башкирского обкома Мидхата Закировича Шакирова, Рифхат, пишет о своем отце:
"Мидхат Закирович всю жизнь работал для своей страны, для Башкирии. Он никогда не рассматривал Башкирию как объект для личной наживы, решения личных интересов, интересов своей семьи. Он был человеком с рабочей биографией, настоящим профессионалом. Никогда не было у него чванства, звездной болезни, был честен во всем, он был верен Башкирии и народу республики. Работая на трассе, которую когда-то проложил он, я всегда видел огромное уважение к нему со стороны рабочих, бригадиров, прорабов, руководителей монтажно-строительных подразделений и т. д.
Я ему благодарен за то, что он не возражал против моего выбора уехать на трассу, строить газонефтепроводы в Средней Азии, Западной и Восточной Сибири. Дома за столом никогда не было спиртного. Ни разу не видел, чтобы он выпивал. Дома я никогда не слышал ругани, нецензурных слов. Отец вставал рано, успевал до завтрака пройти 6—7 км. Вечером после работы проходил еще 6—7 км. Зимой очень часто катался на лыжах. Ходил всегда без охраны, дом, в котором он жил, тоже не охранялся.
Обслуживали его служебная «Волга» и вездеход УАЗ-469 — для поездок в районы. Автомобиль «чайка» использовался в основном для встречи и сопровождения высокопоставленных руководителей из Москвы и других регионов. Квартира, в которой мы жили, была трехкомнатной, чуть больше ста квадратных метров.
Служебная дача располагалась около пос. Булгаково. Практически это была квартира в многоквартирном доме на восемь семей. Дачная квартира была двухуровневой. На первом этаже располагались гостиная и кухня, на втором — кабинет и две спальни. Рядом с домом были закреплены участки земли по четыре сотки для ведения огородно-садоводческого хозяйства. Мама (Ляля Гимрановна) и другие жены секретарей обкома основное время проводили в саду. Выращивали прекрасные овощи, различные ягоды и фрукты. На зиму в стеклянных банках они заготавливали большое количество варенья, компотов и овощей. На территории дачи около ворот располагался небольшой деревянный домик, примерно четыре на пять метров. В нем, кроме помещения для продажи продуктов, комната для одного милиционера. Перечень продуктов был самый элементарный, но качество их было натуральное, несравнимое с сегодняшними продуктами в так называемых супермаркетах. Дежурил всегда один милиционер, без оружия.
Рядом с многоквартирной дачей находилась небольшая деревянная баня деревенского типа. Ее топили вечером по субботам и воскресеньям. Во время пребывания на даче Мидхат Закирович очень много ходил по окрестностям, лесам и полям. Чаще всего ходил один (без охраны) по многу часов. Другие жители дачи, его соратники по работе, старались тянуться за ним, пытались так же по вечерам ходить пешком, но у них не всегда получалось.
Расскажу об одном случае, который произошел, когда отец только начал работать первым секретарем обкома. Находясь дома, слышит звонок в квартиру. Открывает дверь — стоит первый секретарь райкома одного из районов Башкирии. И хочет передать ему две коробки. Мидхат Закирович спрашивает, что в них такое. «Это от нашего района, — говорит посетитель, — творог, сметана, молоко, примите, пожалуйста». На что отец отвечает: «Я не буду вас сразу исключать из партии и даю вам первое партийное задание. Заберите все обратно и, когда приедете домой, позвоните всем первым секретарям райкомов Башкирии и передайте всем от меня, что если кто-нибудь решит повторить вашу ошибку, то он будет исключен из партии и снят с работы».
Иногда, когда я встречался с отцом, особенно когда гуляли по улицам города, я весь подтягивался, не допускал легкомысленных высказываний по тем или иным событиям. Исключались нелитературные слова, запах алкоголя, табака и неаккуратность в одежде. У него был какой-то стержень порядочности и твердости во всем, присущий многим руководителям высокого ранга того времени.
Отец очень редко ездил на охоту, в основном в Илишевский, Дюртюлинский и Чишминский районы. Охотились на лосей, которых в то время в Башкирии было около тридцати тысяч. Каждый год выписывались лицензии на отстрел около двух с половиной тысяч. Охотились, когда приезжали гости из Германской Демократической Республики или из Москвы. Помню, один раз посчастливилось участвовать в охоте, когда в Башкирию приехал Н. Е. Кручина — управделами ЦК КПСС. Поездку в Илишевский район трудно было назвать охотой. Утром выехали в лес, немного проехали на двух УАЗ-469 и на поляне увидели несколько лосей. В то время лосей было много, и были они не пугливые. Когда достали ружья, то выяснилось, что Н. Е. Кручина вообще не умеет стрелять. С нами был полковник КГБ Р. Я. Булатов. Он взял карабин и начал учить Николая Ефимовича, как держать оружие и как целиться в зверя. Общими усилиями тогда добыли одного лося. Символически отметили добычу на капоте УАЗа и поехали обедать. На столе было скромно, по-деревенски. Н. Е. Кручина вообще не пил алкоголя и был скромен в еде. Да и Мидхат Закирович с Т. Л. Рахмановым — первым секретарем райкома — практически не пили. Обед проходил спокойно, за разговорами о районе, делах и т. д.
Мне в то время по долгу службы приходилось на различных стройках и коллегиях министерств топливно-энергетического комплекса страны встречаться с руководителями министерств, работниками ЦК КПСС, Совета Министров, обкомов. На стройках обеды и ужины всегда проходили скромно, быстро и обычно руководители оставляли на обеденном столе три-пять рублей.
Все дни своего рождения Мидхат Закирович проводил вне республики. Обычно он брал отпуск и уезжал в Карловы Вары или другие санатории. Он был против празднования таких событий и каких-либо подарков. Когда Мидхат Закирович уходил в отставку, я в это время жил в Москве и работал генеральным директором головного института отрасли ВНИИСТ. Мы несколько раз встречались в гостинице «Президент-отель», раньше она называлась «Октябрьская». Отец мне говорил, что травлю на него через газету «Правда», через различные проверки в республике организовал секретарь ЦК КПСС Е. К. Лигачев. В то время Егор Кузьмич был основным чистильщиком партийных рядов в стране. Мидхат Закирович не поддерживал сухой закон в стране, объявленный М. С. Горбачевым и Е. К. Лигачевым, да и многие другие начинания, которые они стали внедрять.
Я помню вечер, когда он пришел в гостиницу из ЦК КПСС и сказал: «Ну все, Рифхат, я ухожу с работы на пенсию». Е. К. Лигачев заявил, что нужно уходить на заслуженный отдых и дал понять, что если Мидхат Закирович будет препятствовать этому решению, то будет ему и его семье нехорошо. Мидхат Закирович боялся, что в Башкирии могут организовать какую-нибудь показательную кампанию для других секретарей обкомов, чтобы они были сговорчивее".
М. Мерзабеков в своей книге "Собственный корреспондент по Башкортостану" вспоминает: "Шакиров слыл одним из влиятельных политических фигур регионального масштаба брежневской эпохи. К тому времени он уже 18 лет бессменно возглавлял областной комитет партии, являлся фактически единоличным правителем Башкирии с неограниченной властью. Имел вес перед Москвой. Являлся членом Президиума Верховного Совета СССР, был на дружеской ноге с руководителями страны. Сведущие люди знали, что каждый день утренним авиарейсом Уфа — Москва нарочный обкома партии доставлял в столицу опечатанную сургучом канистру кумыса для Леонида Ильича Брежнева и, сдав в аэропорту Домодедово бесценный напиток уполномоченному лицу из ЦК, тем же самолетом возвращался обратно. Такое доверие первого лица государства местному лидеру многого стоило. Молва также утверждала, что сам генеральный не мог испивать всю канистру и делился башкирским эликсиром со вторым лицом в партийной иерархии Михаилом Андреевичем Сусловым.
Близко сошелся М. 3. Шакиров и с М. С. Горбачевым еще до того, как тот стал генсеком, а был просто секретарем ЦК, курирующим сельское хозяйство. Утверждали, что они были на «ты», друг к другу обращались по имени — Михаил и Мидхат. Не зря, видно, на секретариате ЦК КПСС в мае 1987 года Горбачев отчитал главного редактора «Правды» В. Г. Афанасьева за публикацию «Преследование прекратить...» собкора по Башкирии Владимира Прокушева. Статью, где речь шла о злоупотреблениях властью Шакировым, генсек назвал «неправильной». Об этом мне рассказал позже главный редактор «Советской России» В. С. Чикин".
А.Н. Косыгин - глава правительства СССР, посетил Уфу 16 января 1973 года. По воспоминаниям самого М.З. Шакирова: "Косыгина связывали с Уфой особые отношения — в начале войны он, возглавляя Министерство легкой промышленности, руководил перемещением в наш город хлопчатобумажного комбината. И однажды, через несколько десятилетий, во время вечерней прогулки по зимней Уфе с ним вспомнили, где располагался этот комбинат. Встречаться и работать с Алексеем Николаевичем довелось в разных ситуациях — и в кажущемся спокойствии кремлевских кабинетов, и на крупных предприятиях, а был случай, особенно много для меня значивший, — и на трассе трубопровода. Этот человек всегда умел быстро и правильно разобраться в самой запутанной ситуации и обладал редким умением изначально отсекать всю не относящуюся к делу информацию — особенно если кто-то хотел лишними сведениями сбить его с толку.
Приходя в начальственные кабинеты любого уровня, я всегда оставлял портфель с бумагами в приемной, а к хозяину кабинета входил с листком бумаги не более ладони величиной, на котором и было кратко записано, что предстоит решить. Так я впервые пришел на прием и к А. Н. Косыгину. Он, заметив мою бумажку с записями, заглянул в нее сам, и мы тут же решили все вопросы. Позже в приемной один из помощников Алексея Николаевича сказал мне, что он терпеть не может пространных докладов, когда перед ним открывают папку и начинают читать по пунктам и параграфам.
А в 1973 г. А. Н. Косыгин оказал башкирским трубопрокладчикам такую помощь, которая, считаю, в масштабах страны имела значение стратегическое. В то время начиналось освоение западносибирских нефтяных богатств, шло строительство трубопровода Самотлор — Усть-Балык — Курган — Уфа — Альметьевск общей протяженностью 2 132 км и с трубой диаметром 1 220 мм. По этой рукотворной реке нефть изобильного Самотлора должна была пойти на юго-запад, к перерабатывающим заводам и для использования в промышленности. Трасса эта подсоединялась к нефтепроводу «Дружба». В феврале 1973 г. планировалась поездка в Тюмень А. Н. Косыгина — он хотел лично вникнуть в весь комплекс вопросов по освоению нового нефтеносного района. Узнав об этом, я позвонил Алексею Николаевичу и сказал, что прошу заехать также к нам — для решения одной очень важной проблемы, связанной с прокладкой трубопровода. Однако планы поездок столь высокого уровня меняются не просто, и для внесения корректив в маршрут нам с А. Н. Косыгиным пришлось заручиться согласием Л. И. Брежнева.
Башкирским трубопроводостроителям достались очень сложные участки общей протяженностью 333 км, предстояло в трудных условиях возвести нефтеперекачивающую станцию «Нурлино». Однако и специалистов, и опыта, и техники хватало. Но и основания обратиться в вышестоящие инстанции за помощью тоже, к сожалению, имелись. Задерживались поставки труб на участок между городами Миасс и Златоуст, и опытнейшим специалистам приходилось простаивать в ожидании работы.
Когда А. Н. Косыгин прибыл в Уфу, я еще раз изложил ему ситуацию с трубопроводом. Алексей Николаевич решил отправиться на место. С нами были союзный министр нефтяной промышленности В. Д. Шашин, начальник одного из управлений министерства А. М. Крейзельман, председатель Совета Министров Башкирии 3. Ш. Акназаров, еще несколько моих земляков и представителей Москвы. Мы летели над южными отрогами Уральского хребта, и он, глядя в иллюминатор, несколько раз сказал: «Да, трудный вам достался участок...»
Винтокрылая машина приземлилась, но нам пришлось добираться до мехко-лонны еще и на машине ГАЗ-63. И вот — встреча со строителями трубопровода. Они обступили Алексея Николаевича, завязался разговор — настолько оживленный, насколько это могло быть при почти тридцатиградусном морозе. А. Н. Косыгин интересовался условиями труда, быта, спрашивал, где строители живут и как питаются. На большинство вопросов следовал универсальный ответ: «Нормально», однако лица приобретали особенно озабоченное выражение, когда речь заходила о снабжении строительства трубами. «Трубы кончаются, Алексей Николаевич, через два-три дня трасса станет, нечего будет делать...» — такие были слова одного из монтажников.
— Это самый трудный участок трубопровода, — сказал я потом А. Н. Косыгину. — Если мы не обеспечим его трубами в ближайшее время, то в этом году уже не сдадим — в мае начинается распутица, и работать тут будет невозможно. Я пять раз проходил через Урал как трубоукладчик, а тут тем более сложный участок, Укское ущелье, скалы...
Не знаю, что больше убедило Алексея Николаевича — мои слова или то, что он видел своими глазами. Наверное, и то и другое. Он взял на себя большую ответственность — дал распоряжение челябинскому и другим заводам, и буквально через неделю мы стали получать столь необходимые трубы. Монтаж закипел с новой силой, я через день вылетал на трассу на вертолете, был в курсе всех дел. И мы проложили наш участок до распутицы. Когда я сообщил об этом А. Н. Косыгину, он тепло поздравил нас, а потом добавил: «Честно говоря, думал, что вы не справитесь».
Отрывки из книги "Первый секретарь обкома М.З. Шакиров", 2016.