Глава 9 ссылка на первую главу (КЛИК)
Сергей Борисович Бородин, поначалу, очень гордился своим «творением». Его самолюбие ликовало, когда ему выпала честь самому, практически от начала и до конца руководить стройкой века – так он называл процесс возведения позорного здания. Но после ряда издевательских отзывов о своем особняке в прессе, стал появляться в нем крайне редко. Очевидно, крайне подверженный общественному мнению, он стеснялся там жить и теперь не знал, что делать со своим памятником зодчества. Об этом он не раз говорил Вадиму в их приватных еженедельных беседах. Жаловался, после стопочки-другой, что люди не оценили его гениального строения. Что не доросли ещё до его, Бородина, уровня креативности. Вадим, терпеливо и, чаще в пол уха, выслушивал сетования своего протеже, но все же старался проникнуться его горем и приободрить своего «карманного» начальника. Сопьется ещё ненароком. Как им тогда выплывать то?
Вадим всегда старался быть честным с самим собой, и потому оплошность Бородина, целиком и полностью, приписывал себе. Дать этой марионетке–алкоголику столько свобод, на поверку, оказалось серьезным просчетом. Столь пристальное внимание прессы к персоне Сергея Борисовича отнюдь не играло на руку ни ему, ни, тем более, Косте. Несколько, относительно спокойных, лет развития их совместной бизнес-империи внушили Вадиму ложное чувство безопасности. Работа их концерна, казалось, была отлично налажена. Костя задумывал эту простую и тщательно законспирированную схему управления бизнесом, как трехуровневую систему безопасности. Основные решения принимал, конечно, Костя. Передавая Вадиму четкие инструкции по особым каналам связи, он не раз ставил друга в полное замешательство – настолько странно, порой, выглядели его распоряжения. Но Вадим, с выработанной годами привычкой всецело доверять другу, безропотно подчинялся. В большинстве случаев, многоуровневые, просчитанные до мелочей комбинации, рождавшиеся в остром уме друга, Вадиму становились понятными лишь на этапе их завершения. На заре их сотрудничества, подобная тактика частенько приводила его в ступор, но после очередного устного внушения типа «так надо», он сдавался и делал все в точности, как говорил Костя. И ведь срабатывало! Схемы, словно заколдованные приводили к умопомрачительным результатам, а те, в свою очередь, выражались в растущем капитале их фирмы. В конце концов, Вадим привык к подобной манере ведения дел и смирился со своей ролью. Ничего экстраординарного Костя от него не требовал. Ещё тогда, в далеком двухтысячном году, он доказал Вадиму свою профпригодность. Вадиму тогда казалось, что та встреча с Костей в злополучном гаражном кооперативе, обернувшаяся их чудесным спасением, была предначертана самой судьбой. По сути все, чего добился в своей жизни Вадим, было неразрывно связано с творением Костиного гения.
До их знакомства жил себе простой паренек – Вадим Кириллович Сергеев. Жил и строил «грандиозные» планы не будущее. Университет, работа в престижной фирме, вишневая девятка на литье с низкопрофильной резиной, девушка любимая, может не одна, ипотека на 25 лет, да тоскливое прозябание в какой-нибудь местной конторе. Пределом мечтаний многих молодых людей в то время, было дослужиться до менеджера среднего звена, чтоб зарплата, как у всех, чтоб отпуск в Турции, чтоб старикам своим помогать, да самому, раз в пятилетку, радовать себя чем-нибудь ладным. Может иномарку прикупить, может по Европе автостопом, а может и спиться, к чертям собачим. Вся эта жизнь была тонкой гравировкой высверлена у него на лбу. Маячила, как проклятье, как обязанность, быть как все. Быть частью огромной богатой страны, и при этом никак не выделяться. Но у Кости на этот счет были совершенно другие взгляды.
Вадим хорошо помнил этот их первый разговор. Озираясь по сторонам, он, с тонкой струйкой волнения в душе, после пар отправился в условленное с Костей место. Темнело. Сентябрь выдался душным. Долгожданная вечерняя прохлада только начала укутывать пыльные рязанские улочки. Город уже отходил к вечерней лености. Уставшие горожане, выливаясь из сплошного людского потока, тонкими ручейками, растекались по своим домам. Кто с работы, кто с учебы, кто просто, устав слоняться без дела. Спешили в свои маленькие жилища, к своим цветным телевизорам, к пузатым системным блокам и экранам мониторов. Спешили компаниями и по одному. Торопились посмотреть очередную серию чужой жизни, отыграть очередную миссию в «Диабло», или услышать заветное «КонтерТеррористс винс…». Спешили потрепаться ни о чем по телефону, сделать уроки, написать конспекты, диссертации, подготовиться к коллоквиумам. Каждый прожигал свою жизнь, как мог. Молодежь «кучковалась» небольшими стайками у местных супермаркетов, с напускным весельем поглощая тонны пива и «отвертки», а потом также разбредалась по укромным местам. Только Вадим в тот вечер чувствовал себя по-особенному. Всей кожей своей, всем нутром чувствовал он, что находится на пороге чего-то важного, чего-то грандиозного. Чувствовал это и боялся. Страшно было сделать этот шаг, оторваться от общей массы, от привычного и понятного, но до скрежета зубов, до дрожи в коленях, до слез скучного образа жизни. Боялся, но всем своим естеством понимал, что хочет этого. Больше всего на свете хочет.
У забора заброшенной стройки остановился. Оглянулся. Взглянул на часы, было без пятнадцати восемь. Можно было и через ворота пройти, никто и внимания бы не обратил. Но, подумав, решил по старинке, через тяжелую бетонную плиту перемахнуть, как в детстве делал. Давно тут не околачивался. Статус студента политеха мешал появляться в старой тусовке. Ребята со двора, так и продолжали зависать на стройке, а ему, Вадиму, было не до них. У него вырисовывалась новая жизнь, с перспективами и карьерой. Какие гулянки на крыше? Какие Светки и Машки? Какие полторашки пива и планы через самодельный бульбулятор, один на толпу? Все эти прелести подростковой жизни Вадим оставил далеко позади, но, вернувшись в тот вечер к заветному забору, вновь ощутил то пьянящее чувство свободы и вседозволенности, которое так манило его тогда, в той забытой школьной жизни. Подумал немного, закурил. Мимо по улице прошмыгнула парочка ментов. Вадим отвернулся к забору, словно отлить подошел. Не прицепятся. Вид у него не тот. Приличная куртка, новые джинсы, сверкающие белизной кроссовки. Менты в его городе к таким не прикапывались. С таких, да ещё и трезвых, и взять то было нечего. Маменькины да папенькины сыночки. В кармане не больше пятихатки на «погулять» да пачка синего «Винстона». Вот и весь куш. А мороки по горло. Прошли мимо, даже не посмотрели в его сторону.
Вадим, ещё раз, воровато оглянулся и, затушив окурок носком, лихо перемахнул через забор. Приземлился жестко. Песок, который раньше смягчал приземление, и тот вынесли. Гады! Отбил пятки. Слегка прихрамывая, побрел мимо башенного крана к, переброшенному через не зарытый котлован, деревянному мостику. По нему прошел в подъезд, черной непроглядной дырой, смотревший в мир. Где-то на другой стороне дома послышался хохот. Там, как всегда, тусовались местные. По крану карабкались, какие-то подростки, обычная картина для подобного места. Точно так и его прошлая жизнь протекала, неглубокой, но опасной своими порогами, речкой-вонючкой.
Стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, прошел в холодную дыру подъезда. Сразу окутало сыростью, после душной улицы стало зябко. Остро пахло затхлой мочой, плесенью и гарью. Первые этажи зачастую облюбовывали бомжи, разжигали костры погреться, а может и поесть приготовить. На этот раз никого не было. Вадиму стало не по себе. Сто раз тут околачивался и ничего. А тут стало, вдруг, как-то зябко, неуютно. Поежился, втянул голову в плечи и медленно побрел наверх. Лестничные пролеты, один за другим, проплывали мимо. Под ногами хрустел керамзит, кирпичная крошка. Повсюду валялись окурки, палки, битые стекла, кирпичи, шприцы, на пятом этаже пара использованных презервативов. Вадима передернуло. Неужели он это место, когда-то романтизировал и с удовольствием проводил тут время? Что творилось у него в голове? Что творится теперь? Повзрослел, остепенился, уровень поднял? Помотал головой и, словно сбрасывая с себя воспоминания о провинциальном пацанском детстве, решительно пробежал оставшиеся три этажа. Обогнул шахту лифта и увидел Костю. Тот стоял лицом к окну и любовался закатом. На горизонте ещё виднелась тонкая полоска, алым светом подсвечивая нежные перистые облака. Обычно сутулый, ссохшийся, скукоженный, худой, сейчас он стоял во весь рост, расправив грудь, жадно вдыхая врывавшийся через зияющее окно вечерний воздух. В нем больше не угадывался забитый подросток, каким его знала вся школа, а после и весь институт. Напротив, сейчас перед Вадимом стоял молодой, уверенный в себе мужчина с гордо поднятой головой. Смотрел этот новый Костя далеко вперед, казалось намного дальше, чем может достать взор. Смотрел, не отрываясь, не моргая, с легкой полуулыбкой на расслабленном лице. Ветер развивал его густые, черные, как смоль, волосы. Не оборачиваясь к Вадиму, Костя произнес:
– Взгляни, как красиво!
– Ага, – буркнул себе под нос Вадим и медленно подошел к Косте, – чего вызывал то?
– Можно подумать, сам ты встречи не искал? – Вопросом на вопрос ответил Костя.
– Может и искал. – Выдохнул Вадим, догадываясь, что ломать комедию перед этим новым Костей не стоит. Помолчали. Минуты тянулись, словно резиновые. Наконец солнце окончательно зашло за горизонт, и город стал приобретать сероватый оттенок.
– Ты мне вот что скажи, – решился нарушить молчание Вадим, – как ты тогда догадался, что за мной бежать нужно, что я в переплет попаду?
– Я не догадался, я знал. – Коротко ответил Костя.
– Что значит знал? – Начинал заводиться Вадим.
– Знал и все. Ты, дурак, так каждый раз делаешь.
– Прости, что я делаю каждый раз? – Смутился Вадим.
– Не обижайся, вы все такие. Вы все живете по-написанному. Словно дрессированные.
– Чего ты несешь? Кто мы, кто все? – Недоумевал Вадим, повышая голос.
– Да не кипятись ты. Смотри, вон, лучше туда. – Костя указал Вадиму пальцем на перекресток, один из самых оживленных в городе. Вадим, совершенно сбитый с толку, машинально уставился, куда показал Костя, выглядывавший что-то или кого-то.
– На что смотреть то?
– Просто туда смотри и все. Делай, как велено.
Тон у Кости был повелительным, властным, словно на этот тон у него была, выданная кем-то архиважным, индульгенция. Вадим это чувствовал. Чувствовал его силу. От вчерашнего задохлика исходила какая-то невидимая глазу энергия. Казалось, что весь он был соткан из воли, закаленной, стальной. А потому и чувствовал за собой право таким тоном говорить, таким важным стоять тут перед Вадимом, так смело навязывать ему свою волю. Вадим подчинился и, молча, уставился на перекресток. Костя вдруг заулыбался, поднял руку с часами, взглянул на циферблат и начал отсчет:
– Вот, вот, смотри, смотри! Три, два, один…
После слова «один» Вадим сначала услышал сильный рев мотора, и уже только потом увидел, как, на мигающий зеленый, по широкому проспекту летит мотоциклист. Тогда их ещё не называли байкерами, да и байком эту рухлядь назвать было сложно – то ли Ява, то ли Иж, с такого расстояния Вадиму было не разглядеть. В общем, все произошло настолько быстро, что Вадим даже ахнуть не успел. Мотоцикл вылетел на перекресток, а ему наперерез скорая помощь с проблесковыми огнями по перпендикулярной улице. Раздался визг тормозов, протяжное кряканье сирены и звенящий звук удара. Ни с чем не перепутаешь. Скорая, пытаясь уйти от удара, резко влево дала и, запрокинувшись на бок, перевернулась, но байкера, все же, зацепили. Тот, пока газель скребла боком асфальт, высекая из него сноп искр, красиво через руль перелетел и, даром, что в шлеме был, глухо оземь приложился. Ещё метров десять протащило его вместе с искореженным мотоциклом по инерции и с глухим треском впечатало в бордюр. Мотоциклист не шевелился. Из скорой помощи, пытались выбраться медики, за головы держались. Вадим, раскрыв рот, уставился на Костю. Откуда он знать такое мог? Но тот вообще не смотрел на происходящее. Смотрел куда-то в сторону и вверх. Вадим проследил за его взглядом, и дыхание его перехватило. На самой верхотуре башенного крана, беспомощно извиваясь и болтая ногами, висел один из тех подростков, которых Вадим видел на кране, подходя к подъезду.
Первой реакцией Вадима на происходящее был ступор. Нелепость ситуации, свидетелями которой стали они с Костей, ввергала в шок. Вадим поначалу глупо, совсем по-детски моргая, словно пытаясь сбросить наваждение, стоял неподвижно. Перед его взором предстали подросток, из последних сил цепляющийся за ржавый уголок стрелы и болтающийся на высоте двадцатиэтажного дома, словно тряпичная кукла, и второй сопляк, тщетно пытающийся помочь приятелю. Все это, вкупе с абсолютно бесстрастным Костей, молча взирающим на ужасающую картину, не позволило Вадиму промолвить ни единого слова. Ему показалось, что прошла целая вечность с того момента, как он начал осознавать весь ужас картины, развернувшейся перед ними и осознанием того, что сделать они ничего не смогут. Позвать на помощь? Кого тут позовешь? Бежать на выручку? Пока спустятся вниз, пока до крана добегут, пока залезут – пройдет уйма времени. Пацан, в любом случае, обречен. Руки слабые, кран после дождя мокрый, времени в обрез. Постепенно Вадима начала одолевать дрожь. Наблюдая тщетные попытки парнишки подтянуться и попытаться забросить ногу обратно на стрелу крана, Вадим уговаривал себя выйти из оцепенения. Но больше всего его поражала не разворачивающаяся на его глазах драма. Страшнее всего было видеть, насколько хладнокровно и безучастно на все это смотрел Костя. Он также не отводил взгляда, от происходящего на верхотуре, но, в отличие от Вадима, стоял спокойно, даже немного расслабленно. Ни единый мускул на его лице не дрогнул, ни единым жестом он не выказал своего намерения помочь бедолаге. Просто стоял и смотрел. Словно в кино. Так смотрел, будто, все происходящее вокруг, вовсе его не касалось. В таком оцепенении Вадим простоял с минуту, а когда попытался открыть рот, Костя его опередил:
– Знаешь, каково это?
Вадим хотел что-то ответить, но огромный комок в горле не позволил ему даже пикнуть. Он был в шоке. Костя, не дождавшись ответа, продолжил, словно беседуя сам с собой:
– Каково держать в руках чью-то жизнь? Осознавать свое превосходство над миром, над самой смертью. Чувствовать биение чьего-то сердца, осознавая, что в твоей власти вершить судьбы.
Вадим стал захлебываться от избытка эмоций:
– Что ты мелешь? Ты совсем с башней не дружишь? Надо сделать что-то! – Вскричал он прорезавшимся фальцетом.
– А что ты можешь тут поделать? – Абсолютно спокойно ответил Костя. – Ты сам все видел: подростки затеяли опасную игру, забравшись на такую высоту. Чистая и непредвзятая случайность заставила одного из них покрепче ухватиться за поручень, а другого отвлечься на долю секунды и вот… – Он указал рукой на, все ещё болтающего ногами, парня. – Ещё минута и он погибнет.
– Что ты мелешь, дебил?! – Уже орал Вадим. – Как ты вообще узнал, что должно произойти именно это? Ты же меня сам сюда позвал! Позвал за неделю, как такое вообще возможно?!
Вадим распалялся все сильнее. Он осознавал, что вот-вот станет свидетелем самой ужасной сцены, которую когда-либо видел. И ужас этой ситуации был в том, что поделать с этим он ничего не мог. Умом понимал, что парень обречен. Глазами видел всю безвыходность положения. Сердцем чувствовал, что спокойно жить, после пережитого, уже не сможет. Но Костя, казалось, вообще не замечал его переживаний. Он спокойно взглянул в искаженное страхом и отчаяньем, лицо Вадима и, с каким-то странным и совсем не уместным в подобной ситуации, задором спросил:
– А хочешь, спасем его?
– Да, да, конечно хочу!
– Уверен? – Лукаво подмигнул ему Костя.
– Да, ДА! Конечно! – Завопил Вадим, теряя последние остатки самообладания.
– Даже если я скажу тебе, что там висит тот самый щенок, который тебя месяц назад в ловушку заманил?
Вадим по инерции хотел было выкрикнуть очередное “ДА”, но после осознания Костиных слов, это “ДА”, сухим комком застряло в его горле. На секунду он запнулся, но все же выкрикнул:
– Мать твою, ДА, он же человек, Костя, живой человек!
Костя заливисто расхохотался. Без сомнений, он заметил секундное замешательство Вадима и именно это его и позабавило. Он рупором сложил руки у рта и бодрым голосом крикнул отчаявшимся скалолазам:
– Эй, там, наверху!
Второй парень, все ещё безрезультатно пытавшийся схватить друга за рукав и подтянуть к перилам, вскинул взор в сторону кричавшего им Кости.
– Помогите! – Взвизгнул он с такой надеждой в голосе, словно за ними уже вертолет прилетел.
– Сам себе помоги, придурок ! – Выкрикнул ему Костя. – Как мы вам поможем? Вы там, мы тут.
– Что делать-то? Он соскальзывает!
– Руками его кисти обхвати и прижми всем телом к уголку. – Уже спокойнее ответил Костя.
Парнишка сообразил быстро. Накрыл кисти друга своими ладонями и прижал к краю стрелы всем своим весом. Болтающемуся на волоске от смерти парню, стало гораздо легче держаться. Онемевшие от напряжения, пальцы были уже готовы разжаться, но нежданная надежда на спасение придала ему сил. Он пытался вывернуть голову так, чтобы увидеть Костю, но вскоре оставил свои попытки, приберегая силы для дальнейшей борьбы.
– Что теперь? – Вновь выкрикнул парень, усердно прижимающий руки товарища к стреле.
– Эй, сосиска отварная! – Обратился Костя к болтающемуся страдальцу. – Тросы противовеса видишь?
– Чего? – Отозвался тот, пыхтя.
– Ты висишь на самой заднице стрелы, прямо перед тобой, буквально в метре, вниз тянутся шесть тросов, снизу они прикреплены к бетонным блокам. Это и есть тросы противовеса. Кран так тяжести поднимает, физику в школе учил?
– Вижу тросы, – кряхтя и извиваясь всем телом, выкрикнул парень, – только, как я до них дотянусь–то?
– А ты в раскачку, в раскачку, как на перекладине солнышко делать, а в самый последний момент прыгай к ним. Долетишь, как миленький. Только дружок твой, синхронно с тобой должен руки отпустить. Отпустит раньше, ты сорвешься, позже, не долетишь. Так что синхронизируйтесь на счет три и действуйте!
– Дядь, – отозвался висящий паренек, – ты рехнулся? Я тебе акробат, что ли, на такой высоте цирк Дю Солей показывать?
– А ты представь, что не на высоте, а на школьном дворе, перед девками выёживаешься.
– Дядь, чёт хреново представляется, – взглянув вниз, взмолился парень. – по-другому никак нельзя?
– По-другому? Можно и по-другому, – отозвался Костя, – только разобьешься ты по-другому. Останешься висеть, ещё минуты две от силы выдержишь, потом и у друга руки устанут держать. А так – шанс.
– Санек, – отозвался страхующий парень, – мужик дело говорит, у меня уже пальцы трясутся, я долго не смогу держать. А там внизу арматурины торчат, тебя в мясо разорвет. У нас выбора нет.
– Да пошел ты на хер, сам так прыгай! – Выругался парень, – Держать он устал. Это ты, гад, меня сюда притащил!
– Собачиться внизу будете, осталась минута! – Поторопил Костя. Вадим стоял, разинув рот. Не допрыгнет, думал, как пить дать, разобьется!
– Кость, он же не допрыгнет! Ты чего им советуешь? Он же обосрался уже от страха, как ему прыгнуть то?
– Мое дело предложить, их дело отказаться, – спокойно отозвался Костя. – Не я же их сюда привел.
Вадим лихорадочно соображал. Не он привел. А выглядело так, словно он все заранее знал. Словно сам сценарий писал. И про скорую знал, и про мотоциклиста, и про этих лопухов. Один уши развесил, да на звук аварии оглянулся, оступился. Подстава, словно в фильме ужасов. Вадим даже не попытался скрыть свои мысли. Уставился узкими своими глазищами в Костю и недобро так прошипел:
– Ты ж это все и подстроил! Не бывает таких совпадений. Показать он решил, что-то, какой там! Ты ж мне за мгновение до аварии на перекресток указал.
– Подстроил? Нет. – Поднял руки, словно сдается, Костя. – Знал заранее, это да. Тридцать секунд! – уже громче, напомнил о времени, Костя.
Вадим ушам своим не верил. Что значит, знал заранее? Как такое вообще можно заранее? И тут его осенило. Так получается, и о нападении на него самого он тоже заранее знал? Знал и не сказал? Знал и не предупредил? Словно прочитав его мысли, Костя, переменившись в лице до неузнаваемости, с металлом в голосе произнес:
– А поверил бы ты мне, если бы я тебе сказал правду? Просто сказал, а не дал бы прочувствовать.
Вадим сглотнул слюну, но что ответить не нашелся. Оба, словно по команде, повернулись к терпящим бедствие подросткам. Те уже договаривались на счет «три» синхронно отпускаться от единственной опоры. Тот, что висел, начал потихоньку раскачиваться. Со стороны это выглядело настолько жутко, что у Вадима похолодело внизу живота, стало подташнивать от осознания того, на какой высоте парню придется отпустить руки от перекладины. Сам он до жути боялся высоты. И в похожей ситуации раньше бывал. Правда ситуация была эта летом, в аквапарке на море. Там аттракцион такой был – «черная дыра» назывался. Отвесная труба, с пятиэтажку высотой, а на самом верху перекладина. Встаёшь на временный помост над бездной, хватаешься за мокрую перекладину, вода сверху прямо в затылок бьет, и тут оператор рычаг нажимает, помост разъезжается и ты уже висишь над черной дырой, с метр в диаметре, и молишься всем Богам. И сделано все так, что после того, как повис над этой бездной, назад дороги нет, колени в трубу упираются, не вылезти.
Подтянуться тоже не вариант, только начинаешь, шевелиться, руки с мокрой перекладины соскальзывать начинают. Так и висишь, пока сил хватает, а чтобы прыгнуть вниз, нужно самому пальцы разжать. Принять решение и отпуститься. Страшно, до ужаса. И ведь понимаешь, что все рассчитано так, что ни разбиться, ни утонуть не получится, и все равно страшно. Так, то в аквапарке, развлечение, да и только, а тут на высоте двадцатиэтажного дома. Внизу бетонные плиты да ржавые штыки арматуры. Малейшая заминка и хана. Пока про аквапарк вспоминал, напрочь забыл, что тросы старые. Сам, как-то раз, проверял, из любопытства, можно ли по ним наверх на кран взобраться. Оказалось, что сплетены они из сотен тоненьких стальных нитей. И сплошь от времени и ржавчины полопались. То тут, то там из стального мяса противовесного троса торчали мелкие, как бритва острые, стальные шипы. Только подумал, как парень, достаточно сильно раскачавшись, на каждый свой взмах ногами в направлении стального спасения начал обратный отсчет:
– Три!
– Два!
– Один! – Оба, как по команде, разжали пальцы.
С замиранием сердца, Вадим следил за этим фееричным полетом над бездной. Мир вокруг замер и, казалось, время замедлило свой бег настолько, что весь полет был прорисован в сознании Вадима в деталях. Вот парень отпускается от единственной опоры, и слегка извиваясь в воздухе, устремляет свое инертное тело к спасительным противовесам. Буквально, врезается в них ногами, а затем и грудью. Со всего размаху, хватает сразу несколько прутьев в охапку и, чуть соскользнув вниз, замирает на них, словно вкопанный. Вадим выдохнул так громко, что Костя взглянул на него. Лицо его выражало ни то упрек, ни то разочарование. Но вслух он произнес другое:
– Обожди радоваться. По ним ещё спуститься нужно. Примерно в половине случаев он раздирает себе руки в кровь и на девятом этаже соскальзывает.
– Что? – Недоуменно посмотрел на него Вадим.
– Говорю, разбивается он частенько. Долетает до тросов почти всегда, а вот по ним спускаться не всегда получается. Пошли. Тут мы уже ничем не поможем. Он теперь сам за себя, либо пан, либо пропал.
Вадим, разинув рот, поплелся за Костей вниз по лестнице, вновь и вновь прокручивая в голове, последнюю фразу друга, не уверенный, что правильно понял ее смысл.
– Что значит «в половине случаев»? Кость, а Кость, что это значит? Что происходит, Кость?
И Костя ему все объяснил. Почти все.
Продолжение следует ...
Друзья, новые главы "Помнящего" публикуются ежедневно. Буду очень рад пальцу вверх и подписке - ваша поддержка ОЧЕНЬ мотивирует. Обратная связь помогает писать лучше, делитесь своим мнением в комментариях. Спасибо Вам за за поддержку! Всем Добра!
Ссылка на канал: Евгений Ильичев Приятного чтения, друзья! Присоединяйтесь !!!
Оглавление:
(Глава 1) (Глава 2) (Глава 3) (Глава 4) (Глава 5) (Глава 6) (Глава 7) (Глава 8) (Глава 9) (Глава 10) (Глава 11) (Глава 12) (Глава 13) (Глава 14) (Глава 15) (Глава 16) (Глава 17) (Глава 18) (Глава 19) (Глава 20) (Глава 21) (Глава 22) (Глава 23) (Глава 24) (Глава 25) (Глава 26) (Глава 27) (глава 28) (Глава 29) (Глава 30)