ПРИСКАЗКА
– Ой, посмотрите на Костеньку! Глаза – вылитый папа!
Мне же всегда не по себе подмечать, как ребёнок повторяет черты родителя. Безотчётно нахожу в этом что-то от клонирования и фракталов. Все эти папины глаза и мамины уши выдают в нас совершенно неоригинальный серийный продукт, дубликат, полученный путём штамповки уже имеющихся образцов. Недаром репликация ДНК, по-другому воспроизведение, подразумевает создание её высокоточных копий. Т.е. два слившихся в любовном экстазе организма не уполномочены произвести на свет ничего качественного нового. Миксануть, взболтать – да. Но составные кубики останутся прежними. Слава богу, природа в меру слеповата, и при копировании случаются опечатки. Эпигенетика вносит элемент непредсказуемости. Но это другая история.
Есть вещи похуже внешнего сходства. Они начнут проявляться потом, когда Костенька научится перенимать повадки окружающих. Смотришь – обаятельный мальчуган, и глаза такие внимательные, но вот он ухмыляется, и выходит у него это точь-в-точь противно как у его тётушки.
А ещё через несколько лет слышишь, как в беседе с кем-то уже возмужавший Костенька ломающимся голосом выдаёт: «Вот я считаю…». И дальше следует такая изощрённая ахинея, что не остаётся сомнений: так считает, кто угодно: его отец, учитель ОБЖ, пресс-секретарь президента, но только не он. Да, он ещё не научился процеживать информацию. Его детский ум, впитывая всё подряд, не в состоянии распознать подлог. Пройдёт время, Костя станет более избирательным, некоторую информацию он вообще будет привередливо исключать из поля зрения.
Но по-прежнему, чтобы ни раздалось после самонадеянного «Я считаю» – не сомневайся, ты не услышишь ничего, что хотя бы на грамм принадлежало говорящему. Он может быть бесконечно убеждён в девственности своей идеи. Искренне ощущать себя первопроходцем. Может даже записать её на бумаге и поставить внизу своё имя. Но от этого идея не станет его.
Он её украл.
Пусть без умысла, пусть настоящий автор размыт до состояния безличности, пусть звучащее из уст не всегда прямой пересказ – но всегда компиляция и перифраз. На эти грабли наступают музыканты, принимая случайное воспоминание за вдохновение: новый жанр, попопсовей мотив – оказываются переложением полузабытой мелодии, услышанной в детстве из радиоприёмника.
За скобками повествования останется естественнонаучный дискурс, в котором нет-нет да вспыхнет что-то новое. Там дают названия изобретениям, привносят новые понятия в коллективное сознание (чёрные дыры, супер-струны и т.д.), расширяют и дополняют уже существующие смыслы (огонь – процесс окисления, а не просто священная стихия). Но дело в том, что наука отодвигает границы известной реальности – словно тот же костёр, который, разгораясь, отвоёвывает у тьмы пространство. Отсюда и необходимость в новых языковых средствах для обозначения доселе невидимой Вселенной. А такой способ номинации не считается – это читерство. И менее передовой части общества он не по зубам.
Подавляющее большинство заперто в душной комнате информационной реальности, откуда не то чтобы не выбраться – нет, выхода нет, как ни верти ключ, – там даже не приоткрыть форточку.
Все слова сказаны. Все мысли подуманы и выражены. Всё что осталось нам, без конца цитировать, ради приличия переставляя слова местами. И даже это получается не всегда.
ВСЁ ЕЩЁ ПРИСКАЗКА
Первая лингвистическая, а точнее психолингвистическая загвоздка – прайминг. Общими словами это о том, как предшествующий стимул влияет на выполнение последующего когнитивного действия. В частности, если ты услышал предложение «Моет мама раму», в котором сказуемое «Моёт» вынесено в начало, велика вероятность, что ответную реплику ты построишь аналогичным образом, скопировав структуру предыдущего высказывания: «Ремонтирует папа машину».
Существование праминг-эффектов подтверждено экспериментально. В ходе исследования двое участников (один из которых – подсадная утка) по очереди описывали картинки. Выяснилось, что синтаксическая структура, которую испытуемый использовал при описании, подозрительно часто повторяла высказывания партнёра. Это явление окрестили синтаксическим праймингом или синтаксической устойчивостью.
Прайминг обнаруживается также на лексическом и семантических уровнях. Т.е. в процессе общения участники опираются на одни и те же слова (Где ты слов таких нахватался?!) и даже образы.
Выходит, сами того не осознавая, мы постоянно копируем услышанное. А потом ещё издеваемся над попугаями.
Есть такая теория «Интерактивного выравнивания», суть которой в том, что если ты живёшь на 10 этаже, а твой собеседник на цокольном, то вы встретитесь где-то на пятом. Согласно ей, тенденция имитировать чужую речь не случайна, и даже необходима как средство облегчения взаимопонимания и экономии когнитивных ресурсов, а также, возможно, играет не последнюю роль на этапе языкового развития у детей.
Так и мы в детстве узнавали слова, осваивали грамматические структуры, чтобы потом всю жизнь повторять за другими. И этот текст не что иное, как бессовестный плагиат, набор надёрганных отовсюду мыслей и фраз. Я не создаю, я передаю. Я не придумываю, я вспоминаю.
СКАЗКА
В лингвистике такая круговая плагиатированность носит элегантное название интертекстуальность. Если тебе довелось побывать студентом, ты с ней близко знаком. Знакомство состоялось в тот суровый день, когда, вымучивая курсовую, диплом, или другой околонаучный труд, ты тормошил всемирную базу знаний, распуская на ниточки-фразы чьи-то статьи, монографии, учебники, что тоже в свою очередь (какая ирония) скроены из разнородных лоскутков.
Теоретики интертекстуальности провозглашают, что каждый текст, письменный ли, устный, существующий ли в форме мыслительного потока, сплетён из других текстов.
Посуди сам. Количество слов, несмотря на богатство языковых средств, всё-таки ограничено. Это с радостью подтвердит любой составитель словарей. Смыслообразующих сочетаний ещё меньше. Удачные, как говорится, «продаваемые» или эффективно передающие суть – вообще на вес золота. Ситуацию усугубляет и то, что рядовой носитель языка не стремится к неожиданным оборотам – он мирно плетётся по проторенной дорожке избитых выражений. Как-никак, это бережёт умственные силы, и помогает избежать недопонимания. Очерченный круг сужается сильнее.
И это в наш век информационного разгула, неуёмного эксплуатирования слов-смылов, когда из каждого утюга на нас извергается непрошеная порция новостей. Кругом отрывки, обрывки, чьи-то голоса и цитаты, прорваться к авторству которых становится всё труднее. Одно высказывание кочует от Гитлера к Гейгелю, от Гейгеля к Эйнштейну, от Эйнштейна к Иисусу, пока окончательно не растворяется там, откуда прибыло – в толще Великого Интертекста, - культурно-информационного сознания общества. Повсюду личные мнения, авторские взгляды, индивидуальные представления, старательно подражающее друг другу. И пробегая глазами по очередной странице, всё труднее избавиться от непроходящего чувства дежавю.
Что ещё скажешь, постмодернизм. Безжалостный убивец. Сначала ты объявил, что автор мёртв. Потому как функция автора вторична. Он всего лишь сито, через которое просеивается Великий Интертекст, структурируясь так, чтобы из разбросанных кубиков со словами и фразами, получилось что-то внешне логичное и осмысленное. Вернее что будет казаться таковым для других участников дискурса. Есть ли задача проще? Ведь смысл, как известно, рождается перед глазами тех, кто его ищет. Без тебя, читатель, этот текст так и оставался бы бестолковой грудой закорючек. И только ты своим разумным взглядом оживляешь эти строчки, вдыхаешь в них смысл и задаёшь им направленность.
Великий Интертекст, нематериальный и абстрактный, через тебя и меня создаёт что-то объектное и конкретное. Словно разумный океан, который может принимать форму твоих мыслей. Но где-то мы об этом уже читали…
Смерть автора неминуемо влечёт смерть индивидуального текста, границы которого нельзя определить. Невозможно сказать, где в твоей курсовой заканчивается вода «заимствований», и начинается вода, налитая лично тобой. И то, и другое, несмотря на твои кавычки, ссылки источников, антиплагиат – черпается из одного океана.
Кого же постмодернизм прикончит следующим? Конечно тебя, дорогой читатель. Наполненный всеми этими текстами, в которых неустанно перемалывают воду, ты состоишь из воды уже не на 50-70, как полагается, а на все 100 процентов. Твоё «"неизбежно цитатное" сознание … столь же нестабильно и неопределенно, как безнадежны поиски источников цитат, составляющих (твоё) сознание». И это, кстати, как ты заметил, тоже цитата.
Л. Перрон-Муазес представляет эту вереницу смертей следующим образом: во время чтения все трое: автор, текст и читатель — превращаются в единое «бесконечное поле для игры письма».
В более широком смысле под текстом можно понимать любой связанный информационный поток. Буквенно-словесная форма – это лишь один из видов существования текста. Человеческая личность, что каждым прожитым мгновением через выражение лица, жесты, речь, интонацию, манеру одеваться и ходить, излучает в пространство некий сигнал о себе, тоже в какой-то степени текст. (Правда есть люди с абсолютно бессмысленными лицами. Если вы когда-нибудь видели выпускника гуманитарной специальности, растеряно прижимающего к груди диплом, то понимаете, о чём я).
Конечно, по сравнению с буквенными аналогами, мы – люди – это более сложные тексты, многоуровневые, с несколькими скрытыми планами и богатым подстрочником. Но я, кажется, говорю чужими словами. Кто сказал, что каждый человек это книга?
Так вот. Не знаю, догадываешься ли ты или нет, но как текст ты наверняка провалил бы проверку антиплагатом.
Ты считал когда-нибудь, сколько тебя в тебе?
Больно много внутри тебя других людей. Которых, осознанно или нет, просто попадая под действие прайм-эффектов или выкраивая по ним свою систему ценностей, ты копируешь. Это и есть интерперсональность. Прошу любить и жаловать. Интерперсонален каждый. И ты, и я - склад чужих измышлений и манер, компиляция, нарезка из других судеб и голосов. Манекен с пластмассовыми конечностями из разных наборов.
Как ты дошёл до такой жизни, гордый человек, баловень богов, вершина пищевой цепочки! В тебе нет ничего, то есть совсем ничего, своего. Чувство юмора, слепленное из шаблонных мемов, кроссовки от известного бренда и даже глаза – и те папины.
Только не подумай. Это не упрёк в адрес современного человека в утрате индивидуальности. Он не сильно отличаются от предков, квартирный вопрос только испортил его. Такой порядок вещей присущ ему как виду. Но сегодня с ростом объёмов и скоростей информационного оборота эти процессы особенно обострены и уловимы для глаза.
Когда у всех есть одинаковый доступ к информационным хранилищам, очень тяжело оставаться обладателем исключительного знания и мышления. Тренд, всплывший на поверхность в одном конце земного шара, за доли секунды преодолевает тысячи километров, заражая целые материки. Вы так кичитесь личными ценностями и убеждениями, лелеете свой богатый внутренний мир, но положа руку на сердце, всё это, и сегодня сложнее подобрать уместней слово – копипаста.
Но чувствую, чувствую. В умах самых неунывающих читателей зреет протест. Разве индивидуальность человека не в разнообразии вмещаемых им качеств? Здесь взял одно, там подобрал другое, и вот ты уже носитель совершенно уникального набора данных.
Как бы ни так.
Мало того, что нас, как обитателей одной среды, питают общие информационные источники, и каким бы всеядным ты ни был – конечная картина примерно одинакова для всех. Будем честны перед собой. Нашей заслуги в этой разносторонности не больше заслуги мусорного бака, объединяющего под крышкой отходы разного сорта.
БЫЛЬ
Я смотрю внутрь себя, с задорным прищуром, мол, поиграли – и хватит, выходи. А там Mr. nobody’s home. Пустота. Под омётом чьих-то фраз и ужимок. Интересно, мой смех, с которым я прошагал через столько злоключений – тоже сначала зажигался на лице другого человека? Пока не был подмечен и бессовестно уведён мною.
Здесь перед человеком из античных развалин, отряхиваясь от пыли, поднимается древняя проблема ценности собственного бытия. За что меня любить? С ударением на «меня». Моя внешность мне ничем не обязана, я наделён ей с самого рождения, поэтому моё лицо – это не я. То же самое можно сказать о характере и темпераменте. Мой ум, мои знания, мой взгляд на вещи я взял от других людей. Я слушал родителей, я читал книги, я смотрел вокруг, наполняясь миром, как пустой сосуд. Вынь из меня всё это - и что останется?
Поставь на моё место другого человека, предоставь ему те же задатки, окружи теми же условиями, и ты поразишься, как он будет похож на меня. Он сможет стать не менее достойным сыном для моих родителей, другом для моих друзей, возлюбленным для моей девушки. Никто не заметит подмены. Так за что меня любить?
И наставив повсюду капканов, сам попадаюсь в один из них. А что это за словечки такие: «Я», «мною»? С этим ещё можно разобраться. «Я» – в общих словах, это сознание, идентифицирующее себя как личность. Но как быть со «мной» образца, скажем пятилетней давности? Как его именовать? Ведь личность, «Я», эго – это в первую очередь индивидуальный комплекс установок и знаний об окружающем мире. Другими словами, программное обеспечение на борту мозгового процессора. А за пять лет, не говоря о бОльших сроках, ох как всё может поменяться. Вспоминая слова моего друга: «если бы я встретил себя из 2008-го, я бы ему в лицо плюнул». Думаю, не только у него возникли бы вопросы к своей прошлой версии.
Школьная фотография. Шестеро друзей. Раскрасневшиеся на морозе лица, оголённые зубы, съехавшие шапки. У одного (крайний справа), с наиболее глупым и самодовольным выражением лица, в чертах можно угадать сходство с моим троюродным братцем. И то весьма притянутое. А тем не менее это я. Единственный мостик, перекинутый от меня к нему, от сюда – туда, в тот зимний пасмурный полдень – это общие воспоминания. Ну как воспоминания. Я бы, морща лоб, мог пересказать ему отрывистые фрагменты, какие-то общие эпизоды из тех лет. Он бы постоянно посмеивался и поправлял меня. Мог бы даже завязаться спор. И я, пользуясь физическим превосходством, накостылял бы ему.
Пройдёт совсем немного времени и тебя не станет. Не станет твоего нынешнего «Я». Когда именно, никто не скажет точно, потому что это плавный и текучий процесс переинсталляции, обновления, переосмысления. Но кое-какими сроками мы располагаем. От 14 дней до 20 лет требуется на то, чтобы клетки большинства твоих органов были полностью заменены новыми. Получается, в физическом смысле уже через 20 лет от тебя сегодняшнего, в общем, ничего не останется. И кем ты будешь, мой преемник? Захочешь ли ты пожать мне руку?
Но, совершенно точно, ты будешь другим человеком. Чувствующим и мыслящим по-иному.
Есть ли что-то более эфемерное, чем человеческие установки? Сейчас они нам кажутся непоколебимыми, отлитыми из бронзы, высеченными на скалах. Либералы и консерваторы дуют щёки, провозглашая, что скорее умрут, чем разделят взгляды оппонентов. Юноша клянётся девушке в вечной любви. Ещё бы – её присутствие всё делает необыкновенным. Марта утверждает, что ни за что бы на свете не отдаст наручные часы, подарок отца, незнакомому человеку. Над ней звучит голос гипнотизёра:
– Когда я досчитаю до десяти, тебе захочется снять часы, тебе станет неприятно ощущать их на запястье. Ты вообще на дух не переносишь механические устройства. Раз, два, три…
И, выйдя из транса, девушка и правда снимает часы, и отдаёт их, и ни в какую, даже с некоторым негодованием, не соглашается принимать их обратно. Такова её новая установка. Её собственная установка, понимаете? Так считает она. Её «Я».
А что делает мир вокруг, как не гипнотизирует нас? Бесконечными образами, историями, внушениями, покачиванием веток во дворе, тиканьем секундной стрелки. Мы сами гипнотизируем себя, подкрепляя свои убеждения и верования, защищая их, отождествляя себя с ними.
Они, как клетки вашего тела, постепенно отмирают, а затем на их месте появляются новые, и то, что лишь недавно ты называл «Я» – больше не существует, оно в прошлом, такое текучее и переменчивое будто река, в которую, как известно, дважды не войти.
Но ты так увлечён ролью, что опять не заметил, как подсунули новый сценарий.
И хоть убей. Там нет ни одного твоего слова.