Глава 7. Круг седьмой
И тяжело было дышать Несчастному. Каждый вдох делал он, словно сквозь щель в стене втягивал живительный воздух в себя. Но малая толика его давалась нуждающемуся.
Но был путь их вдоль ограды каменной. И слышались в нем голоса людей радостные. И ворота железом кованные отворялись, но на миг, выпуская человека в белой одежде или принимая путника.
И видел Несчастный за воротами большой дом зеленый весь. И сады райские. И люди в белых одеждах ходили. А женщины развешивали белые ткани для просушки.
И облако окружало и дом тот, и ограду каменную, и ворота. И было то облако туманом, но не давало оно влагу путнику, а только скрывало пеленой жизнь затворную от взгляда постороннего.
И остановился Несчастный в ожидании и надежде. И не мог взгляда оторвать от дома того. Но услышал призыв пастыря своего: «Не для тебя та обитель. Но есть в роду твоем молитвенник. И за тебя просил милости, и за детей твоих, и за прочие поколения. Но не почитал ты предка своего, хотя знал и помнил его. По сему, не в эту сторону взор свой обрати ты. А смотри в ущелье огненное, что за спиной твоей».
И обернулся Несчастный. И увидел пропасть между горами. И река огненная текла внизу, что лавой своей, словно водами орошала корни деревьев по берегам своим. Но не деревья то были, а люди скованные неподвижно и мучения принимающие. И шел дождь из капель раскаленного камня. Так от капель этих горела плоть скованных.
И вновь Светлый молвил: «Готов ли ты принять учесть сею?»
Но взмолился Несчастный. И пал на колени. И вопрошал: «За какой грех меня в эту огненную реку? И чем провинились люди эти?»
Отвечал ему Светлый: «Убийцы они. Душегубы. И твое место среди них приготовлено. И толкал тебя Темный на шаг этот. И мыслил ты об убийстве. И желал смерти врагу своему. Только спас тебя молитвенник твой. Отмолил душу твою от деяния непоправимого и от греха тяжкого. Так и сейчас молит он за тебя за теми воротами. И молитва его чиста. А вера его сильна. Иди прочь от края пропасти. Ибо ждет тебя другая участь».
И был вопрос у Несчастного, но некого было уже спрашивать ему. Ибо удалялся Светлый по тропе далее.
...................................................................................................................................................
Осень совершенно преобразила облик территории больницы. Холодно. Сыро. Редкая желтая листва на деревьях непрерывным огненным дождем срывалась с веток, и словно вертолеты потерпевшие крушение, невероятными траекториями достигали земли.
Шел я, накинув на плечи поверх пижамы одеяло. Саша заботливо прихватило одеяло с собой, а теперь как-то небрежно и даже грубо вела меня, держа под руку. Мы шли вокруг длинного барака двух отделений. В такт нашим шагам слышалось шуршание метлы по асфальту. Миша монотонно сгребал желтый ковер в багровую кучу, оголяя черноту мокрых дорожек. Он совершенно не обращал на нас внимание. Двор и сад били его стихией. Он их любил и охранял. Он подкармливал объедками со столовой местных собак. Раскладывал в кормушки хлебный мякиш для птиц.
Взглянув в его сторону, я опять вспомнил то сравнение: Минотавр стережет свой лабиринт. Охраняет только ему ведомые переплетения дорожек и троп в этом саду.
На пороге «Не острого» отделения стоял доктор Манн. Он загодя окликнул санитарку:
– Саша, сдай больного, а потом найди Миноса и скажи ему, чтоб садовый инвентарь собрал за Мишей и запер в сарае. Там у столовой грабли стояли и ножницы. Как бы чего не вышло, – замолчал на секунду и добавил. – И если Моисеев взялся помогать, пусть тоже следит за порядком.
Не дожидаясь ответа, он пошел в сторону своего корпуса. Меня же Саша взяла под локоть и ввела в отворившуюся знакомую дверь. За этой дверью уже ждала меня Матрешка. Она всегда следила в окно, когда кто-то проходил мимо корпуса или подходил к дверям.
Возле дверей стоял Иваныч, и увидев меня он слегка улыбнулся.
– Заходи. - и взглянув мне прямо в глаза спросил: – Живой? Соображаешь?
Я кивнул головой и выдавил из себя:
– Чуть-чуть. А что было?
– Потом расскажу.
Матрешка вмешалась в разговор, оповестив всех своим визжащим голосом о необходимости скорее закрывать двери. И по обычаю стала выталкивать Сашу из помещения. Но в этот раз Саша не собиралась уходить. Протянув руку в сторону Иваныча, она как бы моля произнесла:
– Моисеев, доктор сказал, чтоб вы с Миносом и Мишей инвентарь по парку собрали и в сарай запели. Он проверит.
Последняя ее фраза была особенно наполнена значимостью. Но не особо действовало на Иваныча. Он всегда был сам по себе. И хорошо понимал, что нужно делать, а на что можно не обращать внимание.
– Вот отпустят меня на территорию, тогда и соберу все.
Матрешка прекрасно понимая к кому обращено это послание, зло посмотрела на Иваныча и встала между ним и Сашей.
– Кого надо, того и отпускаем. И когда надо. Я сама все буду решать.
И с этими словами захлопнула дверь за спиной уходящей санитарки. Я же знакомым коридором дошел до своей палаты. У самых дверей меня встретил Пашка. На его лице была детская улыбка. Он радостно протянул мне руку, на что я ответил ему рукопожатием. Я не подал виду, но мне было приятно опять оказаться в обществе Иваныча и Пашки. Я доверял этим людям. К ним у меня не было страха. Один только вопрос не давал мне покоя: почему все так носятся со мной? И я не унимался.
– Иваныч, что со мной было?
Иван Иванович посмотрел на Пашку и переведя глаза на дверь дал понять, что парню лучше уйти. Пашка вышел из палаты. Больше в палате никого не было. Двери были прикрыты.
– Это ты парень кому-то очень интересен. То за тебя хлопочут, вроде даже деньги вносили. То потом люди серьезные приезжали на черном джипе, долго с главврачом говорили. С Манном. Даже к нашему фельдшеру Федору подходили. Он им что-то много рассказывал. Похоже, что-то обещал. Но они точно по твою душу. Какой у тебя есть секрет? Сам то, что думаешь?
Секрет был. Но еще больший секрет был в том, что о том, что интересовало всех, было пустышкой. Это была большая сумма денег от проданной фирмы. Она была в валюте и лежала на моем личном счете в банке. И этот счет искали все. Эти деньги теоритически каждый день росли. Инфляция и прочие процессы в мире и стране делали этот счет весьма привлекательным. Жена могла вполне законно претендовать на половину, а в случае моей невменяемости, и на всю сумму. Для нее я очень «кстати» попал в дом для душевнобольных. Но вот счет так и остался для нее загадкой.
Еще бывшие компаньоны или партнеры могли искать эти деньги. Их интерес подпитывался моим нахождением в больнице. Достаточно было узнать, в каком банке находится счет, и под каким номером. Дальше дело юристов. Можно признать сделку недействительной в связи моим состоянием. Оспорить решение и потребовать все вернуть. Мне фирму, им деньги. Но фирма уже будет полностью обескровленной и на корню распроданной. Но без данных по счету все теряет смысл.
Еще могли заинтересоваться рейдеры. Вокруг нестабильных компаний всегда крутятся сомнительные личности. И в момент оформления документов на продажу компании к нам неоднократно поступали навязчивые предложения о посредничестве в сделке. Предлагали застраховать фирму, жизнь, контракт. Настоятельно рекомендовали добровольно поделиться неким процентом от суммы в пользу какого-то фонда. А точнее в «общаг» местной криминальной группировки.
Еще государство. Правоохранительные и фискальные органы. Под предлогом контроля и законности они проворачивали свои очень темные дела. Могли заблокировать счет на неопределенное время под предлогом проверки. А это практически вечно. Хотя им легче всего найти концы.
Всем был нужен этот счет. А значит, всем нужен именно я. И я нужен только для одного слова: названия банка. Потом уже все поворачивалось вспять, и я был бы только помехой. Но, никто не знал, что этот счет уже давно был открыт в Лондоне в Банке Галифакс. И выводил я эти деньги очень нестандартным способом. Очень. Обычно так не делают. Большой риск, потери процентов. Но и оставлять деньги у себя было равносильно приговору. Дни от продажи фирмы до попадания в больницу сжались в один комок событий. Я чувствовал за собой чужое внимание. Я знал, что скоро кто-то придет. Эти несколько дней я просиживал в офисе, практически не выходя на улицу. Компьютер и интернет полностью завладели моим временем. Но после офиса я шел в бар и пил.
Два года назад я открыл для себя торговлю на бирже. Бинарные опционы. Все это меня скорее развлекало, нежели приносило доход. Но одна функция этой системы показалась мне очень даже полезной. Не смотря на то, в какой стране ты внес деньги на торговый счет, их в последствии можно было перевести на другой партнерский счет и снять в любой другой стране. Главное только зарегистрировать там свой счет, банковскую карту или найти партнера. Вот этим я и занимался. Я небольшими суммами переводил раскиданные деньги с разных счетов и карт на единый счет биржевой площадки. Они принимали участие в тех самых бинарных опционах, принося еще больший доход. Но череда событий разрушила все мои планы. Первой проблемой стал запрет на переводы средств между партнерскими счетами. По этой причине уже никто не мог принять от меня деньги на счет. Требовалось только мое личное присутствие в стране вывода средств. А это мне нужно было ехать в Лондон. И второе, я загремел в «психушку», и что творилось на бирже, какое состояние моего счета, и какие там «просадки» я совершенно не был в курсе. Не в моих силах было сейчас как-либо контролировать эти процессы. Все шло своим хаотическим курсом. Совершенно мне неведомым.
– Иваныч, денег хочешь? Найди мне компьютер с интернетом. Или хотя бы телефон. Лучше мой. Он же где-то тут у персонала живет. И я нас отсюда вытащу.
Иваныч улыбнулся. Уголки рта ехидно растянулись.
– Денег? А зачем мне деньги? Ты про деньги вспомнил. А про то, что ты умер, ты не хочешь спросить?
– Как это я умер?
– По-настоящему. – Иваныч взглянул мне в глаза пытаясь найти там берега истины. – Ты умер по самому настоящему. Труп. Покойник. Жмур… Как тебя на шабаш повели, помнишь?
– Помню. – я помнил это смутно и скорее поверил бы, что это был эпизод моего сна. Но это было наяву.
– Думаешь, тебя просто так туда позвали? Что-то в тебе есть и без твоих секретов. Хотя слухи о твоих богатствах уже не секретные. Так что же ты такого прячешь, что тебя столько народу хотят допытаться. А и того хлеще. В гроб свести.
– Да есть за что. Но все пустое. Так как же я умер, если я сейчас жив?
– А это ты Бога благодари. И Альбинку. Она тебя вымолила. Сначала, из молельной комнаты сутки не выходила. А потом как скаженная орала, что ты жив. В морг ходила. Ну и тут началось.
– Кто такая Альбинка? И как это? Что началось?
До моего сознания стали доходить отдельные воспоминания. Словно ты вспоминаешь детали сна. И с каждым словом Иваныча картинка становилась яснее и четче, обретала силуэты человеческих фигур. И я тал вспоминать сюжет своего сна. Как летел в пропасть через огромную пещеру. Как шел через реку и далее по сухой долине. Как вел меня высокий человек. И как он же отвечал на мои вопросы и показывал разные страшные картины «невозможного».
Иваныч держал паузу. Словно давая мне время все вспомнить и зафиксировать в своем сознании.
– Слышал, что тебя должны были кольнуть на следующий день. Да таким препаратом, от которого ты не понимаешь, что происходит, но все рассказываешь. Это как эликсир правды. Есть такой. Химия жуткая. Потом идиотом становишься. Но кто-то организовал так, что ты попал на шабаш. Тут не сильно афишируют это, но один «дурик» собрал вокруг себя целый приход. Ты его должен помнить. Арам Оганесян. Он конечно не в себе, но если начинает говорить, то просто как одурманивает тебя.
– Я помню его. Он там был. Странные слова говорил. Толи песнь, толь молитва.
– Так и есть. Это как секта. Они там безобидные. Врачи знают. Есть свои фанатики, и есть свои стукачи. Обычно только обсуждают Библию или случаи какие. Но в этот раз Ара приготовил отвар. Шут его знает из чего. Где он это все взял или ему кто подсунул, но все впали в транс. Какое-то время все мычали как истуканы. Ты же видно больше других выпил и лежал на спине с открытыми глазами. Потом к вам в комнату пришел человек с большим капюшоном на голове. Весь в черном, в плаще, или в балахоне. Но мне показалось, что я его знаю. Что-то знакомое было в его фигуре и походке. Так этот подошел к тебе и несколько минут колдовал над тобой. Ты даже один раз вскрикнул.
– Я помню боль. И вот что у меня появилось.
Я оттянул полог пижамы и на моей груди обнажился шрам в виде шестиконечного креста. Как на могилах, когда нижняя планка идет по диагонали. Иваныч протянул к моей груди руку. Прикоснулся пальцем к шраму. Еще было немного больно.
– Это ожог. Свежий. Только не понятно это тебя клеймом раскаленным или какой кислотой. Болит?
– Немного. Когда прикасаешься, жжет.
– Возможно, это он тебе оставил. Он был недолго и только возле тебя. Потом ушел. Народ вроде как стал в себя приходить. Мычали, мычали, да стали затихать. Вставать. Кто воды пить. Кто просто уходил из комнаты.
– Иваныч, а ты это откуда знаешь?
– Кода тебя Федор повел, я встал и за вами пошел. Примерно, знал куда он тебя повел. Спрятался в коридоре в темноте. А как вы завыли, дверь чуть приоткрыл. Пока из темноты тот не появился. Хорошо я услышал его раньше. Отступил вглубь коридора. Встал у темной стены. Так, что я почти все видел. Пока народ не стал шевелиться. Потом ушел в отделение.
– А я что? – почти не веря допытывался до истины, или версии Иваныча.
– Ты? … Примерно через полчаса прибежали в отделение. Переполох. Спящих всех разбудили. Мол, ты преставился. Манн из «приемного» пришел. Все бегали. Потом Минос приказал всех по палатам закрыть. Тебя принесли на одеяле и в кровать. Как тебя уложили, народ из палат выпустили. Даже не отгоняли, если кто хотел посмотреть. Мол, ты сам, во сне умер. Монашки пришли. Накрыли тебя. Потом из палаты на каталку тебя и в морг. Альбинка со слезами была.
– Так кто такая Альбинка?
– Та молоденькая монашка. Альбинка она по паспорту в миру. Которую остальные Татьяной зовут. Так она тебя в морг проводила, а сама в приемный корпус. Там молельня есть. Комната выделена, хотя вечно заперта. Так там до следующего вечера на коленях и стояла. Тебя вымаливала... Сильная дивчина.
– А потом?
– Потом?...– Иваныч глубоко вдохнул и с паузой выдохнул, словно силясь сказать тяжелую правду. – Ты не торопи меня. Утром твои дружки приезжали. В морг ходили на тебя посмотреть. Типа на опознание. Только тебя никто не трогал до распоряжения. Руки, ноги перевязали, да так и оставили на каталке. Вроде ждали распоряжений.
– Как выглядели эти люди?
– Номера на машине Киевские. Один славянин, но чернявый, по говору западенец-гуцул. А двое вроде на грузинском разговор вели. Кавказцы. И шофер, здоровенный, лысый. – Иваныч смотрел в угол, пытаясь вспомнить детали. – И кстати, они еще перед этим утром приезжали. У ворот с Владленом Марковичем разговаривали. Даже один грузин доктора приобнял как родного. Не к добру все это.
– Что думаешь? О чем они говорили?
– Не знаю. Но после морга Манн вышел совершенно отрешенный. Ни на кого не смотрел. Он что-то знает. Эти грузины на него даже орали за воротами. Но не долго. И уехали.
– Так со мной то что было? Я же умер. А сейчас вроде нет.
Иваныч положил свою ладонь на кисть руки парня.
– А сейчас нет. Вон какой теплый. Ты уже сутки лежал в морге, когда все уехали. Тебя должны были утром забрать на вскрытие. Альбинка в ту ночь так и молила Бога за тебя, а утром рано пошла в морг. А ты там скрюченный от холода на каталке лежишь. В простыню завернулся, которой тебя накрыли. Она закричала. Все сбежались. Тебя срочно укутали в одеяла и отвезли в отдельную палату. Никого не впускали весь день. А как ты чуть в себя пришел, начали кормить. Манн сказал, чтоб тебя никто не трогал, и не расспрашивал. Словно ничего не было. Потом уже все стали вспоминать, что подобные случаи уже были, когда люди в морге оживали.
– Такое бывало. И я читал. Но чтоб со мной такое. – я не особо верил в услышанное, но и не хотел опровергать. Меня интересовали другие подробности. – Иваныч. А кто был этим человеком в черном? Ты его узнал? И зачем у меня крест выжжен на груди?
– Зачем крест, спрашиваешь. Наверное, оберег. Я так думаю, тут все связано. И под капюшоном он прятался не с проста.
– Кто он? Манн?
– Он. Но зачем?
В этот момент отворилась дверь, и в палату вошел один из больных. Долговязый парень с серым лицом и трясущимися руками. Таких видно сразу и каждый способен поставить ему диагноз: наркоман.
– Все! Потом еще поговорим. А к Альбинке присмотрись. Она за тебя душой.
Иваныч вышел. У него было задание убраться в саду. Хотелось насладиться свежим воздухом и работой. Больных редко выпускали на прогулку, но у Иваныча была эта привилегия.
Он одел старую рабочую куртку и направился на пост. Там, получив разрешение Матрешки, Моисеев Иван Иванович покинул унылое помещение лечебного корпуса. Свежий воздух приятно бодрил лицо и руки. Немного прохладно, но самое замечательное состояние погоды для работы на свежем воздухе. В планы входило вывезти собранную ранее кучу листвы. Одноколесная тачка и кусок старого брезента уже были готовы к применению. В помощь Иванычу вышел Миша. Он с легкость брался за любую работу. С его ростом и силой любая простая работа спорилась. Единственное, Мишей нужно было управлять. Всегда четко ставить задачу. В этот раз Иваныч отправил его перенести весь инвентарь. В пору уже было думать о лопатах для уборки снега.
– Мишка. Забирай все лопаты и ведра и неси их в сарай. Там открыто. Только сложи все аккуратно. - поставив задачу Иваныч принялся граблями нагребать листву на брезент.
– Работаешь? – Этот вопрос прозвучал неожиданно. За спиной Ивана Ивановича стоял санитар Сережа. Он был в приподнятом настроении. Новая спортивная обувь сияла белизной. Фирменный спортивный костюм под медицинским халатом. Обычно он одевался несколько скромнее и чаще во что-то старое. Но тут он явно хотел подчеркнуть свои обновки.
Иваныч прочитал санитара с первых секунд.
– Сережа, шел бы ты своей дорогой. А то вон, кроссовки замараешь. –Иваныч совершенно не хотел разговаривать. Но почувствовал, что будет еще продолжение беседы. – А ты чего такой веселый? Может, разбогател?
– Может и разбогател. А что? Нельзя?
– Можно. Даже это и не плохо. Может, что и мне перепадет от тебя?
– Ну если ты мне поможешь, то и перепадет немного. – санитар ждал когда Иваныч сам начнет задавать вопросы и напрашиваться, но собеседник совершенно отстранено продолжал грести листву. – Так поможешь?
– Что нужно делать? Ты же молчишь.
– Нужно будет помочь выйти отсюда одному больному.
– Кому?
– Потом узнаешь. Получишь сто долларов.
– Так что же он сам не выйдет?
– Сам? А сам он не может. Ему помочь нужно.
Иваныч опять сделал вид безучастного слушателя. Он понимал, что Сережа боится сказать лишнее. Но кроме него других вариантов нет. Значит, пусть говорит все.
– Иваныч. Ты меня слушаешь? ... Нужно после отбоя вынести одного за ворота.
– Пятьсот…
– Неее. Это много. Ты чего? Я могу и другого попросить. Дам двести и все.
– Триста и пакет банкетный. Коньячок. Балычок. Ты в курсе, что обычно при выписке несут.
– Нееее. Двести и пакет. Водка с колбаской. Больше не могу.
Сережа почувствовал, как он стал зависим от решения этого больного. Он, санитар. Он же имеет власть и силу против любого находящегося здесь на лечении. Но Иваныч подмял всю его волю. Хотя двести долларов вполне устраивало. Сережа опять ждал ответа.
Помучив молчанием санитара, Иваныч дал свой вердикт:
– Договорились. Двести, но до дела. Пакет после. Кто это? Что делать и почему нужно его нести?
– Он будет крепко спать. Дверь нам откроют. Завернем его в одеяло и вынесем к воротам.
– Хорошо. – Иваныч вновь начал мести, дав понять, что разговор окончен.
Санитар помялся немного с ноги на ногу, ожидая продолжения разговора. До него всегда долго доходили слова людей и намеков он не понимал. Тем временем его собеседник монотонно сгребал прелую листву на кусок брезента. Боясь его отвлечь, почти крадясь, Сережа удалялся вглубь парка. Он был в хорошем настроении, и масса желаний накрывали его. Он мечтал о хорошей машине. О том, как он впервые поедет на отдых в Турцию. Как купит там себе золотую печатку и массивную золотую цепь. Как пройдется в этих обновках по району и, садясь в новенький черный автомобиль, опустит тонированные окна, на полную громкость включит любимый «шансон».
«Тооооолько, рюмка водки на столе ...». Санитар мурлыкал приятную мелодию. Зажатая губами сигарета совершенно не мешала ему напевать. Еще десяток метров и он дойдет до сарая. Там уже можно смело курить, не опасаясь быть увиденным. Курить персоналу разрешалось на всей территории парка, но привычка прятаться с сигаретой осталась у Сергея еще со школы.
Дойдя до сарая, стало ясно, что он здесь не один. Огромная фигура Минотавра копошилась в маленькой хозяйственной пристройке. Гремел падающий садовый инвентарь и Миша настойчиво склонялся над землей, что-то собирая и вновь раскладывая по углам.
Санитар закурил свою сигарету. Сделав глубокий вдох, максимально наполнил свои легкие табачным дымом. Ему так хотелось выпустить все это никотиновое облако в лицо больного человека. Человека ненавистного им. Призираемого. И на этом вдохе, чуть задержав дыхание, были произнесены слова:
– Эй ты! Уродец!
__________________________________________________________________________________________
Надеюсь вам понравилась эта глава. Совсем скоро выйдет 8 часть. Подписывайтесь на Евгений Бакало, чтобы не пропустить дальнейшие главы. А так же смотрите предыдущие главы романа Десятый круг: