" Сколько она себя помнила, запах ее амортенции всегда был неколебим ни единым возможным происшествием: пьянящий аромат пряных полевых трав и кожа, столь сильно пропахшаяся страницами старых книг. "
Она следовала за ним, даже ни смотря на довольно позднее время и холод, что буквально разъедал ее тело, разрывал на кусочки холодным дуновением ветра среди зимней стужи. Снег больно колол кожу, вызывая едва заметное раздражение, никак не проявляющееся на бледном, болезненном лице, лишь на слабом теле, некогда подверженном К Р У Ц И О — она была сильная. По крайней мере ей до сих пор так казалось. По крайней мере, где-то в глуби души она была не только лишь УИЗЛИ, но и ПОТТЕР, а это значительно добавляло ей храбрости в такие моменты.
— Смотри, Лили, — с усмешкой безумца произносил он громко, словно не боялся ничего. — Всего-лишь заяц. Он страдает! Ему больно, и он просит пощады! — Ей казалось, словно он вился вокруг нее, словно змея, а эхо голоса залезало отовсюду, заставляя сердце биться в такт невыносимым крикам страдающего животного. Но на самом деле он лишь стоял на месте, ни сводя взгляда с нее.
— Смотри, Лили, сейчас лишь ты вершишь его судьбу. Его жизнь в твоих руках, сморти, Лили! О, как же ему больно! Все в твоих руках, Лили, время идет... Тик-так, тик-так!
Она бы кричала. Она бы бежала отсюда при первой же возможности, однако таковой просто не существовала! Она осталась совершенно одна! Он ломал ее! Он уничтожал ее! Ах, как же она ненавидела его за это! Как же проклинала! Чудовище!
— Давай же, Лили, неужели ты не сделаешь этого? Неужели ты врала?
Сердце сжималось с каждым мгновением. Заяц, превратившийся в страдающий комок, выворачивался, выгибался до хруста костей и пищал сильнее, громче, проникновеннее, и ей казалось, словно она слышит этот зловещий невыносимый смех, словно он насмехается не со страдающего, а с нее самой! Или же наоборот? Как же чудовищно это выглядело! — Тик-так! Тик-так! Тик-так!
— Авада Кедавра!
Губы отчеканили лишь несколько недлинных слогов, дабы уничтожить ее сердце вместе с изумрудными лучами, выскочившими из палочки: нет, не он убил ее. Она убила зайца, дабы он не испытывал столь сильной боли — оправдание! Всего-лишь глупое оправдание ее эго, некогда отточенному ею, а теперь заточенному под него. Она пыталась держать себя в руках, но он не давал. Он менял ее под себя, и теперь она столь сильно чувствовала его давление!
***
— Ты пойдешь ведь со мной на бал, Лили? — До последнего он надеялся, что директор ни за что не заставит его участвовать в этом скудном мероприятии, однако в одно мгновение что-то пошло абсолютно не так: если выбирать между тысячью красавицами Хогвартса, жаждущми его внимания и ней, он все равно выбрал бы ее. Так и произошло, ведь она не стала бы раздувать из этого слухи, выставляя все так, будто бы он что-то чувствует к ней. Она ведь знает: он не будет. Он не чувствует. Он не любит никого и ничто, всегда полагаясь лишь на себя. А она его, кажись, уже и не боится. А был ли этот страх вообще?
— Если мой Лорд желает, — несколько устало ответила Поттер, продолжая вести некоторые записи в тетради, дабы лишь не смотреть на его смазливое личико, доставшееся ему от самого его отца. Противно... Она не могла ему отказать! Просто не стала бы делать этого, ведь что-то внутри больно дрожало, разрываясь на тысячи частей, когда он оказывался рядом, когда приближался слишком близко: цвета в гостиной Слизерина менялись, превращаясь из тусклого в светлый и, о, как жаль,что она почти не могла показать этого. Кажись, она уже давно разучилась. Разучилась чувствовать. Разучилась любить. Разучилась проявлять нежные чувства к кому либо, да и зачем?
— Без десяти девять будь на месте. — С улыбкой отвечает он, пусть и несколько сухо. — Но прошу тебя, не опаздывай!
Огненные волосы отлично сочетались с кромешной тьмой, которую символизировала абсолютно черная ткань ее платья, облегавшая ее талию: всего вокруг затаили дыхание, когда она казалась в дверях, освещенная угасающим вечерним солнцем, погружающим все во владения ночи, и восхищенных взглядов абсолютно не убавилось тогда, когда медленной поступью она спускалась к нему: юноше, абсолютно не умеющему ни любить, ни восхищаться.
Взгляд ее был прикован лишь к одному человеку среды многих: он уже давно завладел ее вниманием, пусть и творил абсолютно невыносимые вещи. Он убивал, он уничтожал и ломал изнутри, он ждал полного подчинения и ни единой ошибки, но она уже давно научилась с этим мириться, давно научилась выдерживать все, что он показывал ей и, пусть иногда он и был абсолютно жестоким, ей казалось, что медленно она начинала быть похожей на него.
Она уже давно не видела семью. Она уже давно пропиталась ложью, окутанная мраком сиротского приюта, в котором не росла в будущем, но в котором росла здесь, в прошлом и теперь ей медленно начинало казаться, что она сходит с ума, что он и его идея — вот ее семья, ее дом, ради которых она будет держаться за будущее в этом мире, продолжая жить дальше и верно служить ему, Темному Лорду, нося на запястье и до кисти метку лишь его.
— Прекрасно выглядишь, — Риддл подает руку девушке, становясь среди всех остальных участников этого незамысловатого, но такого обязательного бала, устраиваемого в эту зимнюю, такую холодную ночь.
— Мой лорд слишком добр ко мне, — замечает Поттер, беря его под руку и всецело следуя за своим Господином, которого совсем недавно выбрала себе сама, вверяя ему не только свою жизнь, но и душу. Он был слишком прекрасен, чтобы не поддаться. И в такие моменты она была абсолютно уверена, что почти понимает бедную Меропу.
Но отличались они лишь в одном: Лили ни за что не смогла бы подлить ему амортенцию, ведь всем сердцем желала взаимности и, пусть даже если она ее никогда и не дождется! Эти чувства были губительны, словно яд Василиска, но одно Луна знала точно:
Он стоит таких страданий даже больше, чем она могла некогда себе представить!
" Убийствᴀми жить нᴇльзя. Они всᴇ мᴇняют. Нᴇ вᴀжно, плохой ты или хоᴘоший. Это клᴇймо. " (с)
— Что ты делаешь, Том? — Поттер показалось, словно голос ее прозвучал неровными волнами, разносясь по всему подземелью импульсами его не сдерживаемого страха, а он, словно истинный хищник, несомненно, уже давно уловил его и поджидает.
— О, ты так яро хотела узнать мой секрет, милая Лили, — Том медленно обернулся, чрез плечо взглянув на девушку, даже не пытаясь теперь изобразить тень улыбки на лице: оно было серьезным. Слишком серьезным для того, чтобы предвещать что-то доброе. — Теперь смотри же внимательнее, моя дорогая, ведь я не стану говорить, я покажу тебе его во всей его красе!
Змеиный шепот угрожающе прокатился по всему залу, и он стал еще громче, почти что перерастающий в крик, когда Темный Лорд вытянул руку вперед, подымая голову и смотря прямо в глаза каменному изваянию Салазара, своего древнего потомка.
Двери потаенной комнаты, огромного вместилища в голове отворились, и пред изумрудном взором девчонки, стоявшей позади своего хозяина, возникла огромная змея, выскакивающая с молниеносной скорости из своего укрытия. Ей показалось, словно Василиск, вырвавшийся из давней сказки отца, мчится сюда, дабы поглотить ее, предварительно превратив в камень, уничтожив, однако одним лишь словом своим Реддл прекратил это безумие, заставляя древнего змия замереть на месте, лечь, склонить голову пред истинным его покровителем.
О, это мгновение юная Поттер навеки отложила в самых потаенных глубинах своей памяти. Сердце ее билось так неистово быстро, словно во мгновение пред ней предстало девятое чудо света, совершенно безобидно лежавшее пред своим хозяином и его гостьей, сердце которой стучало во всю громко, и если бы она могла, она бы закрыла бы его руками, пытаясь уберечь от его проникновенного взгляда, но теперь не знала даже и того, из-за чего так сильно бьется оно: от страха пред чудовищем или любовью пред его и своим хозяином?
— Страшно, Поттер? — Насмешливым тоном проговаривает он, ясно отчеканивая каждое слово и вновь смотря на огненную девчонку чрез плечо, медленно оборачиваясь к ней.
— Он великолепен, мой Лорд! — Нотки восторга сгладили ее ложь по поводу отсутствия страха, а каждые его движения начинали волновать ее еще больше, чем присутствие здесь порождения Салазара. Их взгляды сошлись на одном: Василиск действительно был смертельно прекрасен. Их чувства сплелись воедино тогда, когда оба медленно осознавали, что в убийствах и разделении души есть нечто прекрасное: это дивная магия, которая доселе не удавалась никому. И теперь, когда он так яро восхищался тем, что лишь у него получилось невозможное, она так яро восхищалась им.
— Что ж, милая Лили, - улыбка исчезает с его лица так, словно это было в далеком прошлом, спустя два года, после окончания Хогвартса, после первых собраний Пожирателей Смерти, когда она точно так же предстала пред ним, дабы объяснить, что все окончено, и она уходит. - Ты готова умирать?
— Даже больше, чем в первый раз, - голос ее звучит холодно, бесчувственно. На ее глазах выступили слезы, невыносимые, раздирающие нотки боли, которые он чувствовал и улавливал больше всего, позволяя своему и ее взгляду встретиться. И сейчас он выглядел точно так же, как тогда, когда он, будучи двадцатилетним парнем, впервые убивал ее, отправляя назад, в ее время, к ее семье, даже не подозревая этого. Он выглядел как тогда, когда впервые вынужден был попрощаться с ней. - Какая ирония, я стою пред тобой точно так же, как некогда стояла моя бабушка. Ты не застал ее врасплох, ведь она прекрасно, как и я, знала свою участь!
Палочка вздымается ввысь во время ее слов, и с каждым его движением ее глаза все больше предательски наполнялись слезами, которые ручьями быстро покатились по ее побледневшим щекам. Сердце невыносимым стуком отбивает последние ритмы в ее голове, а волосы неприятно прилипают к шее от проливаемых слез.
Последние его слова эхом отдаются в ее голове, когда изумрудное пламя срывается с кончика его палочки:
— Авада Кедавра!
"Когдᴀ солнцᴇ встᴀнᴇт нᴀ зᴀпᴀдᴇ и опустится нᴀ востокᴇ. Когдᴀ высохнут моᴘя и вᴇтᴇᴘ унᴇсᴇт гоᴘы, кᴀк листья. Тогдᴀ ты вᴇᴘнᴇшься, моᴇ солнцᴇ и звᴇзды, но пᴘᴇждᴇ нᴇ жди." (с)
Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Тик-так. Тик-так. Она слышала, как время, стрелки отсчитывают мгновения до конца, а затем изумрудного цвета луч соприкоснулся с ее грудью да с такою невероятной четкостью, словно он желал сделать это вечность, все ту же вечность отчеканивая свое умение бить прямо в цель: от этого было еще больнее, нежели прежде, но разве предстало чувствовать боль пред смертью?
Говорят, что на конце ты видишь всю свою жизнь, каждое мгновение, каждую секунду, которая проносилась пред глазами с невероятной скоростью: все эти воспоминания были лишь о нем, о проведенных рядом с ним мгновениях, ведь до самого конца она жалела о том, что сделала тогда. Жалела о том, что сбежала. Жалела о том, что ушла и предала его тогда, когда клялась никогда не предавать, никогда не идти наперекор и во всем слушаться своего Лорда.Первая встреча, вечера совместного обучения темной магии, проведенные друг с другом каникулы в школе, прекрасные убийства, святочный зимний бал, знакомство с Василиском в Тайной Комнате и, наконец, воссоединение спустя месяцы разлуки в городе: о, она как дурочка пыталась скрыть свои чувства, когда он и сам все понимал, умело пользуясь этим!
В последние мгновения он видел слезы на ее глазах, когда она, Поттер, так храбро встречала смерть, грудью своею закрывая свою семью, чего ему просто не дано было понять никогда. Она пожертвовала собою ради своих близких, дабы искупить свою долг, дабы уплатить ту цену, которую понесло ее путешествие в прошлое, но...Эта смерть и стала ее долгим кошмаром, которому суждено было вскоре закончиться.
Яркие лучи солнца заставили ее открыть глаза, пробуждаясь от вечного кошмара, сулившего один лишь страх, одну лишь боль, и пред взглядом ее вновь предстала вечная картина: колышущиеся травы среди поля, разносящие свой пряный аромат по комнате сквозь приоткрытое окно, запах кожи, что впитала в себя все запахи старинных книг и темные волосы, которые так смешно развивались на ветру: эти темные кудри были лишь миражом тогда, когда пред ней стояло настоящее Ч У Д О В И Щ Е.
— Лили Луна Поттер, — каждое слово отчеканивал он мучительно, словно испытывал ее, некогда принесшую себя в жертву и оставшуюся в живых девчонку. — Девочка, которая умерла, очутилась живой! Забавно? — Зловещий смех разнесся по всей комнате раздражающей мелодией. Раздражающей ее разум, но не сердце.
— Я предала тебя, — медленно повторила она каждое слово, садясь в кровати и натягивая на себя теплые одеяла. — Убей же ты меня, наконец, похорони, уничтожь любые воспоминания обо мне и забудь, как о страшном сне, умоляю! — Любое ощущение своей беспомощности уничтожало, убивало похуже заклинания. И если бы она не умела сдерживать себя, если бы ни пронесла это умение сквозь столько лет, она бы, наверное, рыдала.
— Ты еще нужна мне живой, Лили Луна Поттер, — раздался голос его прямо над ее рыжей головою. — Доверие к тебе давно уже исчерпано, но ты его все еще можешь восстановить, если попытаешься. Все еще можешь вступить... Точнее говоря, я не предлагаю, я ставлю тебя перед фактом, что ты вступишь в мои ряды, и никогда больше не совершишь подобного, иначе — Смерть. И ничто уже не спасет тебя.
— Зачем?! — Все тело ее содрогалось в дрожи, когда осознание своей беспомощности действительно пришло.
— Воспоминания, — говорит Риддл. — Твои воспоминания: это все, что мне сейчас нужно, а затем все будет, как прежде, будь ты настолько умна, насколько была пред тем, как совершить роковую ошибку. А теперь отдыхай, ведь у тебя много свободного времени: все твои родные думают, что ты умерла. Так что спи спокойно, моя дорогая Лили, а затем... Затем я позову тебя, когда будет нужно.
Двери захлопнулись, и она осталась одна среди жестокой тишины и невыносимой реальности. И все-таки, чтобы ни случилось, какое бы заклинание не летело в нее, исходя прямо из его губ, от его рук, какие бы мужчины не приходили в ее жизнь, стремительно затем уходя, оставляя лишь его облик пред глазами, пусть это и помогало ему манипулировать ею, запах ее амортенции всегда оставался неизменным: пряный аромат колышущихся полевых цветов на ветру и руки, пропахшиеся старинными страницами древних книг, написанные великими волшебниками и волшебницами всех времен.