Мы с Кити отпрянули от окна, будто на нас полыхнуло пламенем. Эльвира? Что же она здесь могла делать? Неужели она как-то связана со Вселенским Злом, неужели против нее нам придется воевать, чтобы защитить Книгу?! У меня язык во рту обмяк, будто превратился в бесполезный кусок мяса, как бы ни хотела, я не смогла бы вымолвить и слова.
Я и представить не могла, что творится с Верой. Она стояла растерянная, неподвижная, словно кукла. Она ведь больше всех была уверена, что Лавинский нас приведет к сообщникам, которые уж точно подчиняются Злу, а, значит, для нас они несомненные враги. И тут на тебе!
Постояв так ещё несколько секунд, Вера все же овладела собой. Она встряхнулась, затянула потуже ремешок на шубке и снова прильнула к окну:
— Как бы услышать, о чем они говорят? — пробормотала она, но тут же отскочила от окна. — Лавинский уходит!
Мы с Кити вздрогнули и попятились назад. В панике мы оглядывались в поисках любого укрытия, но, не найдя ничего, попросту отвернулись и уткнулись носами в стену.
В ту секунду я благодарила Бога за то, что в этом мире почти все носили одинаковые шубы, платки и меховые шапки, мало кто выделялся, и если раньше это вызывало во мне досаду, то теперь явно играло нам на руку.
Впрочем, нам не стоило беспокоиться. Лавинский, вышедший из дома доктора, был настолько возбуждён и взволнован, что не заметил бы и слона, а уж две девочки, жавшиеся к стене, те вообще не попали в его поле зрения. Он прошел за нашими спинами, все также шумно дыша и бормоча себе под нос что-то неразборчивое, с виду казалось, что злобные ругательства.
Вера, тем временем, все также липла к стеклу. Начало смеркаться, людей в переулке поубавилось, и мы с Кити рискнули подойти к Вере поближе и вместе с ней заглянуть в окно.
В комнате горели свечи, а на улице царили сумерки, из помещения, даже специально всматриваясь, нас уже было так просто не увидеть, тогда как приемная доктора, напротив, была у нас, как на ладони. Мы могли смело осмотреться и оценить обстановку.
Первым, что мне бросилось в глаза, было то, что Эльвира держалась как-то странно. Она сидела в кресле с неестественно прямой спиной, медленно подносила ко рту чай и опускала руку, двигаясь при этом, как автомат. Я всего единожды видела до этого Верину маму, и все же скованность ее позы и необычность поведения сразу привлекли мое внимание.
Вера, однако, уже больше не заглядывала в комнату. Она быстро осматривала окно: раму и ставни, и по лицу ее было видно, что она напряжённо думает. Вдруг ее лицо посветлело, так словно в голову ей пришла отличная идея. Стянув рукавицы, она приложила ладони к окну.
— Стекло обледенело, — пояснила она, — попробую растопить лёд, кто знает, быть может, слышимость станет лучше.
С этими словами она закрыла глаза, и из ее пальцев потек свет. Мы уже видели это чудесное явление, и все же к магии невозможно привыкнуть. В который раз я наблюдала волшебство, и снова у меня перехватило дыхание.
От тепла ее пальцев сначала стекло стало влажным, а потом по створкам потекла вода. И тут – о, чудо! – до нас донёсся отчетливый, хоть и тихий голос доктора:
— Если Дверь открылась, значит она наверняка в доме этой девочки, Кити. Вы должны явиться туда и лично отыскать Дверь!
Эльвира тихо ответила:
— Да, доктор.
Доктор Штерн удовлетворённо кивнул и продолжал говорить, шагая по комнате:
— Этот болван Лавинский даже не сумел выяснить, каким образом дети подчинили Дверь. Вы, Эльвира, должны завтра же помириться с дочерью!
Ровно с той же интонацией, что и минуту назад, мать Веры снова ответила:
— Да, доктор.
Покивав, Штерн достал что-то из нагрудного кармана жилета.
— И вот, возьмите, — раздраженно бросил он, — не забудьте принять порошок.
Он положил на стол маленький белый конвертик. И опять в ответ мы услышали монотонный голос Эльвиры:
— Да, доктор.
Наблюдая все это, Вера недовольно сдвинула брови.
— Да что же это?! — начала было она, но тут же, спохватившись, потянула нас с Кити за руки. — Надо бежать отсюда, не то нас обнаружат!
Только отойдя шагов на сто от особняка доктора Штерна, мы сообразили, как далеко ушли от гимназии и что Фомич, наверное, уже волосы на себе рвет от беспокойства. Извозчиков не было видно, пришлось двигать обратно к школе так же пешком.
Но обратная дорога показалась нам куда быстрее, хотя в сумерках перемещаться по заваленным снегом дворам было ой как непросто.
— С мамой не все ладно, — Вера первая начала разговор об увиденном. — Она, как сомнамбула, вы заметили?
Боясь обеспокоить Веру ещё больше, мы с Кити осторожно кивнули.
— Травит он ее что ли, этот доктор? Что это за порошок он ей подсунул? Эх, с самого начала я чувствовала, что он скользкий тип!
Кити недоуменно воскликнула:
— А у меня в голове не укладывается, что он может быть на стороне Зла! Не нравится мне, что твоя мама с ним. Теперь я даже рада, что Мишеля там больше нет!
Я остановилась.
— А мы можем быть уверены, что доктор не склонил Мишеля на свою сторону? Кто знает, ведь доктор давно был его учителем?
Я ожидала, что разозлится Кити, но неожиданно взбесилась Вера:
— Да как ты смеешь предполагать такое?! Мишель бы никогда...! — она захлебнулась.
Мы с Кити переглянулись. Я хотела было возразить Вере, но, Кити многозначительно посмотрев на меня, заговорила первой:
— Что же, быть может, Элиза специально его забрала, что бы он не превратился в сомнамбулу, подобно Эльвире?!
Ее слова успокоили Веру, с сомнением пожав плечами, она ответила уже нормальным голосом:
— Не спеши делать выводы, кто знает, может, доктор действует по ее указке.
Я почувствовала, что мы опять в тупике.
Ворота гимназии уже виднелись впереди, и мы заметили Фомича, шагавшего взад-вперед рядом с санями.
Увидев нас, старый кучер всплеснул руками, прямо как няня Аксинья:
— Ох, батюшки! Явились чертовки! И где это вас носило в темноте? Все уже по домам, разъехались, школу закрыли, а этих все нет! Я уж думал бежать к городовому!
Кити подбежала и обняла старика.
— Не сердись, дядюшка Фомич, мы прогуляться пошли, да заблудились. Вези скорей домой, замерзли мы, ног не чувствуем!
Фомич смягчился:
— Эх, хоть и образованные, а дурехи! Ну, полезайте в сани, дайте хоть шкуры вам подоткну.
Хорошенько укутав нас, Фомич прикрикнул на лошадь, повозка тронулась.
Только теперь я поняла, что, и правда, замёрзла, и принялась дышать на свои онемевшие пальцы.
Дома у Кити нас долго отпаивали горячим чаем, заставили съесть по тарелке ухи и по плошке каши. Котенку тоже досталось блюдце молока, хотя Аксинья и приговаривала, что не позволит таскать в дом дворовых животных.
Фомич в красках расписал нянечке, как мы вымерзли, как долго пропадали невесть где, что попало нам по полной. Аксинья, само собой, не ругалась, но велела нам съесть все дочиста и не ушла из комнаты, пока не убедилась, что и у меня, и у Кити ноги стоят в тазике с кипятком.
Когда няня, наконец, удалилась, ворча и пыхтя, как самовар, Кити закатила глаза и сказала:
— Ты прости ее, она хорошая, правда, просто уж слишком о нас печется, — теперь Талисман уютно сопел у нее на коленях.
Я кивнула, поскольку знала это и без нее.
Вера только теперь могла подсесть к нам, чтобы обсудить увиденное.
— Что будем делать, девочки? — спросила она. Даже находясь в комнате одни, мы говорили шепотом, так как теперь понятия не имели, кому мы могли доверять. — Что-то плохое происходит с мамой, я это сердцем чувствую, без всякой магии.
Я и Кити кивнули. Нам тоже не понравилось странное поведение Эльвиры, но все же куда больше тревожила меня само ее присутствие в доме Штерна. Я честно сказала об этом:
— Всё-таки очень странно, что она была там. Теперь ясно, как день, что и доктор вместе с Лавинским в свите графа Мелье, и замышляют они что-то дурное. Определенно, они охотятся за Книгой, и, значит, они представляют опасность для нас с тобой. Тогда вопрос: твоя мать знает об их коварных планах, участвует ли в них? Это главное, что нам сейчас нужно знать.
Вера задумчиво покусала губу.
— Мне кажется, — сказала она, — что пока единственный, кто по-настоящему честен с нами, это Книга. Быть может, нам стоит задать ей этот вопрос?
Не дождавшись нашего ответа, она встала и принесла Дверь в прошлое.
Теперь фолиант уже не выглядел так пугающе и величественно, а, напротив, его древние страницы и увесистый переплет казались мне надёжными и даже как будто родными.
Вера раскрыла Книгу, положила ладони на разворот и, закрыв глаза, произнесла:
— Как моя мать Эльвира связана со Злом?
В этом раз свет сразу потек из ее пальцев на страницы Книги, и снова перед нами возникла полупрозрачная картинка.
Мы опять увидели тот самый сад, и старика, и даже крыльцо со львами-башенками. Старик выглядел измождённым, как будто каждый вдох давался ему с трудом, и он уже потратил почти все силы. Голос его теперь куда больше походил на голос старика, хрипло и даже чуть прерывисто он сказал:
— Приведите детей.
Женщина кинулась в дом, а мужчина переминался с ноги на ногу, не решаясь предложить пророку помощь. Тот же все тяжелее опирался на палку, и фигура его согнулась ещё ниже.
Вернулась женщина, ведя за собой дочерей. Старшая, высокая и тонкая, с прямыми длинными волосами, напомнила мне молодую эльфийку из фильмов моего времени. Юная Элиза (а то, очевидно, была она) была лишена холодной жесткости и даже царственности, которые были присущи ей взрослой. Эта девочка с волосами, лёгкими, как пух, белой кожей, немного неуклюжими, пожалуй, слишком длинными руками не казалась столь ослепительно прекрасной, но была в ней какая-то абсолютная чистота, мне даже привиделось, что ее силуэт просвечивает, как призрак.
Младшая же девочка выглядела, как полная противоположность старшей сестры: темные волосы, изогнутые брови, гордая осанка. Эта девочка уже была очень красива и хорошо понимала это. В ней не было подростковой нескладности сестры, она держалась уверенно и грациозно.
Девочек подвели к слепцу и тот, всучив отцу семейства свою палку, положил им на головы ладони. С минуту он стоял, не шевелясь, будто прислушивался, что шепчат ему их детские мысли. В тот момент он даже выпрямился, словно от маленьких детских макушек в его пальцы поднималась жизненная сила.
Наконец, он заговорил:
— Лишь одна из вас даст потомство, другая же никогда не родит, до гроба останется пуста.
С этими словами он снял ладонь с головы младшей девочки и даже махнул рукой, мол, уведите.
Девочка бросилась в объятия матери, и та, прижимая к себе ее сотрясающиеся от рыданий плечики, повела дочь в дом.
Внезапно картинка сменилась, и мы снова увидели Эльвиру. Но теперь она была уже не ребенком, а молодой девушкой. Красота ее стала ещё ярче: темные блестящие глаза, восточный разлет бровей, темные струящиеся волосы.
Эльвира сидела в кресле в комнате, которая показалась мне ужасно знакомой. И тут я поняла! То была приемная доктора Штерна!
Совсем ещё юная, она сидела на самом краешке кресла, то и дело оглядываясь на дверь и промакивая глаза. Вошёл Геннадий Ефимович. Доктор выглядел почти также, как и теперь, разве что волосы на его голове были чуть гуще и темнее. Он развел руками:
— Эльвира, дорогая, что же вас привело ко мне?
Девушка подняла на него полные слез глаза:
— Вы знаете, доктор, что я не могу иметь детей, никогда не смогу, — с горечью добавила она. — Но вы же учёный, может быть, наука или магия... Неужели не существует ни одного способа опровергнуть пророчество?
Доктор присел рядом.
— Драгоценная моя, вы должны понимать, что пророчество оракула это не болтовня базарной гадалки, его не перечеркнуть. Лишь бросив вызов, вы сможете изменить судьбу. Вы обдумали тот вариант, который я уже предлагал вам?
Доктор украдкой окинул взглядом комнату, словно бы проверяя, не таится ли в какой-нибудь щели нежеланный гость.
Эльвира вспыхнула и покраснела до корней волос:
— Пожалуйста, не говорите больше со мной об этом, иначе я перестану приходить! Я не смогу так поступить с родной сестрой! Она могущественная, и для нее родить дитя означает куда больше материнства, кому, как не вам, знать это?
Доктор Штерн усмехнулся:
— В том-то и дело, моя родная, что Элиза преследует куда более сложные цели, чем просто желание быть матерью. И именно поэтому во мне вызывает куда большее сочувствие ваше обычное женское отчаяние, чем ее колдовские амбиции. К тому же, она женщина здоровая и способна родить столько детей, сколько захочет, для вас же это единственный шанс!
Эльвира резко встала и, отвернувшись от доктора, подошла к окну. Лицо ее выражало решимость и упрямство.
В этот момент доктор, понимая, что его не видят, вздохнул и, состроив весьма странную гримасу, достал из нагрудного кармана маленький конвертик из белой бумаги.
Будто нехотя, он произнес:
— Впрочем, дорогая Эльвира, есть ещё одно средство.
Девушка резко обернулась. Доктор продолжил:
— Оно не обещает гарантированного результата, но есть надежда, что некоторые функции в вашем организме пойдут на лад, так сказать. Вот, - он положил конвертик на стол перед Эльвирой.
— Что это? — нахмурившись, спросила она.
— Лекарство, — доктор вздохнул. — Сударыня, это последнее, что я могу вам предложить.
Не раздумывая больше ни секунды, Эльвира одним движением вскрыла конвертик и высыпала все его содержимое себе в рот.
Картинка исчезла.