" Самый обыкновенный белый кролик с розовым носом!" Не привлекло внимания Алисы и то, что он не прыгал, а бежал на задних лапках. "В конце концов", — подумала она — "Все звери в цирке умеют так ходить". ("Алиса в Стране чудес. К Льюис)
*******
Он стоял на заплёванном крыльце городского морга и курил, оттягивая момент. «Пожалуй, я поставлю свечку твоему кролику», - фраза, пойманной птицей билась у него в голове. Тупая ноющая боль рождалась где-то в районе сердца и медленно сползала вниз живота. Пепел от сигареты падал на любимые, видавшие виды туфли из мягкой коричневой кожи.
«Следуй за белым кроликом! »... Выкинув сигарету, он, зажмурившись, дёрнул дверную ручку и вошёл внутрь.
Глава первая. Инфанта.
Она помнила себя совсем маленькой. Ей было меньше года, когда отец принёс подарок - надувного резинового оленя. Резина была шершавой и противно пахла, но сам олень был глазастым и тёплым и она не хотела отпускать его, тащила с собой в постель и, засыпая, прижималась щекой к шершавому оленьему боку, вдыхая противный резиновый запах.
Детство имеет свои запахи, свои цвета и оттенки. Её детство было жёлто-палевого цвета и имело смешанный запах пыли, мокрого асфальта и урюковых косточек. Семь месяцев в году можно было бегать в трусах и майке, купаться в фонтанах, ползать, перебирая руками по дну фонтана, отфыркиваясь, когда вода попадала в нос, и есть подвяленные на жаре вишню и урюк в чужих огородах.
Небольшой узбекский городок с обилием виноградников, больших, в несколько обхватов, развесистых чинар, с шумными хлебосольными соседями, никогда не закрывающимися дверями и запахом свежеиспечённых лепёшек.
Счастье- понятие условное. В различные моменты своей жизни человек бывает счастлив по-разному. Её детство подходило под понятие «счастье безмятежное», оно окрасило её изнутри, подобно основному фону на холсте, который только готовится стать картиной, подарило любопытство к жизни, умение радоваться мелочам и жить в ожидании, ожидании чуда.
Лара, Ларочка, Лариса, Чайка.. Ей всегда нравилось собственное имя. Оно пришло к ней само. Впоследствии, она считала знаком, что, дед, которому было поручено сходить в ЗАГС и записать новорожденную Натальей, на радостях не ограничился рюмкой, другой, да и записал таки её Ларисой, будучи при этом абсолютно уверенным, что сделал всё, как и было прошено. Так имя нашло её, а она нашла своё имя. Не то, чтобы она чувствовала себя чайкой. Совсем нет. Скорее нравилось сочетание звуков и ощущение внутренней свободы.
«Кого ты больше любишь? Маму или папу?»- вопрос, которым странные взрослые часто ставили в тупик детей, здесь не стоял. Она была бабушкина. Бабушкина внучка. Бабушку она любила безраздельно, а бабушка безраздельно любила её и бережно несла вотум доверия раз и навсегда врученный ей внучкой.
Александра Алексеевна была красивой, совсем не пожилой женщиной, с задумчивыми прозрачными глазами, чуть горбатым носом и странным прозвищем «Баба Гага».
Прозвищем своим она была обязана своей любимой Ларочке, которая всякий раз, приходя в гости, первым делом бежала смотреть на пруд, в котором плавали соседские гуси и кричала: «Баба! Га-га! Баба! Гага!..» Так постепенно и приросло к Александре Алексеевне это странное, совершенно не подходящее ей прозвище…
Баба Гага была для Ларочки абсолютным авторитетом, благодаря тому, что всё время присутствия внучки никогда ею не тяготилась, с радостью, подобно волшебной рыбке, исполняла незатейливые Ларочкины желания и умела, как никто другой, рассказывать разные интересности из своей жизни. Лара, затаив дыхание, слушала бабушкины рассказы о той, другой жизни, когда бабушка была совсем молодой и красивой, как совсем молоденькой 14 летней девушкой она работала нянькой в семье сельского врача, как считалась самой красивой девкой на деревне, а за белокурые свои волосы носила обидное прозвище «Шурка, сметаной намазанная».
В тридцатые годы старшая сестра Шурочки Катерина вышла замуж за военного и уехала вслед за мужем в жаркий Туркестан, куда потом забрала и пожилую свою мать Федору и младшую сестрёнку. Поначалу Шурочка пугалась «ходящих кулей», которые, на самом деле, были обычными узбечками, в паранджах, и диву давалась, как это эти самые женщины-кули умудряются носить тазы с фруктами и лепёшками на голове, так, что и руки свободны, и таз на голове держится, как приклеенный.. Потом , Шурочка пообвыклась, привыкла и к жаре, и к горластым соседям, полюбила запах мокрой пыли, когда поливают жаркую, растрескавшуюся землю водой, а она отзывается влажной томной испариной.
Дальше была война, работа в госпиталях, тиф - бритая голова, победа… И, наконец, любовь-первая и единственная.
Сероглазый бравый танкист Сергей Захарович, 28 лет от роду, прошёл пол Европы, закончил войну в Чехословакии и покорил сердце Шурочки тем, что, являясь настоящим, по её мнению героем, много о своих подвигах не рассказывал. Зато, будучи до войны приёмным сыном знаменитого немецкого мастера- краснодеревщика, делал невероятной красоты и звучания скрипки и неплохо на них играл. О том, куда сгинул во время войны его приёмный отец Отто Карлович, Сергей не знал, искал его безуспешно, и не имея других родных, с щемящей душу неприкаянностью, долго на одном месте не задерживался, кочевал, как перекати-поле с места на место.. Таким и увидела его Шурочка, такого и полюбила. Сама позвала его под венец, сама шила себе белое платье и никогда, о сделанном, не пожалела. Жизнь с Серёжей у Шурочки была сытая и спокойная, родили двух мальчиков и дочку, вырастили, вот только внучке-первой, а потому, особенно любимой, Шурочка радовалась уже одна, никогда ни на что не жаловавшийся Сергей ушёл из жизни быстро и внезапно, а Шурочка, как-то вдруг стала «бабой-Гагой».
Что она некрасива, Ларочка узнала совершенно случайно, подслушав разговор соседок на общей кухне. И это было вторым сильным разочарованием её невзрослой жизни. Первое разочарование она испытала, когда появились близнецы. Два совершенно одинаково запеленатых, кряхтящих пупса. Одна девочка в детском саду приносила и показывала всем резиновую немецкую куклу. Лара не знала что такое «заграница», но куклу оценила - резина была мягкой, а кукла выглядела точь-в- точь, как настоящий ребёнок, со складочками на руках и ногах, лысой головой и недовольным выражением на маленьком красноватом сморщенном личике. Теперь, глядя на близнецов, она думала, что это они похожи на эту самую заграничную куклу. А они тем временем лежали на диване – в ярких тугих пелёнках, натужно кряхтящие, и им было всё равно, что сейчас они почти центр мироздания для одуревших от счастья родителей и непонятные живые куклы для своей внезапно подросшей сестры.
Отец Ларочки, Александр Сергеевич, тогда ещё просто Саня, близнецов не ждал, к ним не готовился, ко второй беременности своей жены относился как к случайному недоразумению: «Что уж, если случилось!...»Но близнецов полюбил сразу и безраздельно, с работы мчался на обед, называл их «сыночками- свиночками» и подолгу рассматривал их сморщенные мордашки.
А Ларочка, как -то услышав разговор соседей: «Молодцы Соколовские, постарались - сначала нянька, потом ляльки!», поняла, что с этих пор она стала старшей, получила почётное звание «нянька» и что лялька теперь не она.
У Ларочки были белокурые волосы, большие серые с бирюзовым отливом глаза, чуть курносый нос и пухлые губы. И всё вроде бы ничего, но вот как-то вместе, всё это не складывалось в единую и гармоничную картину. Глаза - не по возрасту серьёзны, рот слишком крупноват для узкого лица, нос тоже не вписывался в каноны красоты классической. Пристальное разглядывание себя в зеркало удовольствия не приносило,а потому, когда вдруг взрослый 13 летний парень , живший в бараке по соседству обогнав её , больно толкнул плечом и вдруг сказал : «Слышь ты! Буратина ! Смотри куда прёшь!»-особого удивления Ларочка не испытала. Она была до крайности послушным ребёнком, давно привыкла, что её называют умницей, и просто решила, что хотя быть умницей не так приятно как красавицей, горевать по этому поводу глупо.
Продолжение следует...