Уже в конце 19-о века южный город Одесса стал одним из крупнейших портов Российской империи. Как и любой порт, он весьма притягивал различные криминальные элементы, которые занимались контрабандой и другими сопутствующими ей видами криминальной деятельности.
Местные жители по сравнению с населением любой другой части страны, были исключительно обеспеченными людьми. Учитывая, что город южный, заселялся с миру по нитке, тут было и немалое количество евреев, которым установленная правительством черта оседлости запрещала переезжать в более восточные губернии.
По мере экономического роста возникала масса желающих урвать свой кусок пирога, который находился в руках местных финансовых воротил и прочих буржуинов. Преступность расцвела пышным светом – и немалую долю в это вносили и еврейские робингуды.
Грабежи при свете дня вскоре оказались привычными и не вызывали никакого удивления, а бандиты, занимавшиеся таким видом деятельности, стали называться налетчиками. Но полиция не дремала, и чтобы предотвратить поимку или столкновение с револьверами наперевес, разумные люди стали выделять специального человека, который будет следить за обстановкой и предупредит в случае чего, пока остальные занимаются присвоением нажитого непосильным трудом. Чаще всего, это были начинающие бандиты, которых брать на дело было пока рановато.
Собственно, в этот момент и появилось выражение «стоять на шухере», которое первое время означало криминальную должность, а затем стало синонимом любой неразберихи.
Что же такое шухер и как на нем можно стоять?
Ну, поскольку блог о евреях, неудивительно, что и это слово пришло от них – больно уж много в Одессе было налетчиков этой национальности. Идиш, язык центральноевропейских евреев, которые в силу сложных исторических обстоятельств оказались в России, произошел от смешения одного из средневековых немецких диалектов (евреи в древности жили на Рейне) с ивритом, а точнее, языком иудейских религиозных книг.
Шухер, по двум версиям, означало либо «черный», либо «сыщик». Впрочем, поскольку черными были мундиры дореволюционных служителей закона, то в любом случае оно означало полицейского. Первый вариант переводится непосредственно с древнееврейского, а второй пришел из немецкого языка. Впрочем, в восточноевропейском идише причудливо сплелись слова каждого из этих столь непохожих наречий.
Стоять, конечно, на шухере, если иметь ввиду исходное значение понятия, было невозможно. Но по мере освоения слова обычными славянскими уголовничками, эта форма стала вполне приемлемой.
Первое время это выражение применялось только выходцами из преступной среды, но уже в начале 20-о века ушло в массы – постарались многочисленные одесские писатели, некоторые из которых сами имели бурную молодость. В частности, оно было знакомо авторам книги «Двенадцать стульев, воспевающей раннюю советскую эпоху.
Илья Ильф, он же Иехиел-Лейб Арьевич Файнзильберг, был из интеллигентной еврейской семьи, и с воровским миром никаких отношений не имел. А вот Евгений Петров, простой русский человек, в юности недолго сидел в одесской каталажке. Вероятно, именно он и вложил в уста Остапа Бендера модное бандитское словечко. Книга написана в 1927-м, напоминаю.