ЧиТать стихи Николая Гумилева чрезвычайно интересно. Помимо того, что это великая поэзия, они еще удивительно многомерны. В каждом столько образов, ассоциаций, аллюзий...
Николай Степанович часто писал на исторические темы. Он вообще очень любил и прекрасно знал историю, причем, не только европейскую. Поэтому стихи у него часто с историческим подтекстом, намеками и тайнами, разгадывать которые очень увлекательно.
Есть у Гумилева прекрасное стихотворение "Анна Комнина", посвященное византийской царевне, старшей дочери императора Алексея I Комнина (годы правления 1081-1118), автору замечательного труда "Алексиада", посвященному правлению отца и отношениям с участниками Первого крестового похода
Тревожный обломок старинных потемок,
Дитя позабытых народом царей,
С мерцанием взора на зыби Босфора
Следит беззаботный полет кораблей.
Прекрасны и грубы влекущие губы
И странно-красивый изогнутый нос,
Но взоры унылы, как холод могилы,
И страшен разбросанный сумрак волос.
У ног ее рыцарь надменный, как птица,
Как серый орел пиренейских снегов.
Он отдал сраженья за стон наслажденья,
За женский, доступный для многих альков.
Напрасно гремели о нем менестрели,
Его отличали в боях короли —
Он смотрит, безмолвный, как знойные волны,
Дрожа, увлекают его корабли.
И долго он будет ласкать эти груди
И взором ловить ускользающий взор,
А утром, спокойный, красивый и стройный,
Он голову склонит под меткий топор.
И снова в апреле заплачут свирели,
Среди облаков закричат журавли,
И в сад кипарисов от западных мысов
За сладким позором придут корабли.
И снова царица замрет, как блудница,
Дразнящее тело свое обнажив.
Лишь будет печальней, дрожа в своей спальне:
В душе ее мертвый останется жив.
Так сердце Комнены не знает измены,
Но знает безумную жажду игры
И темные муки томительной скуки,
Сковавшей забытые смертью миры.
Оно написано, видимо, в конце марта - начале апреля 1908 года. Во всяком случае, в письме к Валерию Брюсову от 6 апреля 1908 Николай Степанович уже приводит полный текст и дает комментарий к нему.
Стихотворение чрезвычайно интересное. Для меня загадка, почему Гумилев не включил его ни в один прижизненный сборник.
А вот история его создания вполне понятна. В 1907 - начале 1908 года в Париже Николай Степанович много занимался в архивах и библиотеках, изучал документы и материалы по Средневековью. Именно к этому периоду относятся его первые попытки создания прозаических текстов, стилизованных под рыцарские новеллы ("Золотой рыцарь", "Дочери Каина").
Византию Гумилев очень любил, хорошо знал ее историю и культуру. Византия, как некий культурный камертон, часто встречается в его стихах и статьях.
Ничего удивительного, что такая фигура, как Аннна Комнина, его заинтересовала.
В постскриптуме-комментарии к стихотворению Гумилев пишет Брюсову:
«P.S. Несколько слов об Анне Комнене, о которой я написал стихотворение. Историки любят выставлять ее идеальной, но многие факты заставляют меня подозревать противное. Вспомните крестоносца Боемонта, помилованного разбойника etc. Думаю, я не исказил истины».
Вполне согласна с Николаем Степановичем, что идеальных людей нет.
Но вот о каких фактах он говорит - это загадка. О Боэмунде Антиохийском, как и о других предводителях Первого крестового похода, Анна Комнина пишет много. Но в большей степени достаточно жестко и предвзято. Никакого пиетета перед столь чуждыми во всем северными рыцарями у царевны нет. Тому же Боэмунду она не отказывает в уважении (хотя приводит факты (или домыслы), не делающие чести блестящему рыцарю), но представляет его честолюбивым гордецом, последовательным недоброжелателем Византии. В чем, кстати, не грешит против истины. Несмотря на принесенную многими вассальную клятву императору, отношения крестоносцев с Алексеем Комниным складывались весьма напряженно.
О каком разбойнике идет речь, тоже не очень понятно. Об Анне Комниной ходило много слухов. Что из них правда - кто ведает. К тому же, мы не знаем, какие именно документы и труды изучал Гумилев в парижских архивах.
Впрочем, не в этом главная загадка стихотворения.
Дело в том, что в письме Брюсову пятая строфа звучит иначе, нежели в варианте, который обычно печатают в сборниках:
И долго он будет ласкать эти груди
И взором ловить ускользающий взгляд,
А утром спокойный, красивый и стройный,
Он выпьет коварно предложенный яд.
Это уже интереснее.
Историк-медиевист Питер Франкопан в книге о Первом крестовом походе утверждает, будто прототипом этого рыцаря стал командир корпуса наемников в Эдессе Роберт Креспин. Он служил при при Исааке Комнине в 60-е годы XI века и вскоре после битвы при Манцикерте был предательски отравлен.
Битва при Манцикерте произошла 25-26 августа 1071 года и стала одним из самых плачевных поражений Византии. Не только потому, что император Роман Диоген попал в плен, а империя лишилась Армении, Каппадокии и всего востока Малой Азии, но и потому что пленение императора, скороспелое венчание на царство Михаила Дуки привели к очередному династическому кризису и смуте. Последовало несколько заговоров и попыток переворотов, в которых активное участие принимали иностранные наемники (те, кто не погиб на поле боя при Манцикерте, а это практически вся личная гвардия императора).
Роберт Креспин - личность действительно известная. Блестящий рыцарь, лидер наемников, весьма амбициозный и честолюбивый человек. Информация о его жизни и смерти есть в Patrologia Latina, том 150.
Интересно. По сюжету все согласуется, кроме одного: Анна Комнина родилась в 1083 году, когда Роберт был давно уже мертв.
Впрочем, если он прототип, то совпадение по времени не столь важно.
Интереснее понять, откуда в Византии в принципе взялся этот нормандец Креспин. Тем более, во Франции до сих пор есть три коммунны с таким названием.
То, что франкский (точнее все-таки нормандский) рыцарь оказался в наемной гвардии при дворе императора, как раз логично.
Тогда сословие milites в Европе только формировалось, еще не выработало системы своих ценностей, не стало закрытым, да и само слово milites означало как рыцарей, так и просто профессиональных воинов всякого сословия. Служить за деньги еще не было зазорно для воина благородного происхождения.
Да и само понятие благородного рождения в Нормандии, где долго не умирали традиции викингов - внецерковные браки, наложницы, мезальянсы, было еще более условным, нежели в Иль-де-Франс или в Аквитании.
Но все-таки интересно проверить родословную, потому что одно дело безземельный рыцарь или младший в роду, другое - владелец замка, глава семейства.
Да и почему именно в Византию? Шансы не слишком верные. О том, что "какая-то в державе Византийской гниль", в Западной Европе знали. Для нормандского рыцаря в 60-е годы XI века было много возможностей заработать имя и состояние во Франции на службе при деятельном Филиппе I или служа Вильгельму Бастарду (который в 1066 году станет Вильгельмом Завоевателем). К тому же это уже не наемничество, не служба чужому владыке за плату, а служение своему королю или герцогу согласно законам и обычаям предков.
Что-то тут не складывалось. Потому стала копать.
Согласно первой найденной на просторах сети родословной, рыцарь родился около 1040 года в департаменте Эр в Нормандии, был женат и оставил детей, которые продолжали жить в его родовом замке вместе с его братом.
По возрасту вполне подходит. Но... владелец замка, глава семейства - наемник в Византии?
Сына рыцаря звали Жильбер. Конечно, он вполне мог участвовать в Первом крестовом походе, хронисты перечисляют обычно самые славные и знатные фамилии, а рядовые рыцари не удостаиваются такой чести. Так что царевна могла встречаться с каким-то рыцарем по фамилии Креспин.
Стала копать дальше.
В писаниях Лафранка, архиепископа Кентерберийского, упоминается Криспин, но не Роберт, а Жильбер, причем, в качестве рыцаря на службе у Вильгельма Завоевателя. По тексту не очень понятно (или это я не разобрала средневековую латынь), наемник или вассал.
В дальнейшем эта фамилия упоминается еще несколько раз. Последнее упоминание – эпитафия некому сеньору Вильяму Криспину.
Стало совсем интересно, и я полезла искать по альтернативным источникам.
Первое, на что я наткнулась, был генеалогический семейный сайт «Семья KNIGHT из континентальной Европы в Англию / Ирландию, в Филадельфию (Пенсильвания)».
Там упоминаются три Гилберта Криспина – отец, сын и внук, причем, отец имел графский титул, а сын и внук уже баронский и, видимо, владели замком Данвиль, что в Нормандии на старой границе герцогства с Королевством франков. Его возводил, судя по датам, отец. А его отец, барон Анго Креспин, был, как я понимаю, первым представителем этой фамилии. Во всяком случае, генеалогическое древо упирается в этого аристократа, рожденного около 985 года.
В принципе, все это не противоречит истории нормандского наемника на службе Византии, отравленного вскоре после битвы при Манцикерте. Почему бы одному из детей этого первого Гилберта (а он родился около 1025, так что к 1060-м годам его дети были вполне взрослыми даже по нынешним меркам) не поступить на службу к императору в поисках славы и денег, там не прославиться и не найти смерть в результате дворцовой смуты?
Хотя… Почему в Византию, к черту на куличики, когда рядом столько возможностей – феодальные войны, завоевание Англии… Да и вообще не солидно как-то. Ведь не просто рыцарь, а владелец замка и земель, барон…
Следующим источником оказалась книга: «The History of the Norman people: Wace's Roman de Rou».
В ней упоминается уже некий Вильям Криспин.
Причем, просто упоминается, без каких-то пояснений.
Это сочинение никакого отношения к Первому крестовому походу и истории наемной варяжской гвардии византийских императоров не имеет точно. Оно посвящено истории покорения Англии Вильгельмом Завоевателем.
Из него следует одно: на службе нормандского Бастарда был некий рыцарь из рода Криспин. Имеет ли он хоть какое-то отношение к разыскиваемому Роберту – один Бог ведает.
Окончательно добила меня книга «Норманны в Европе», в которой тоже упоминается Роберт Креспин, на этот раз как участник крестового похода европейских рыцарей в Испанию в 1064 году…
Просто какие-то вездесущие Криспины – Англию воевали, Испанию воевали, в Византии служили, царевен обольщали, замки на границах назло сюзеренам строили…
Свет забрезжил, когда залезла в «Византийский временник».
В 65 томе в одной из статей за авторством М. А. Курышевой упоминается Креспин Фанкопул, которого она связывает с одним из лидеров наемников Робертов Креспиным (не утверждает, но высказывает предположение, что это одно и то же лицо).
А от этой ниточки можно отматывать другую историю – не Криспина из Нормандии, честно служившего своему герцогу, а представителя рода Креспинов из тех норманнов, что поселились на итальянской земле.
Он действительно участвовал в испанском крестовом походе 1064 года, затем служил в войсках Роберта Гвискара (1016-1085) и сражался против византийцев, потом, в 1068 году по каким-то причинам перешел на службу Византии, уже обладая огромным авторитетом, который, вскоре, укрепился настолько, что Роберт стал лидером наемников в империи. Видимо, именно из-за этого он и был отравлен по приказу Романа Диогена.
В. В. Прудников, автор статьи «Норманны и византийцы: социокультурные тенденции взаимодействия» прямо утверждает, что Роберт Креспин, перешедший на службу Византии, был крайне недоволен странной для него византийской «табелью о рангах». Ведь он полагал, что по своему положению и славе будет приближенным лицом императора, а поэтому сразу поднял мятеж. За что, полагаю, и поплатился.
Здесь, наконец, складывается стройная картина.
А то у меня никак не связывался норманнский рыцарь, семейный человек, владелец замка и земель, вассал на службе активного и успешного герцога, отвоевавшего себе во владение целое королевство – и вдруг наемник в варяжской гвардии императоров. Как-то совершенно нелогично.
А вот если это представитель рода итальянских норманнов (пусть даже ветви рода, который успешно закрепился на норманнской земле), тогда все очень даже складывается и логика не нарушается.
Фантастические карьеры и судьбы этих авантюристов, продававших свои мечи монархам по всей Европе и даже на Востоке ради богатства и славы известны всем.
И Роберт Креспин здесь не исключение, а как раз вполне обычный случай очень успешной карьеры предприимчивого и амбициозного воина, прерванной предательским убийством.
Но в любом случае Анна Комнина здесь все равно ни при чем.
Возможно, кто-то из крестоносцев или наемников, число которых только увеличилось во время и после Первого крестового похода, обжег сердце молодой царевны. Но это был точно не Роберт Креспин. Во всяком случае, не тот блестящий командир наемников, воин и поэт, о котором упоминают документы
Так что, Гумилёв, видимо, связал воедино две истории: судьбу настоящего Роберта Креспина и роман царевны с рыцарем с Запада.
Но если история рыцаря подтверждается документально, то о романе Анны Комниной есть только слухи и легенды.
Или Николай Степанович придумал романтическую часть истории. Ведь при всей любви точности, Гумилеву совсем не чужда была фантазия. Выдумал же он дочь Юстиниана Великого в «Отравленной тунике».
Кстати, сюжеты стихотворения и написанной через 10 лет пьесы весьма похожи. И даже образы царевен в чем-то близки. Правда, в трагедии за любовь поплатился жизнью киндский царь Имр.
Может быть, это стихотворение об одной византийской царевне стало первой искоркой замысла трагедии о другой?
Более позднюю редакцию стихотворения с вариантом про топор Николай Степанович отправил в газету "Речь", популярное периодическое издание Серебряного века. Стихотворение было напечатано в одном из номеров за 1908 год. Оттуда, собственно, и брали его текст для современных сборников.
Почему произошла замена яда на топор - кто же знает. Может, Гумилев сам понял, что яд слишком явно намекает на Роберта Креспина. А по времени связать их с Анной Комниной никак не получается. Это для дотошного Николая Степановича вполне могло стать достаточной причиной переделки. Видимо, он решил, что вариант с топором рыцаря как бы обезличивает. Правда, забыл убрать "пиренейского орла" - намек на Испанский крестовый поход. Но уже не столь явный. В конце концов, его можно отнести просто к поэтическим образам.
Вот такая любопытная история стихотворения и людей, в нем упомянутых