Продолжение темы, начатой здесь: Художник, Муза и Чума души -1 и здесь: Художник, Муза и Чума души -2 и здесь: Художник, Муза и Чума души - 3 Читая написанный А. Мильчаковым портрет жены художника, я удивлялась, как можно было создать образ с точностью "до наоборот". Для меня ОДэша была, можно сказать, эталоном...
Ольга Дмитриевна была из старинного рода Капшаниновых, отец - Дмитрий Дмитриевич и мама - Ольга Семёновна. Чем занимался в жизни отец ОД, я не знаю, но мама работала врачом-стоматологом. В сегодняшней загадочной реальности, когда зубных врачей приходится посещать постоянно, переустанавливая иные пломбы по несколько раз, меня искренне удивляет тот факт, что умерла Ольга Дмитриевна в семьдесят четыре года с теми пломбами, которые ей в детстве ставила мама. Видимо, дело не в современных стоматологических материалах, а в талантливых руках и опыте врача.
Жили Капшаниновы в огромной квартире на Пионерской улице в Санкт Петербурге. После революции её переделали в коммуналку, подселив две семьи. Изначальным хозяевам остались пара комнат: небольшая длинная, похожая на вагон поезда (в ней раньше жила прислуга, а после "подселения" - Ольга Семёновна; там же она принимала пациентов) и большой зал, украшенный внушительными лепными атлантами, поддерживающими свод высокого потолка. От счастливых времён дореволюционной жизни в архиве сохранилось несколько фотографий. На одной папа с дочерью, оба довольные, что есть друг у друга.
Жили Капшаниновы в огромной квартире на Пионерской улице в Санкт Петербурге. После революции её переделали в коммуналку, подселив две семьи. Изначальным хозяевам остались пара комнат: небольшая длинная, похожая на вагон поезда (в ней раньше жила прислуга, а после "подселения" - Ольга Семёновна; там же она принимала пациентов) и большой зал, украшенный внушительными лепными атлантами, поддерживающими свод высокого потолка. От счастливых времён дореволюционной жизни в архиве сохранилось несколько фотографий. На одной папа с дочерью, оба довольные, что есть друг у друга.
Брат Ольги Дмитрий так и прожил всю жизнь в этой старинной квартире, где родился 30 июля 1904 года. "Когда родился Дим Димыч, звонили колокола, - рассказывала мне ОД, - потому, что в этот же день родился наследник семьи Романовых Цесаревич Алексей. И моя мама любила говорить: "Колокола звонят потому, что у меня родился сын!"
Ольга и Дмитрий Дмитриевич Капшаниновы, примерно 1916-1917 г.
Когда Дмитрий женился, он привёз в "урезанное" семейное гнездо жену Майю. После войны долгое время жил в Китае, поднимая их судостроительную промышленность, за что получил высшую награду Китайской народной республики. В 1954 вернулся в СССР и до пенсии работал главным конструктором на Балтийском заводе. При этом имел настолько большой опыт и ясный ум, что после выхода на пенсию остался неофициальным консультантом, и к нему, восьмидесятилетнему, по сложным случаям ходила советоваться шестидесятилетняя "молодёжь".
Ольга Дмитриевна обладала удивительно мягким и интеллигентным характером. Из общения с ней и Дим Димычем я поняла, что такое аристократическое воспитание. Я не помню, чтобы она хоть раз в разговоре позволила себе показать негативные эмоции, на кого-нибудь повысила голос или дурно отозвалась. Она великолепно готовила, профессионально шила и вязала; прекрасно водила машину, тормозя так, что не проливалась вода из полного стакана, поставленного на капот (старая школа!); занималась горными лыжами и играла в большой теннис; а после смерти Алексея Кокорекина, когда осталась без средств к существованию, освоила профессию шрифтовика-плакатиста. В начале 80-х годов она разрешила моему отцу организовать у себя в квартире, в большой кухне, ювелирную мастерскую, и под его руководством начала осваивать ювелирное дело.
В каком году встретились ОД и Алексей, я точно не знаю, но, судя по всему, познакомил их большой теннис. Ольга Дмитриевна однажды упоминала о некоей романтической встрече на корте. В конце тридцатых годов прошлого века она выступала за Ленинградский клуб "Буревестник". В семейном архиве сохранился более ранний диплом от 1934 года, выданный ей за второе место в смешанных внутриклубных соревнованиях по теннису в Д.И.Т.Р.е имени тов. Молотова, где она играла с неким П. Майданским; а также вырезки из газет с её фотографиями.
Среди графических работ Алексея Кокорекина есть карикатуры на участников теннисных соревнований. Одна из них подписана "Коля Озеров, мастер спорта, чемпион и т.д" Судя по всему, шарж создан между 1941, когда Озеров стал мастером спорта, и 1947, когда получил звание заслуженного мастера спорта. И уж точно до 1950, когда он провёл свой первый репортаж о футбольном матче и стал спортивным комментатором.
На другом дружеском шарже подпись "Корбут Женя" - тоже фигура довольно известная: тренер, пионер отечественного тенниса.
Есть коллективный шарж на группу покалеченных игроков, датированный 1950 годом. Замыкает шествие Евгений Корбут, а возглавляет Ольга Капшанинова, несущая в руке своё пламенеющее заштопанное сердце. Называется работа "После матча".
Получается, что к этому времени любовь между художником и его Музой уже вовсю пылала, но он был женат, и Ольга Дмитриевна разбила этой любовью себе сердце. Она не догадывалась, что через пять лет её сокровенное желание исполнится.
Графических работ в архиве сохранилось не много. По воспоминаниям моей мамы и со слов Ольги Дмитриевны, пейзажной живописью Алексей Кокорекин серьёзно занялся после тридцати пяти лет, когда познакомился с ОД. Для художника начать осваивать новый жанр в таком возрасте - поздно и не характерно, но это очень похоже на правду. Обе сталинские премии Кокорекин получил за плакаты. Естественно, художественное образование предполагает занятия живописью. Но для того, чтобы всерьёз загореться пейзажами и перейти на холсты большого размера, состоявшемуся плакатисту было нужно вдохновение, выходящее за рамки состоявшейся карьеры. Например, встреча со своей Музой.
...........................
Чета Кокорекиных жила в Москве в небольшом деревянном "особнячке" недалеко от метро Аэропорт. В то время СХ выделял такие помещения заслуженным художникам под мастерские. В конце 60-х дом был ещё "жив", и пока мои родители ждали получения своей квартиры, ОДэша приютила молодую семью у себя. Потом особняк снесли, предоставив владелице квартиру в новом панельном доме по соседству. Январскую дезинфекцию 1960 года проводили в особняке, и после неё всё выглядело так, словно помещение полностью залили кипятком с химикатами верхние соседи. От некоторых картин остались только большие растрескавшиеся рамы.
К наследию мужа Ольга Дмитриевна относилась фанатически бережно, собирала и хранила любые его работы, даже наброски, сделанные на каких попало листках бумаги. После его смерти она окружила себя работами любимого художника, словно через них он мог продолжать с ней общаться. Иногда меняла их, вынимая из рам одни и вставляя другие. "Чтобы не наскучивали", - объясняла она.
В гостях у ОД я всегда любовалась большим пейзажем "Дорога на Коктебель" и другим полотном, написанным по быстрому эскизу "Гора пяти вершин".
К сожалению, судьба одной из этих картин прослеживается только до порога соседской квартиры, другой - до дома некоей "хорошей знакомой", присутствовавшей на поминках. До сих пор помню лицо Дим Димыча - как он сгорбившись сидел на стуле и растерянно смотрел на женщин, которые в конце поминального застолья деловито полезли снимать со стен пейзажи со словами: "А эту картину Ольга обещала мне!" Характер и воспитание Дим Димыча не позволяли ему начать выяснять подробности этих обещаний.
Я давно заметила, что смерть, как любой кризис, делит людей на две категории - тех, кто мгновенно начинает драться за наследство (хорошо подходит слово "падальщики"), и тех, кто понимает, что любые материальные вещи - это мишура, украшающая самую главную драгоценность - жизнь любимых людей. Мы судим по себе, и люди из первой категории не в состоянии понять людей из второй. Мотивации вторых для первых - загадка: "Щедрость и порядочность - а что это? Где это можно продать?" Возможно, поэтому молодой литератор А. Мильчаков придал героине своих произведений черты характера, понятные и близкие ему самому?
Среди сохранившихся работ Кокорекина много морских и горных видов Крыма и Абхазии. После женитьбы на Ольге Алексей купил в Колхиде небольшой домик на четыре комнаты, прямо на берегу Чёрного моря. Первая линия деревни - а вся деревня преимущественно и состояла из этой первой линии - находилась так близко к кромке воды, что осенью, во время штормов, пена волн затекала в сад. Можно было ходить купаться ночью - перейдёшь узкую грунтовую дорогу, на которой две машины с трудом разъедутся, и ты уже на пляже. В конце августа вода начинала "цвести" - светиться ярким голубым планктоном. Любой движущийся предмет сразу становился видимым, обретая искрящиеся очертания.
"Чтобы вода светилась, она должна быть чистой, а небо - звёздным и безлунным. Во время войны так обнаруживали вражеские подводные лодки - перископы становились заметными во время движения. Попробуй, брось в воду камень", - говорила мне ОД. Бросить камень меня долго просить не приходилось - булыжник летел в чёрноту воды, поднимая столб голубых брызг.
"А в начале сентября в начале девятого во-он там, над горизонтом, ненадолго поднимается Сириус. На пол часа примерно", - показывала она рукой в сторону светящегося огнями ночного Сухуми.
Перед сном я лежала на деревянной лавочке во дворе, чтобы было удобнее глазеть в небо, и считала падающие звёзды. Воздух обнимал душистой тёплой влагой, запахами флоксов и жимолости. С моря доносился шорох волн, в кустах дребезжали древесные лягушки и звенели цикады, а в траве шуршали ёжики. Мне хотелось дождаться двадцатой звезды, загадать двадцать желаний. Ждать приходилось минут пять - некоторые падали парами.
После смерти Алексея у Ольги Дмитриевны осталась только полдома - две комнаты, и половина участка. "Видишь те пальмы? - спрашивала меня она, показывая через забор на высокие мохнатые стволы, увенчанные лохматыми шапками, - их посадила я, когда мы приобрели этот дом. Это так они выросли с тех пор". Пальмы шелестели на ветру жёсткими листьями, им было всё равно.
Продолжение следует.
Свидетельство о публикации №220052300303