*****
- Но увлеченный погоней, забыл охотник старую легенду, загнал бедных медвежат на дерево и снял их оттуда двумя меткими выстрелами из винчестера, - голос старой Кэлены звучал глухо, усиливая тем самым производимый эффект, - а когда разделывал их тушки, тут же под деревом, на него вылетела разъяренная медведица, и одним ударом когтистой лапы снесла охотнику голову…
- А что за легенда, эбэ*?
- Каждый охотник может убить только тридцать восемь медведей. Если убьет тридцать девятого, то беда придет: сороковой медведь убьет его самого, а род его иссякнет через несколько поколений… А медвежат и вовсе грех убивать, они за себя постоять не могут. Эту историю я вам потом расскажу, спать пора, оленятки!
- Эбэ, расскажи сейчас! Расскажи**!
- Спать, спать! Завтра дел много!
Скоро дети угомонились, уснули. Только маленькие Сеня и Афоня лежали под теплым меховым одеялом и продолжали тихонько обсуждать услышанное от бабушки:
- Мне маленьких медвежат жалко. Зачем он маленьких убил? – Афоня даже всхлипнул, - Пусть убивал бы больших и злых!
- Но они вырастут и станут большими злыми медведями! – Сеня возмущенно сжал кулачки, и Афоня увидел, как в темноте блеснули от слез глаза двоюродного брата. – Нашего Ваньку медведь задрал, а ведь Ванька даже охотником не был, рыбу он ловил!
- Все равно нечестно, у охотника винчестер, а у медвежат ничего! Надо по-честному, со взрослыми, а маленьких мне жалко!
- Я буду охотником! И отомщу медведям за брата! – Сеня все-таки не удержался и заплакал, и Афоня обнял брата, утешая того:
- Только смотри, на тридцать восьмом остановись, я не хочу тебя терять!
- Да это сказки всё! Ванька ни одного медведя не убил, а все равно попался! Я специально убью их не меньше сорока!
*****
Афанасий сидел на крыльце своего дома. Сегодня утром он похоронил своего близкого друга и двоюродного брата Семена. Тот исполнил свое обещание, данное когда-то ночью маленьким горячим мальчиком. Он и правда стал охотником, бил лисиц, песцов, соболей, белок. Иногда оленеводы просили помочь, провести отстрел расплодившихся волков. Но всё это была работа. А страстью Семена была охота на медведей. Каждый год он обязательно заваливал хотя бы одного, а порой и двух. Афанасий с горькой усмешкой вспоминал слова брата перед смертью:
- Эх, Афонька! Я ведь уверен был, что это вздор, бабские сказки! «Сороковой медведь сам убьет тебя»! Сколько раз я передразнивал старую Кэлену! А когда шёл на сорокового, знаешь, в душе была какая-то тревога: а вдруг? Знатно он меня тогда помял, этот сороковой! Но когда я встал, а он остался лежать, меня такое чувство охватило! Я победил эту чёртову легенду! А потом… Сам знаешь, что было потом. Победил меня этот чёртов сороковой…
Семен умер от страшной, ранее неведомой болезни, разъевшей его изнутри. За несколько недель до смерти его возили в город, где совершенно случайно оказался один известный инфекционист, изучавший в тех краях инфекции. Он-то и поставил диагноз гниющему изнутри Семену: трихинеллез. И объяснил, что причиной является медвежье мясо… Действительно, чёртов сороковой!
*****
Афанасий, как и Семен, тоже стал кадровым охотником. Его охотничьи угодья раскинулись на огромной территории. Когда установилась Советская власть и были образованы совхозы, всех охотников приняли в штат, каждый месяц специальный уполномоченный ездил по району и собирал добытую пушнину, взамен привозя необходимые продукты, патроны, капканы.
Жизнь Афанасия текла своим чередом. Он рано женился на подруге детства Марии, в семье родилось шестеро детей, все здоровенькие, крепкие, работящие. Семья жила в деревне, где Афанасий поставил крепкий дом со всеми постройками и хозяйством, второй дом он установил у себя на участке.
Вслух он всегда посмеивался над старой легендой, соглашаясь с Семеном. Но где-то глубоко в душе его жило не то, что сомнение, а практически уверенность: не могла родиться легенда на пустом месте. Юкагиры*** - древний народ, проживший тяжелую жизнь в суровых условиях севера. И если есть такое поверье, то оно должно иметь под собой должное основание!
Счет Афанасия остановился на тридцати восьми. И если в молодости это была действительно охота, с поднятием медведя из берлоги или выслеживанием его на южной границе тундры, то с возрастом Афанасий убивал медведей только в случае острой необходимости, как правило, при нападении на оленье стадо или лошадиный табун. Хотел он этого или нет, но счет подошел практически к критической черте.
Далее жизнь Афанасия развернулась практически на 180 градусов: им было уже слегка за 40 лет, когда жена забеременела седьмым ребенком. Вместе с беременностью у нее открылся туберкулез, который тогда называли чахоткой, после родов она сгорела буквально за несколько дней. Похоронив Марию, он забрал новорожденного сына и уехал на свой участок. Остальных детей переселили в интернат, где они жили и учились, приезжая к отцу только на каникулы. Маленького сына, названного Игнатом, он выкармливал оленьим молоком, растил как умел, к пяти годам мальчик умел уже многое. Отец смастерил ему маленькие лыжи-снегоступы, разрешал ставить силки на зайцев и куропаток.
В тот день Игнат по обыкновению спустился к небольшой речушке недалеко от дома. Там отец соорудил маленькие сходенки, где мальчик мог ловить рыбу. Клев был отличный, даже на самодельную удочку попадались вполне приличные экземпляры. Увлекшись своим занятием, мальчик не заметил, как в воде показалась большая черная голова с маленькими злыми глазами. Опомнился он только когда отчаянно залаял Буран, повернул голову и увидел выходящего из воды огромного зверя. Афанасий по счастью был дома. Услышав неистовый лай Бурана, который подхватили две другие собаки, Лайка и Найда, он схватил ружье и выскочил из дома. Увидел страшную картину: его маленький сын оцепенел от ужаса, рядом надрываются собаки, а к ним ползком по траве приближается медведь! Он выстрелил, потом еще раз. Успел как раз в тот момент, когда медведь начал приподниматься для броска, потом в раненого зверя вцепились собаки… Только тогда Игнат пришел в себя и стал осторожно, пятясь назад мелкими шажками, отходить к дому.
Медведь был убит, рядом с ним лежал бездыханный Буран, которому зверь в агонии успел разодрать живот. Две другие собаки тоже были ранены, но их жизни ничего не угрожало. Афанасий постоял, прижав к себе сына, и как-то отрешенно произнес:
- Ну вот и тридцать девятый…
- Что? – маленький Игнат дернул отца за руку, - Пап, ты о чем?
- А… ничего, сынок, ничего…
*****
Через три месяца после описываемых событий, в конце августа 1944-го, уполномоченный из совхоза приехал за добытыми шкурками. В доме он застал одинокого маленького мальчика. На расспросы тот отвечал, что отец ушел давно, еще когда была полная луна. Обещал вернуться через день, но так и не пришел. Если верить словам Игната про полную луну, он прожил один в доме больше двух недель. По ночам его согревали Лайка и Найда, ели сухари, сухую вермишель, спасало умение мальчика ловить рыбу (ее он ел вместе с собаками в сыром виде).
Уполномоченный увез ребенка в деревню, где известил о случившемся власти и старших детей Афанасия. Они и организовали поиски, которые закончились довольно быстро: тело было обнаружено в паре километров от дома, рядом разлагалась огромная туша белого медведя.
«…а сороковой медведь убьет его самого, а род его иссякнет через несколько поколений…».
P.S. Из семи детей Афанасия только у двоих были свои дети, у Романа и Игната. Дети Романа погибли в раннем возрасте: дочка утонула, а сын Вася сгорел вместе с матерью. У Игната две дочери, я и моя сестренка Катя. По мужской линии род закончился.
