И досталась ему такая честь – попробовать нашу русскую кухню. Оо, я никогда не забуду его взгляд при виде холодца! Взгляд полный отчаяния и мольбы, вроде «Боже, я действительно должен это пробовать? Вот это.. это надо класть в рот?.. Это точно еда, ты уверена? Оно шатается на тарелке.. Ты точно ничего не перепутала? Может это подогреть?»
Но интерес и моя настойчивость победили.
– Да, надо класть в рот.
– Да, это еда.
– Да, я уверена.
– Да, говорю же, уверена, уверена, ешь давай.
Холодец лежал одиноко на тарелке и наблюдал за стадиями отрицания, гнева и отчаяния моего немца. И вот наступает она самая – стадия принятия. Он берет вилку трясущимися руками, будто собирается оперировать человека, не получив при этом предварительно медицинское образование, и тянется к нему. К тому самому. К нашему холодцу.
Холодец с легкостью отдаёт часть себя на дегустацию нашему подопытному. Ещё бы, времени от стадии отрицания до стадии принятия прошло столько, что он уже начал помирать/таять на тарелке, боясь не исполнить свою дегустационную миссию.
Но нет она состоялась. Чуть подтаявший куриный холодец отправляется прямо в оральное отверстие, прямо во вкусовой центр моего молодого человека. И молодой человек замирает. Мне кажется, что в тот момент замер не только он, а все вокруг. Птицы перестали петь, люди говорить, младенцы кричать и время остановилось. Он проглотил его. Проглотил быстро, а потом посмотрел на меня. Глубоким таким взглядом, серьезным, прям внутрь меня. Сказал «Вы, русские – ненормальные» и отодвинул тарелку. Пришлось быть ненормальной и доехать очень вкусный холодец самой.
Не понравилось, в общем, моему любимому наше традиционное блюдо. Позже он сказал, что холодец по виду напоминает ему консервы для маленьких собачек и ел он его в первый и последний раз. Съел бы ещё, если бы там не было желе от слова совсем и была бы только курица, но то, что это будет уже не холодец, он не признал.
Ну и ничего, у нас ещё селёдка под шубой имеется, посмотрим кто кого.