Спустя пять лет после завершения триптиха Living Trilogy Рой Андерссон с былым упорством продолжает выбивать свою кинематографическую скрижаль о человечестве вне времени. О новом фильме мастера «О бесконечности» — в рецензии Антона Чеклуева
Казалось, своеобразный отчёт о диагнозах, мучивших западную цивилизацию на стыке веков, был окончательно завершён. Каждый новый фильм трилогии выходил с промежутком в семь лет: «Песни со второго этажа» — в 2000-м, «Ты, живущий» — в 2007-м, «Голубь сидел на ветке, размышляя о бытии» — в 2014-м. Для тех, кто незнаком с Андерссоном: основная специфика кинематографа шведа — поэтическая сентенция сцен, каждая из которых являет собой эпизод разной длины и интенсивности. Каждый из них представляет как житейскую ситуацию, так и библейские метафоры. Основная сюжетная линия проходит через множество косвенных историй, насыщенных второстепенными персонажами.
Тот факт, что «Голубя…» не взяли на Каннский фестиваль с формулировкой «самоповтор», подчёркивал твёрдую авторскую позицию режиссёра, поставившего цель создать уникальный кинематографический документ о человеке, находящемся в надменной ловушке своего существования, с использованием сатиры как инструмента морали. Главные цели его полотен — образы Европы, эфемерные призраки, мучающие поколения, ловушки незакрытых коллективных гештальтов и сама личность — путник, не подозревающий о своей неважности. В Андерссоне трудно видеть исключительно художника кино. Пусть сравнения с Брейгелем, Босхом и, возможно, с Яном Стеном и Репиным набили оскомину, с приходом нового десятилетия режиссёр может в полной мере позволить себе точную работу с деталями и экспозицией сцен, добиваясь глубины живописи, на которую ненавязчивым слоем ложится актёрская игра. Ведь хорошим тоном является возможность рассмотреть все оттенки картины и представить, что скрывают фигуры на полотне. Устремлённый к абсолюту простоты взгляд даёт собственное понимание общества как результата многолетней живописи истории.
«Песни со второго этажа» были более тревожны из-за рефлексии тяжёлых для всего мира и Швеции 90-х годов. Автор не забывает подтрунивать над коллективным чувством стыда: роль призраков здесь играл нейтралитет Швеции во время Второй мировой войны, евгеника и сочувствие нацистам некоторых слоёв общества. На это также намекают эпизоды второго фильма «Ты, живущий» (стол со свастикой в богатом доме, изготовленный самим режиссёром), который в свою очередь констатировал незначительность многих аспектов первого фильма перед ущемляющей силой социального быта. Словно отталкиваясь от почвы, Андерссон двигался от частного к общему и в третьей части — в «Голубе...» — исследовал общеевропейское пространство вместо изображения локальных шведских изъянов в оболочке метафор (казнь на электрическом стуле за уничтожение частной собственности), инкорпорировал в современность считающиеся «стыдными» в отдельных европейских нациях поражение под Полтавой или эпоху колониализма.
Отталкиваясь и приземляясь с каждым фильмом на новый уровень бытия, режиссёр создавал коллекцию, выставку, выходя с которой зритель мог подумать о таких вещах, труднодоступных для линейного сценария, как вышеупомянутые коллективные страхи. С фильмом «О бесконечности» (2019) Андерссон, очевидно, отчалил от станции с бренным грузом кухонных разговоров к открытому космосу. Скромно присутствующий в фильмах трилогии сквозной сюжет окончательно испарился. Не стесняемый рамками своего века фильм не привязан к социальной сатире, а скорее является коллективной лирикой всего человечества.
Сквозь привычный ряд сцен проходит голос невидимой рассказчицы — то ли ангела вселенной, то ли матери, то ли просто женщины, цитирующей стиль Шахерезады, которая вне определённого места говорит о маленьких людях — священниках, военных, докторах, скучающих женщинах и пестрящих молодостью красавицах. Зритель идёт по краю осязаемого мира и вместе с рассказчицей наблюдает за общечеловеческими страстями, характерными для разных эпох и поколений, будто случайно оказавшихся в современности.
Парящие над уничтоженным городом влюблённые — погибшие под бомбёжками — ясные люди, далёкая смерть которых была призраком в первом фильме. Затем картина переносится в современную Швецию, где мир крайне возбуждённого человека рушится от встречи с успешным одноклассником. Перед объективом жадность, любовь к детям, мировой символизм, религия, общественное поругание, недоверие, эгоизм, страсть, которые подаются как трогательная часть сформированного миропорядка. Отдельные эпизоды будто иллюстрируют угасающие сумерки жизни, когда яркое ожидание глобального события впереди сменяется спокойным одиночеством. Мизансцены прошлых фильмов чаще были строго антропоцентричны; человек насмешливо поставлен во главу. Теперь предметы и детали с ним соперничают, а насыщенность кадра прогрессирует. Ревнивцы уравниваются с ожидающей покупателя дохлой натюрмортной рыбой на прилавке, а потерявший бога священник оказывается бессилен и вытесняется из композиции бокалом вина и Библией. В благодатной красоте этого порядка, среди многоуровневых комнат автор извлекает то, что, по его мнению, вводит в диссонанс гармонию, и выбирает то, над чем подтрунивать: старый добрый эгоизм от нереализованности.
В объективном бесконечном, где смешиваются племенные и генетические коды, доверчивая искренность молодости, субъектами становятся те, чьё внимание болезненно сфокусировано на себе, внутри ловушки времени и возраста. Эта неловкость усложняет историю и калибруется от катастрофических последствий (Вторая мировая) до банального бытового терроризма близких и окружающих. Оттого ещё смешнее увещевания жены одного из персонажей: супруга говорит о путешествиях героя как о достижениях, на что он презрительно огрызается.
Страница эпохи перевёрнута — всё стало таким доступным вместе с движениями по миру (как и голос рассказчицы, который проносится вне времени; рассмешите Бога, сказав о своих планах на весну 2020), что нечего ползать в своих призраках: теперь только ввысь, ребята. Это выход в пространство в атмосфере госпела: несмотря на то, что мы исследованы и изучены, путь всё равно только один — идти в гору, где звёзды водят свои хороводы вокруг того, что делает жизнь лучше.