Что происходит с благотворительностью в условиях пандемии нового вируса и как научиться любить, «Новому проспекту» в большом и очень личном интервью рассказала актриса, учредитель фонда «Подари жизнь» Дина Корзун.
Дина, как у вас вообще теперь выглядит жизнь в условиях пандемии коронавируса?
— Моя семья сейчас живёт в Швейцарии в горах. Мой муж Луи — гражданин Швейцарии. Мы познакомились 25 лет назад в 90-х годах. Мы были совсем молодыми: Я была выпускницей школы студии МХАТ театрального института, а Луи приехал в Москву с первым иностранным курсом, который пригласил Олег Павлович Табаков. С тех пор мы вместе: и вверх, и вниз. Наши семейные отношения прошли множество кризисов, но мы остались вместе. Поэтому вот этот кризис, настоящий, коронавирусный, который всех усадил по домам, заставляет всех выстраивать отношения. Кто не проработал какие-то вещи заранее, конечно, сейчас, в таких обстоятельствах, когда мы вынуждены постоянно быть рядом, испытывает трудности. Нас ведь заставили прорабатывать свои отношения с детьми, жёнами, мужьями, родителями. Это очень тяжело. Я очень сочувствую тем, кто столкнулся с трудностями. Но это нормально.
Вообще, в материальном мире никогда ничего не бывает идеально и постоянно: всё бесконечно меняется, всё бесконечно разрушается. Отношения, жизнь тела, материальные блага — всё постепенно трансформируется и разрушается. Когда я поняла, что кризис неизбежен, я вспомнила, что всегда можно поработать над своим отношением к работе, над собственным самосознанием. Кризис — это здоровая и важная вещь, когда отмирает старое, и мы выходим на новый уровень. Да, это болезненно. Ведь мы привыкли, чтобы всё было стабильно, а это неправильно, нельзя этого хотеть и желать. Это элементарно не соответствует базовым законам этого материального мира — всё видоизменяется. Чем дольше мы не поймём и не примем эту данность, тем дольше всё будет уходить, как песок сквозь пальцы, или как река, на берегу которой мы сидим и наблюдаем. А осознав это, мы быстрее сможем избавиться от боли. Бывает боль физическая, а бывает ментальная. Когда душа болит или ум воспалён, это очень больно. Трудно справиться с желанием всё контролировать: события, других людей… Ведь оглянитесь, нам важно продолжать работать так, чтобы дети не мешали. Но дети почему-то стоят на головах! Вот так мы и проходим в Швейцарии этот кризис коронавирусный.
Признаюсь, мне грех жаловаться. Я в своей жизни проходила много тяжелейших испытаний, которые меня привели к таким философским размышлениям. Мой опыт не умозрительный, а пережитой. В моём детстве мы с мамой мы жили в очень трудных обстоятельствах, но она никогда не унывала. Мы жили в коммуналке, там было семь семей. Мама меня воспитывала одна. Жили в очень стеснённых обстоятельствах. При этом мама никогда никому не завидовала, а только помогала всем. И я, глядя на неё, этому тоже научилась. Это и было залогом какого-то моего роста… Когда человек учится в любых условиях быть счастливым, а счастье — это невидимая категория, он учится быть независимым от внешних обстоятельств. Но мы живём и верим, что как только мне дадут новую работу, я сразу стану счастлив. Только выйду замуж, сразу станет хорошо. Нет. Это бесконечные уроки. Жизнь — это школа. Счастье — это что-то внутри. Баланс и гармония внутри возможны и в бедности. А это возможно только если есть внутренняя опора на духовные принципы. Если только на материальный мир опираться, то он нас обманет.
Но у вас же остались родственники в России. Сильно отличается их жизнь сегодня от вашей?
— Мой старший сын сидит сейчас один в Москве на карантине, моя мамочка — под Уфой в деревне. Я ей звонила много раз, умоляла уехать из города. Мы очень боялись тогда, что всех закроют. Нас же тут закрыли раньше, чем вас в России. Буквально две недели разницы. У меня было запланировано благотворительное мероприятие в Москве для фонда «Подари жизнь». Весь февраль я не смотрела новости, готовилась. Писали сценарии, репетировали. 5 марта в Третьяковской галерее мы его отыграли, и 6-го должны были улетать с Луи.
В аэропорту Домодедово уже было полупусто. Давно такого не видела. Там всегда был муравьиный рой из пассажирского народа. А теперь кто-то в масках… Мы ещё посмеивались, не принимали всерьёз, удивлялись, спрашивали сотрудников аэропорта. Нам рассказали уже тогда, что сделали отдельные терминалы для разгрузки самолётов из Азии.
Если в тот момент вы ещё не осознавали рисков и масштабов происходящего, то как быстро вы поняли, что всё серьёзно?
— Именно в этот день начало приходить осознание. Я вышла из своего иллюзорного внутреннего творческого мира, огляделась по сторонам. Гора с плеч — мероприятие мы сделали. Это было для сбора денег для детей, больных раком. 6 марта я осталась дома и начала разбирать почту, читать смс от друзей. Со всех сторон я слышала об этом. А у меня очень много русскоязычных знакомых по всей Европе. Люди били в набат, говорили: сидите дома, это реально очень опасно. Особенно из Италии… Они сразу говорили, что люди не понимают угрозы. Итальянская трагедия случилась из-за того, что люди продолжали ходить по улицам, сидеть в кафе и ресторанах, обниматься. Разнесли этот вирус очень широко…
Как это сейчас выглядит в Швейцарии?
— 6 марта я села и начала отвечать на смс, на то, что пишут друзья. Все европейские друзья уже обсуждали эту тему. Я поняла по состоянию в Италии, что дело серьёзное. Мои дети в школу больше не пойдут — это была первая мысль. Это была пятница, я оставила их дома. Уже в понедельник наша школа объявила карантин, никто не пошёл в школу. Я правильно почувствовала, почитав, что происходит в Италии. Посмотрела видео обычных людей в Китае. Мне попались на глаза несколько фильмов, которые сделали местные режиссёры. Они снимали свои фильмы прямо на мобильные. Сами они были в масках и полной пластиковой защите. Они развозили лекарства, держа свой мобильный включённым. Это было очень внушительно. Разговоры с врачами, рассказы о том, как болеют родные и близкие. Одновременно с закрытием школ было объявлено, что всё останавливается. Будут открыты только аптеки и продуктовые магазины.
И я сразу первая надела маску. Ходила два раза в первую неделю в магазин. И от меня все шарахались, думая, что я раз я в маске, значит, я болею. Я ещё там самой осознанной оказалась! В основном же люди не понимали опасности. Буквально за неделю это стало ясно абсолютно каждому. Маски надели все. Все в перчатках. Вход в магазины по очереди, с расстоянием. И от меня уже не шарахались. А теперь я уже сняла маску. Я уже понимаю, что мы прошли пик заболевания. Я и перчатки не ношу. Но весь швейцарский народ ещё очень серьёзно и ответственно это носит.
Вообще, швейцарцы очень ответственные и очень послушные. Именно поэтому мы прошли пик заболеваемости. Мы здесь все уже вышли 11 мая в школы, открылись магазины и рестораны. До 100 человек. Так же соблюдаем дистанцию. Повсюду гели антибактериальные, раньше их не видел никто, теперь повсюду они есть, продаются в большом количестве. Италия от нас всего в двух часах. Очень много итальянцев уже в начале мая приехали сюда. Хлынули! Городок у нас горный. Тут все в основном катаются на лыжах. Вдруг оказалось, что в нашей полупустой деревне огромное количество итальянцев. Везде итальянская речь! И я даже сама на себе заметила вот это чувство, когда ты шепчешь, что-то вроде «кошмар, кругом итальянская речь». Они привезли нам вирус — я себя ловила на такой мысли, что я боюсь этих бедных итальянцев, у кого серьёзная эпидемия, и они приехали спрятаться к нам!
Понятная первая человеческая реакция.
— Конечно!
Как вы с ней работали потом?
— Вообще-то я считаю, что самое главное в жизни — духовная практика. У нас с мужем с 2000 года есть такая практика. Только она и делает человека человеком. Если у тебя нет внутренней опоры, то материальный мир тебя заставляет бояться, ненавидеть, завидовать, жадничать и так далее. Морально-этические нормы — да, они работают, но до поры до времени. По-настоящему в трудных обстоятельствах можно опираться только на какие-то очень незыблемые идеалы и внутренние ценности. Я быстро смогла оценить и увидеть мои мысли. Я умею наблюдать мои мысли, я умею наблюдать мои чувства. Цель практики — менять себя, а не мир вокруг. Всех вокруг невозможно поменять, проконтролировать. Я ужаснулась тому, как моя человеческая природа отзывается инстинктом. Конечно, я боюсь за свою семью, своих детей, но никакой ненависти я себе не позволила.
Границы были открыты?
— Сообщалось, что внутри Европы мы все закрылись. Но люди из Италии легко приезжают сюда, хотя во Франции жесточайший карантин. В Париже чуть ли не армия заставляет людей сидеть по домам. В Италии очень жестокий карантин. У меня подруга там в тяжёлых обстоятельствах. У неё ни денег, ни работы, уехать не может. Социальная служба опеки у неё отобрала ребёнка. Она там вынужденно сидит. Очень тяжёлая ситуация, но мы на связи. Я помогаю ей. И я знаю изнутри, как там. Она говорит, что действительно страшно наблюдать все эти бесконечные гробы. Все эти страшные истории по ТВ, кричащие мэры на людей. Один кричал, что готов в тюрьму бросать тех, кто пытается жить как раньше. Но итальянцы не швейцарцы. Непослушные… Поэтому там очень жестокий карантин. Катерина моя пыталась выйти хоть немного подышать на улицу, на солнце, а у неё не солнечная сторона, так полицейские её сразу загоняли обратно. Если выходишь с мобильным телефоном, сразу видят, кто и куда пошёл. Отслеживают. То же самое в других городах-миллионниках. Выгодно, что народ притих. Меньше уличных безрассудных действий. Но вся проблема жестокости и насилия перешла в квартиры. Это происходит, вероятно, за закрытыми дверьми…
Ссылка на полную версию интервью: https://newprospect.ru/rak-ne-uhodit-karantin-dina-korzun-o-plohom-i-horoshem-vnutri-pandemii
Читайте на эту тему:
«Происки шпионов» и «подрыв основ». Режиссёр Роман Качанов о фильме «ДМБ» и новой реальности
«Скучновато и предсказуемо». Артемий Троицкий о музыке коронавируса, политике и своём предвидении
