Начало
Предыдущая часть
Уважаемые читатели и подписчики! Совсем некстати, обстоятельства помешали мне своевременно окончить рассказ и выложить его на канале. Приношу извинения за то, что заставила вас ждать. Рассказ получается длинным, но и тема его, не позволяет "выкинуть слова из песни".
***
Темная комната, теплый плед и мягкий диван создавали атмосферу полного единения двух душ. Рома отпоил меня горячим чаем, поделился теплым свитером и шерстяными носками. Но грели меня совсем не они. В ту ночь, я узнала, почему Ромка, вернувшись с войны в 1996, решил учиться на психиатра. Узнала, как ему удалось не сойти с ума после пережитого. Как со страхами справились его родители. Теперь четко понимала, почему восхищаюсь этим парнем, а еще, осознала, что люблю его. Люблю, как человека, как какую-то часть меня самой. Мы не случайно сблизились. Все закономерно!
- Расскажи сейчас, что ты сказал матери? Почему она так спокойно ушла?
- Сказал правду! – спокойно ответил Рома.
- Ну какую? Скажи, я же должна знать, к чему готовиться завтра.
- Сказал, что знаю о ее отношении к собственным детям. Сообщил, что готов помочь в ее проблеме. Но, самое главное, что ты теперь под моей защитой и, если что-то случится, ты сразу же расскажешь мне. А я сообщу куда надо, о ее особенностях.
- И что, мама даже не попыталась заткнуть тебя за пояс? Проявить свой властный характер? – удивленно спросила я.
- Катерина, поверь, у твоей матери большие проблемы. Свой властный, как ты говоришь, характер, она проявляет только с вами, потому что вы не можете дать отпор. Вот сейчас ее повысили на работе, и приходится проявлять власть и там, потому и дома стало спокойней. За исключением сегодняшнего случая, конечно. Заткнуть меня за пояс она и не пыталась, потому что поняла, что правда на моей стороне. И ты на моей стороне. Тем более, ты проявила сегодня силу, показала, что теперь будешь защищаться. Поверь, ей сейчас очень страшно.
- Я так мечтаю уехать от нее, далеко.
- Давай уедем вместе. Окончишь школу и уедем. – Рома прижал меня крепче, и я снова почувствовала это. Его силу, надежность, спокойствие. Он решил быть со мной, и не отпускать. Оказывается именно этого я всегда и хотела, чтобы кто-то понял меня всю, позаботился и защитил.
- Я согласна. Я хочу!
***
Мать уже ушла на работу и забрала Костика с собой. Он ходил в летний лагерь. Впервые за последние два года, она сама отвела утром сына. На плите стояла рисовая молочная каша, еще теплая. На кухонном столе лежал криво оторванный лист из блокнота. Записка:
«Дочка, на плите каша, твоя любимая – покушай! На столе два сырника, оставили с Костиком специально для тебя».
Я уселась на стул, сложила ладони вместе и прижала их к губам. В последний раз такую заботу от матери я видела… Когда же я ее видела? Кажется никогда! Пытаясь почувствовать хоть какое-то тепло, от такой неожиданной заботы, проснувшейся в вечно свирепой матери, я подошла к плите и сняла крышку с кастрюли. Сладкий молочный запах наполнил кухню и зазывал насладиться вкусом любимой каши. Которую, кстати, последние лет семь, я варила себе сама. Затем, сняла верхнюю тарелку, прикрывающую сырники и присмотрелась. Может, сейчас откуда-то выползет чувство благодарности маме, которая потратила утреннее время на заботу о детях в кои-то веки? Нет, не выползло. Даже не попыталось. Я ждала, ждала, ждала и ничего. Абсолютный ноль. Сердце мое не то, что не оттаяло, оно замерзло еще сильнее. Это ведь не истинная материнская любовь, забота, нежность. Это был ее страх. В кастрюле с кашей, в тарелке с сырниками, в записке со словом «дочка», которое почти никогда не звучало в мой адрес. Все это страх поражения, страх рассекреченных поступков. Если все узнают, какая она на самом деле, ее хватит удар.
Кашу я выбросила и сварила новую. Сырники просто убрала в холодильник. Совсем не хотелось притрагиваться хоть к чему-то, что произведено на свет страхом женщины, ненавидящей собственных детей. Это все ненастоящее. Припудренная грязь.
Лишь только я поднесла ложку горячей каши ко рту, как зазвонил телефон. Сердце сжалось, потому что чувствовало – звонит мать. Не желая слышать ее голос и портить аппетит, я не сдвинулась с места и продолжила утреннюю трапезу. Примерно через двадцать минут, снова раздался звонок, на который я уже ответила.
- Да!
- Доченька, привет! Как ты там? Выспалась? – нежный, наигранно нежный голос. Я не верю этой женщине, и прислуживать ей больше не собираюсь. Как и отчитываться в каждом шаге.
- Выспалась!
- Хорошо, хорошо, что выспалась. Там кашку поела? Сырнички оставляла еще. Вкусные?
- Да, вкусные.
- Чем заниматься будешь сегодня?
- Книжку читать.
- А чего дома то сидеть? Сходи, погуляй! Погода, какая чудная!
- Схожу. Погуляю.
- Дочь, я еще хочу сказать. Сегодня в ночь снова, вы меня не ждите. И, на трельяже в шкатулке денежка лежит, ты возьми, купи вам с Костиком чего-нибудь вкусного, хорошо?
- Куплю.
- Ну, все, доченька, отдыхай. У тебя каникулы. Буду завтра утром! Целую!
Положив трубку, я в голос засмеялась, да так, что в серванте хрусталь задрожал. Кто была эта женщина на том конце? Она думает, что своими единичными подачками, в виде завтрака и денег на что-то вкусненькое, сотрет из нашей памяти все свои злодеяния? А может, она считает, что стала другим человеком и больше никогда не сорвется, не обидит собственных детей?
Но больше всего меня веселила не она, а я сама. Мне больше не было дико страшно и обидно. Вот еще вчера, когда она налетела на меня с этой несчастной записной книгой – страх был. Даже, когда я оттолкнула ее и проявила дерзость, он присутствовал. А теперь совсем пропал. Окончательно. Так хотелось на радостях позвонить Роме, но он на работе. Завтра, наконец, приезжает Юлька со своим ненаглядным. Надеюсь, уделит мне время.
Благополучно завалившись на диван с Записками о Шерлоке Холмсе, увесистой и содержательной книгой, я удалилась в истории мира Конан Дойля. Спустя несколько страниц, я почувствовала, как Шерлок Холмс просыпается во мне. Мать, слишком уж часто стала оставаться в ночные смены. Еще до повышения. Точно ли она на работе? Вечером, после пересменки, я позвоню ей на работу и узнаю.