Константин Семин – ведущий «Агитпропа» на Ютубе и по совместительству лидер группы «Джанни Родари». Журнал «Артист» поговорил с Константином о поэзии, революции, деградации, протесте и новом альбоме.
Начну, пожалуй, с очевидного и банального вопроса, который вам наверняка не раз задавали: «Почему “Джанни Родари”?»
– Потому что мы относимся к поколению, которое воспитано на книжках про Чиполлино. И чем чаще мы сталкиваемся с сюжетами из тех книг, тем чаще вспоминаем про Джанни Родари. Мы подумали, что пафоса в нашей жизни достаточно, почему бы не попытаться посмотреть на многие беды и трудности с иронией?
«Чиполлино» по-прежнему ставят во многих театрах России, и без казусов не обходится. Так, однажды был поставлен спектакль, где режиссер побоялась «всяких революций», и герои не устраивали ту самую революцию, а подали прошение принцу Лимону. Вот как вы считаете, в реальности возможны ли перемены без революций?
– Вопрос, о каких переменах идет речь. Если имеются в виду перемены радикальные, то они нигде в мире не происходят «полюбовно». Люди, получившие контроль над властью и собственностью, ни за что с этой собственностью подобру-поздорову не расстанутся. И все же это не означает, что перемены обязательно случатся завтра. Ведь они не происходят по щучьему велению или по желанию какой-то музыкальной группы, которая что-то прокричит и куда-нибудь позовет народ. Вот когда абсолютное большинство людей поймет, что так больше нельзя, тогда начнутся перемены. А для того, чтобы они побыстрее осознали это, иногда оказываются полезными и такие жанры, как наш.
Вернусь к музыке. Скоро у вас выходит новый альбом. Расскажите, что это за пластинка, о чем она?
– Это чуть более современное звучание, чем наш первый релиз. Мы постарались его немного утяжелить и разнообразить. Мы не совсем согласны с тем, как сегодняшние музыканты массово встраиваются в тренды и полностью переходят на электронику, отказываясь от живых гитар в угоду синтезаторам. В этом смысле мы немного консервативны и стараемся соответствовать нашим давним идеалам и пристрастиям, ориентироваться на большие имена в рок-музыке и альтернативной музыке. Я думаю, новый альбом понравится тем, кто любит более тяжелое звучание, кто ищет в лирике и музыке больше социального содержания, чем каких-то поэтических абстракций. Там будет песня о войне на Донбассе, песни на социально-экономические темы, о девяностых, песни о сегодняшних событиях. В целом мы продолжаем развивать ту линию, которую взяли в первом альбоме, но чуть меньше смеха, чуть больше серьезности в этот раз.
Кто ваши типичные слушатели? Каких людей вы видите на своих концертах?
Вы знаете, у нас очень интересная аудитория, мы ее любим и уважаем. Она преимущественно состоит из людей, твердо стоящих на ногах, в возрастном диапазоне от 22 до 35–40 лет. Это люди, которые уже прошли этап безмятежной юности, и в какой-то момент задумались, что будет происходить с ними и со страной. Очень разные люди, но, как правило, серьезные, сознательные, образованные и даже успевшие создать семьи. Впрочем, это не значит, что мы готовы остановиться на достигнутом. Нам хотелось бы обратиться к тем, кто еще только вступает в жизнь, к тем, кому, мы, возможно, кажемся слишком старыми, серьезными, занудными. Нам бы хотелось достучаться до молодых людей. За ними будущее.
Я как раз хотела задать вопрос о молодежи. Почему вы выбрали именно такой стиль музыки, ведь есть мнение, что рок сейчас не слишком популярен?
– Мы исходим из принципа, что история в целом и история музыки в частности развиваются по спирали. Жанры – всего лишь форма, главное ведь содержание: что ты хочешь сказать. Я уверен: новый виток неизбежен. Люди не смогут бесконечно слушать бит драм-машины или речитатив без какой-то гармонии, без аранжировок, приятных уху. По-моему, сегодня в целом вся наша музыкальная индустрия дрейфует прочь от мелодизма, прочь от аранжировки, прочь от лишних инструментов и мелодики (понятно, что тут мы ориентируемся на Запад), в сторону максимального упрощения. Это модно, это круто, такого еще не было, но человечество этим наестся, в чем я абсолютно убежден. Когда-нибудь устаревшие жанры будут переосмыслены и вновь заявят о себе. Мы ожидаем эту волну, и, думаю, когда она придет, постараемся не упустить момент.
Вы говорите, что в большинстве своем мы слушаем не Цоя и Осборна, а себя, слушающих Цоя и Осборна. Как, по-вашему, исходя из музыкальных предпочтений человека можно сложить объективное мнение о нем?
– Я думаю, это очень трудно. Хотя люди сегодня и сбиваются в условные общности по интересам: «КИНОманы», любители Монеточки или поклонники Noize MC. Мне кажется, любая музыка – это всего лишь разновидность пропаганды. Она несет в себе иногда завуалированный, трудновычисляемый смысловой заряд, который аудитория все равно считывает. В девяностые, когда Линда пела: «Мало-мало огня» или «Мама-марихуана», было непонятно, о чем это, но это совпадало с атмосферой в обществе. И сегодня посыл музыканта точно так же вычисляется. На уровне контекста или подтекста. Поэтому, я думаю, что параметры аудитории надо искать не в музыке, а в обыкновенной жизни: что у людей на уме? Вот сейчас есть колоссальный запрос на выражение недовольства и протеста. Дело не в таланте группы «Порнофильмы», хотя, безусловно, нельзя отрицать его наличие, а в том, что среди молодежи существует такой запрос. Если ты слушаешь «Порнофильмы», это же совершенно не означает, что ты поклонник Навального. Но это означает, что тебя многое не устраивает в происходящем. Так что сложно привязать мировоззрение человека к его музыкальной полке. Я думаю, это двусторонний процесс: с одной стороны, мы подбираем музыку под свои чувства, а с другой стороны, если ничего внутри не тревожит, то любая музыка ничего значить не будет.
В недавнем стриме вы говорили о деградации музыкального вкуса. По-вашему, в этом виноваты музыканты или слушатели?
– Это взаимное влияние. Чем примитивнее вкус массовой аудитории, тем настырнее музыканты будут стараться этот примитивный запрос удовлетворить. Сегодня даже музыканты с большим творческим потенциалом стараются писать примитивно просто для того, чтобы это продавалось. А вот вопрос, почему вкус становится примитивным, сложнее. С одной стороны, падает уровень образования и культуры, не только музыкальной. Мы росли в стране, где музыкальное образование было доступным и массовым и у людей к окончанию школы формировалось зрелое представление о музыке и гармонии. Пришло другое время. Например, все теперь хотят заниматься вокалом, но не потому, что вдруг полюбили пение, а потом что это сулит деньги. Все хотят прославиться, многие готовы за это платить. Преподаватели, которые учат вокалу, более-менее существуют. А вот кому сегодня нужны фортепиано или альт? И соответственно, то, что не продается, потихонечку отмирает. С другой стороны, изменились технологии создания музыки. Снизился порог доступа, упростился интерфейс. Теперь каждая собака может писать музыку (смеется). Раньше нужно было обладать и слухом, и голосом, чтобы записаться с одного дубля, а теперь все можно оттюнить и, даже, если музыкальная идея изначально дурацкая и примитивная, можно наворотить такую аранжировку вокруг нее, что хит будет продаваться. Это не говорит о том, что настали какие-то ужасные времена. Просто с усложнением экономических отношений, наступлением глобализации, приходом новых технологий возникла другая среда, другие задачи, другие вызовы. Однако творческий человек в любой обстановке найдет себе применение. Я абсолютно не тревожусь за музыку и уверен, что ничего с ней не случится.
Как вы думаете, залог успеха музыканта в таланте или образовании?
– Сложно сказать. Вы знаете, у нас некоторое время назад был распространен подход, что образование вообще не требуется. Особенно любили себя в таланты записывать представители русского рока: «Я талант, я так вижу! И если я что-нибудь делаю не так, то это просто таковы грани моего таланта, которые вы не в состоянии понять». К счастью, сейчас представления поменялись и планка входа на музыкальный рынок сильно повысилась. Новые музыканты серьезно занимаются вокалом и своим исполнительским мастерством. Они поняли, что это ремесло, которое требует профессионализма. Если ты хочешь выражать свои идеи с помощью музыки, то ты должен овладеть этим языком в совершенстве. Впрочем, иногда такая сосредоточенность на технике душит талант, не оставляет для него пространства. Это другая крайность.
На недавнем же стриме вы говорили, что не считаете лидеров «ДДТ», «ГрОба» поэтами, но при этом признаете их талант в сравнении с нынешними исполнителями. Неужели, по вашему мнению, поэтом в музыкальной индустрии сейчас нельзя назвать вообще никого?
– Может быть, я выразился слишком категорично. Я вообще не хотел, чтобы меня поняли так, будто наступили совсем мрачные времена, а настоящее творчество и полет мысли остались в прошлом. Есть немало примеров среди сегодняшних рэперов, рокеров, музыкантов, которые говорят об обратном. Поэты тоже не перевелись, но на конвейере массовой культуры они не нужны. Их талант не продается и никому не нужен. Даже если говорить о тех, кто раскручен... Бывают исключения, конечно. Слушайте, я вот очень долго относился скептически к тому, что делает Noize MC, но вынужден признать: в таланте этому человеку не откажешь, каких бы взглядов он ни придерживался. Таких примеров немало. Никто не будет оспаривать умение петь Земфиры или чувство юмора того же Шнура. Вот только можно ли всех, кто талантлив, записать в поэты, возносить на пьедестал? Тут, пожалуй, есть о чем поспорить.
Как раз хотела спросить, если предположить, что музыкант пишет достойную музыку и стихи, но имеет отличную от вашей жизненную, политическую позицию, может ли он понравится вам?
– Я как раз называю Нойза и отвечаю утвердительно на этот вопрос.
Вы готовы будете делить с ним сцену, например?
– Это очень преждевременный вопрос для нас. Нам еще рано с исполнителями такой величины что-то делить. Хотя за рамками музыкального процесса я делю всё и со всеми. Выступаю перед аудиторией, которая настроена ко мне совсем не дружественно. Я считаю, что нужно разговаривать абсолютно со всеми: это могут быть либералы, махровые националисты, религиозные мракобесы, сектанты какие-нибудь. Это, в первую очередь, люди, а человека всегда можно попробовать переубедить. И возможно, мой неизвестный оппонент будет мне намного ближе после концерта, чем до.
Влияет ли личность музыканта на ваше отношение к его творчеству?
– В основном те, кого я слушаю, – люди приличные (смеется). Можно ли отделить человека от того, что он творит? Наверное, да. Творец не обязан быть хорошим семьянином. Есть люди, которым мы многое готовы простить, потому что они талантливы. Например, один из моих любимых исполнителей, вокалист группы Soundgarden, Крис Корнелл три года назад решил уйти из жизни. Как к этому относиться? Можно только сожалеть, но его творчество не смешивается с этим.
Вы говорили о нехватке реализма в искусстве? Не считаете ли вы, что владеющие словом, метафорами и эпитетами авторы тоже нужны и важны. Слушателям иногда полезно подумать.
– Не поймите меня неправильно, я совершенно не хочу запрещать поэзию Серебряного века. Я за разную литературу, поэзию, музыку. Но мне кажется, что в музыкальном мире сегодня катастрофически нарушена пропорция. Для реальности, которая касается каждого из нас, в творчестве не осталось места. Творчество перестало отражать действительность, оно, как когда-то религия, становится опиумом для народа — средством отвлечения от действительности. Это неправильно. Сейчас, когда настает экономический кризис, запрос на грубую правду жизни станет невозможно игнорировать.
Как вы думаете, рок-музыка обязательно должна нести какой-то протест?
– Нет, рок-музыка не обязана звать на баррикады, но поскольку мир сейчас выглядит так, что без баррикад не обойтись, если рок-музыка решит игнорировать это, она перестанет быть рок-музыкой. В 1960–1970-е музыка работала как анестезия. Показывала людям выход за пределы гнетущей реальности, где были Вьетнам, цены на нефть, кризис в Персидском заливе, безработица и наркомания. Но сегодня так не получится. Конечно, многие возражают. Многие считают музыку единственной отдушиной, способом пережить тяжелую годину. Но по-моему, рок-музыка – это выздоровление и прозрение через боль, ярость и протест, а не уход в красивые иллюзии.
А если музыка будет протестной и агрессивной, не вызовет ли она у своих слушателей агрессию, которую они направят не в то русло?
– Нужно не столько распространять ярость, сколько призывать «к разумному, доброму и вечному»; объяснить, что бессмысленный бунт ничего не изменит. Нужно знать, против чего ты протестуешь и что хочешь предложить взамен. Дело в том, что, даже если мы не будем к этому призывать, общественный запрос на выражение протеста все равно никуда не денется. Будет та же ярость. Будет та же ненависть. Но придут другие люди, которые воспользуются этим, и будут направлять эту энергию в самое деструктивное и разрушительное русло. Когда я говорю о других, я имею в виду наших оппонентов справа. Можно молча наблюдать, как они расширяют свою аудиторию, либо пытаться создавать противовес, говорить, что мы многим недовольны, но хотели бы строить общество, основанное на гуманизме, равенстве и честности. За нашей яростью скрываются мирные вещи, как бы это претенциозно ни звучало.
Если говорить об искусстве в целом, считаете ли вы искусством граффити или акционизм? Например, Петра Павленского, который даже был признан самым влиятельным российским художником по версии одного из журналов.
– Я думаю, что универсального правила нет. Мне не нравится прибивание тела к брусчатке, на меня это не действует, я к этому равнодушен. Я только лишь представляю себя на его месте, уж простите за подробность. Что же касается граффити, то я вижу в этом надругательство над чужим трудом. Кто-то красил эту стену и кто-то придет завтра, чтобы привести ее в порядок. Мне кажется, что есть тысяча способов протестовать и выразить себя по-другому, не основывая свое творчество на унижении труда другого человека. Я знаю, что среди специалистов по граффити есть много замечательных художников, но когда все вдруг приспускают штаны и хватаются за баллончики с краской, то для меня это — симптом нравственной деградации и уничижительного отношения к труду.
Спасибо вам за интересную беседу. Желаю вам успехов в творчестве, агитации и пропаганде. Возможно, вам есть что анонсировать, несмотря на ситуацию в мире?
Сейчас трудно что-то анонсировать, но мы бы хотели ближе к 12 июня обнародовать очередной сингл. Мы также рассчитываем увидеть наших слушателей осенью на концертах в Питере и Москве. Надеемся, что наш коллективный иммунитет справится с болезнью, и мы сможем выступать на сцене вновь.
Понравилась статья? Подписывайся на нас, ставь лайк и оставляй коммент. Нас это мотивирует! Подписывайся на нас в Телеграме – там тебя ждет много интересного.
Екатерина Киселева