Славная это игра — "дочки-матери". Катишь себе важно колясочку со спеленутой куколкой или мишкой, раскланиваешься с другой такой же мамочкой, заглядываешь ей в колясочку и судачишь о детках. Потом заворачиваешь в магазин, чтобы купить листьев подорожника и головок клевера на суп, расплачиваешься листочками рябинки и вздыхаешь (мама в магазине делала именно так!). Потом катишь коляску с покупками к дому. Если удается уговорить какого-нибудь мальчика поиграть вместе, получается полноценная семья: папа, мама и ребенок. Даже если ребенок — плюшевая собачка.
В принципе, я так прикинула соотношение: в детстве мальчики с большей готовностью соглашались на роль папы, чем в зрелом возрасте. Ну ладно, это стороннее замечание. Если мальчик не соглашался на папу, то чаще всего становился детским доктором. Главное, чтобы не хирургом. Под эту тему ногу кукле оторвать всегда рады, вечные экспериментаторы!..
Дома куколка спала в кроватке, заботливо укрытая одеялом, а если даже и не в кроватке, а под столом — тоже нормально. Главное, где положишь — там возьмешь. То ли дело с настоящими детьми…
И вот игры давно закончились. Я теперь одновременно мама и дочка, и даже не могу сказать, какая из этих ролей дается мне сложнее.
Дочка из меня получилась, наверное, не ахти какая. Вечно я маму разочаровывала. Первый раз — когда родилась девочкой. По крайней мере, так гласит семейная легенда. Ну, мужчины хотят сына понятно почему: продолжение рода, фамилии, дела жизни и все такое. А женщины? Они же не мечтают, как будут вместе с подрастающим сыном играть в футбол или ходить на рыбалку. Или там передавать секреты плетения на коклюшках.
Расхожее мнение такое, что дочери больше любят отцов, а сыновья обожают матерей, видят в них идеальных женщин. Наверное, моя мама мечтала о еще одном обожателе... Хотя ее и так все обожают. Она, что называется, любит делать добро. Сейчас уже не так рьяно, все же возраст, но в юности мчалась по первому зову к любому зовущему. Помню, отец пытался остановить ее, когда мама улетала, взяв на работе драгоценные отгулы, в Омск к подруге. У той намечался крах в семейной жизни: муж уходил к другой. Мамин собственный муж на время ее отъезда должен был остаться с болеющим ангиной ребенком (мной).
— Гоша! — гневно говорила мама, запихивая в сумку свитера и косметички, — Как ты можешь? У Нины ТАКАЯ беда! Нельзя же быть эгоистом и думать только о себе и своем удобстве! Пойми, я не могу поступить иначе!
Ну и правда. Останься бы мама со мной, и что? Где подвиг? Мать и должна ухаживать за больным ребенком. Это естественно. А когда мать бросает своего ребенка ради спасения чужой личной жизни — это верхняя степень самоотверженности. "Золотое сердце у Риммы Сергеевны!" — так говорят про нее окружающие.
В школе я продолжала разочаровывать свою маму. Школьными познаниями не обескураживала — ничего выдающегося, да и на школьных вечеринках не блистала. Так, самая обычная девочка. Может быть, из-за этого я постоянно чувствовала себя виноватой? Даже в том, что родители ссорились (а это происходило все чаще), как мне казалось — только из-за меня…
Когда маме было чуть за сорок, а мне оставалось чуть до двадцати, мама взялась залечивать душевные раны одному своему коллеге, у которого "зарубили" диссертацию. Душевная рана ее подопечного не спешила затягиваться, душевное равновесие — восстанавливаться. И вот однажды на нашей кухне разыгралась очередная сцена по стандартному сценарию. Снова прозвучала крылатая фраза: "Гоша, пойми, я не могу иначе!" — И золотое сердце России переселилось жить в другую квартиру, чтобы удобнее было спасать человека.
Жить без матери нам было не в новинку. Она всегда внезапно появлялась, чтобы также внезапно исчезать из нашей жизни: то "избы горели", то "коня на скаку" останавливала. Быт холостяцкий нас не угнетал, скорее, радовал. Исчез сумбур, лишний пафос, необходимость соответствовать высоким идеалам и все то же пресловутое чувство вины.
— Пап, — спросила я его недавно, — а почему ты маму не пытался удержать?
— Нелька, — изумился он моей недогадливости, — я затаился и боялся только одного: вдруг передумает? Знаешь, Римме бы в МЧС служить! Всегда есть место подвигу, всегда на виду, на передовой... и вдали от домашнего хозяйства. Золотое сердце России — что ты!.. У нас масштаб не тот, конечно.
Мама до сих пор живет с Севой. Тот так и не защитился. Страшно ропщет, в отличие от нас с папой, когда мама устремляется на очередное доброе дело.
— Римма, — брюзжит он, — вот ты уезжаешь искать подарок для внуков какой-то Зои, которые живут в Америке. Пусть Зоя ищет сама! В конце концов, это ее внуки. А мне нужна каша для желудка и распаренная курага для сердца. Мне скучно одному. Ты мне жена или нет?
Бедный Сева! Когда это маму останавливали доводы, тем более такие смехотворные, как распаренная курага?
С возрастом я вывела для себя такую формулу: легче любить все человечество в целом, чем отдельного человека в частности. Можно в любой момент переключиться еще на что-то, и вообще, такая любовь не подразумевает конкретики, она возвышает человека в собственных глазах. Это вид платонической и абстрактной любви, которая ничего не стоит ее обладателю! И точно также ясно для меня, что моя любовь исполнена конкретики.
Мой муж, мое продолжение, маму не очаровал. Возможно потому, что сам не был ею очарован. Кстати, это скорее исключение, чем правило. А мои сыновья разочаровали бабушку тем, что не родились девочками. Парадокс? Нет, просто к этому времени Римма Сергеевна мечтала передать свои украшения внучкам, тем самым переведя их из ранга заурядных в фамильные драгоценности. А драгоценности — это же почти сокровища, не правда ли?
Дети проще относятся к бабушкиным высоким планкам. Они позволяют себе вольности в обращении с бабушкой, которую по-своему любят. Их запанибратский разговор начинается так: "Привет, ба! Куда бежим — кого спасаем?" — и никогда не длится дольше пяти минут. Они успевают за это время исчерпать себя и заканчивают словами: "Ну ты, ба, сила ваще!". В их понимании, они друзья. То, что их не расспрашивают об успехах в учебе и не гнездят за тройки по алгебре — уже повод хорошо относиться к "родокам". Так называются предки.
Предок дедушка удостаивается другого общения. Это мужской мир, только их, куда меня не всегда пускают. Но мне и без того такое счастье видеть с каким удовольствием, перебивая друг друга, они спорят до пунцовых щек или обсуждают свои дела, смеются, а иногда и гоняются друг за другом. Серьезные беседы происходят за закрытыми дверями, и папа просто спасает меня, потому что педагог из меня никакой. Но в эти минуты я еще больше чувствую, что это настоящая семья. Это сила… Ваще…
Н-да, непростая это миссия — сочетать обязанности дочки и матери. А как еще познать эту жизнь?
Ирина Николаева
