Л.Н. Андреев поднимает проблему проявления сочувствия. Эта нравственная проблема жизненно важная. Ведь в жизни человек может посочувствовать, а может и остаться равнодушным. У некоторых способность сочувствовать, сопереживать начисто отсутствует. У других она проявляется, но не так часто.
Л. Андреев рассказывает случай, который произошел во время праздника Пасхи на городской улице. Городовой хотел забрать пьяного мужчину в участок. Но тот пошатнулся, упал, а потом начал выть. Оказывается, Гараська хотел похристосоваться, но разбил яичко. Узнав причину расстройства пьяницы, городовой удивился и начал понимать, что случилось что-то нехорошее. Так представитель власти обратил внимание на человека, которого он презирал.
Чтобы глубже раскрыть проблему, Л. Андреев подробно описывает нравственное «пробуждение» городового, реплики которого: «Экая оказия», «Тоже душа живая», - говорят о том, что он пожалел о случившемся и почувствовал, что Гараська как будто брат ему. Непросто было городовому разобраться в том, что происходило в душе. Не сразу городовой начал осуждать себя. "...чувство стыда и жалости... всё более угнетало его". Так представитель власти посочувствовал простому человеку, стал относиться к нему благожелательно.
Начало истории, которая произошла с Гараськой, разбившим пасхальный символ, и описание проснувшегося сочувственного отношения к нему городового связаны. Оба примера иллюстрируют проблему, которую автор ставит в тексте.
Автор показал такую ситуацию, когда человеку, оказавшемуся в подобном положении, необходимо было сочувствие. И один из представителей власти понял простого человека и посочувствовал ему. Это значит, что он не утратил способности сопереживать страданиям других, даже человеку из низших слоев.
Я согласна с автором в том, что разделять переживания людей может человек любого социального положения, любого возраста и в любое время. В книге В. Пикуля «Площадь павших бойцов» говорится о том, как во время бомбежки Сталинграда на один из заводов попала бомба, и стеной, которая еле-еле держалась, придавило ноги у девушки. Пока разбирали завалы, множество сталинградцев озабоченно следили за ее судьбой. В. Пикуль называет такое отношение к чужому горю давним и природным свойством русских людей, которое в годы войны жило в них повсеместно. Сопереживание и сочувствие «согревало людские души».
Итак, способность разделить с другим человеком его переживания, его беду – ценное качество человека. Всякий чуткий человек будет сочувствовать несчастью любого. Он не выбирает, кому сочувствовать. А от искреннего сочувствия недалеко и до конкретной заботы. Пусть люди сохраняют в себе способность жалеть других и проявляют сочувствие.
ТЕКСТ
На этот раз Гараське пришлось, видимо, преодолеть нелегкий путь. Отрепья, делавшие вид, что они серьезно прикрывают его тощее тело, были все в грязи, еще не успевшей засохнуть. Физиономия Гараськи, с большим отвислым красным носом, бесспорно служившим одной из причин его неустойчивости, покрытая жиденькой и неравномерно распределенной растительностью, хранила на себе вещественные знаки вещественных отношений к алкоголю и кулаку ближнего. На щеке у самого глаза виднелась царапина, видимо, недавнего происхождения. Гараське удалось наконец расстаться с столбом, когда он заметил величественно-безмолвную фигуру Баргамота. Гараська обрадовался.
- Наше вам? Баргамоту Баргамотычу!.. Как ваше драгоценное здоровье? – галантно он сделал ручкой, но, пошатнувшись, на всякий случай уперся спиной в столб.
- Куда идешь? - мрачно прогудел Баргамот.
- Наша дорога прямая...
- Воровать? А в часть хочешь? Сейчас, подлеца, отправлю.
- Не можете.
Гараська хотел сделать жест, выражающий удальство, но благоразумно удержался, плюнул и пошаркал на одном месте ногой, делая вид, что растирает плевок.
- А вот в участке поговоришь! Марш! – мощная длань Баргамота устремилась к засаленному вороту Гараськи, настолько засаленному и рваному, что Баргамот был, очевидно, уже не первым руководителем Гараськи на тернистом пути добродетели. Встряхнув слегка пьяницу и придав его телу надлежащее направление и некоторую устойчивость, Баргамот потащил его к вышеуказанной им цели, совершенно уподобляясь могучему буксиру, влекущему за собою легонькую шхуну, потерпевшую аварию у самого входа в гавань. Он чувствовал себя глубоко обиженным: вместо заслуженного отдыха тащись с этим пьянчужкой в участок. Эх! У Баргамота чесались руки, но сознание того, что в такой великий день как будто неудобно пускать их в ход, сдерживало его. Гараська шагал бодро, совмещая удивительным образом самоуверенность и даже дерзость с кротостью. У него, очевидно, была своя мысль, к которой он и начал подходить сократовским методом!
– А скажи, господин городовой, какой нынче у нас день?
– Уж молчал бы! – презрительно ответил Баргамот. – До свету нализался.
– А у Михаила-архангела звонили?
– Звонили. Тебе-то что?
– Христос, значит, воскрес?
– Ну, воскрес.
– Так позвольте... – Гараська, ведший этот разговор вполоборота к Баргамоту, решительно повернулся к нему лицом. Баргамот, заинтригованный странными вопросами Гараськи, машинально выпустил из руки засаленный ворот; Гараська, утратив точку опоры, пошатнулся и упал, не успев показать Баргамоту предмета, только что вынутого им из кармана. Приподнявшись одним туловищем, опираясь на руки, Гараська посмотрел вниз, – потом упал лицом на землю и завыл, как бабы воют по покойнике. Гараська воет! Баргамот изумился. "Новую шутку, должно быть, выдумал", – решил он, но все же заинтересовался, что будет дальше. Дальше Гараська продолжал выть без слов, по-собачьи.
– Что ты, очумел, что ли? – ткнул его ногой Баргамот.
Воет. Баргамот в раздумье.
– Да чего тебя расхватывает?
– Яи-ч-ко...
Гараська, продолжая выть, но уже потише, сел и поднял руку кверху. Рука была покрыта какой-то слизью, к которой пристали кусочки крашеной яичной скорлупы. Баргамот, продолжая недоумевать, начинает чувствовать, что случилось что-то нехорошее.
– Я... по-благородному... похристосоваться... яичко а ты... – бессвязно бурлил Гараська, но Баргамот понял. Вот к чему, стало быть, вел Гараська: похристосоваться хотел, по христианскому обычаю, яичком, а он, Баргамот, его в участок пожелал отправить. Может, откуда он это яичко нес, а теперь вон разбил его. И плачет. Баргамоту представилось, что мраморное яичко, которое он бережет для Ванюшки, разбилось, и как это ему, Баргамоту, было жаль.
– Экая оказия, – мотал головой Баргамот, глядя на валявшегося пьянчужку и чувствуя, что жалок ему этот человек, как брат родной, кровно своим же братом обиженный.
– Похристосоваться хотел... Тоже душа живая, – бормотал городовой, стараясь со всею неуклюжестью отдать себе ясный отчет в положении дел и в том сложном чувстве стыда и жалости, которое все более угнетало его. – А я, тово... в участок! Ишь ты! (Л.Н. Андреев)
Леонид Николаевич Андреев (1871 – 1919) — русский писатель. Представитель Серебряного века русской литературы.
**
У нас есть интересные тесты на канале Знать мир на пять. Проверяйте знания, постигайте новое, не останавливайтесь на достигнутом. Ведь мир безграничен и полон загадок и любит тех, кто стремится постичь неизвестное!
Тематика тестов:
Кто такой?
Что такое?
Разные темы
Литература
Русский язык
Ударение
Фразеологизмы
Автор мысли
Страны мира
География России
История России
Женщины мира
О любви
Жизнь замечательных людей
Лишнее слово
Лишняя картинка
Животные
Овощи. Фрукты. Ягоды
Символы. Знаки
Танцы
Цветы
Пословицы
Загадки
