Я чайник. Простой советский чайник. В смысле, того образца. Белый, практичный, удобный в быту. Сделан давно, живу еще дольше. Здравствуйте.
Я чайник. Кипячу воду, снимаю напряжение, люди вроде не жалуются. Если не женщины – им подавай все новое, электрическое. Я не против. Но зачем выбрасывать? Мало ли – электричество выключат, или даже газ. В ход пойдут снова спиртовки, керосинки, как же без меня? Ведь было же такое: блокада, война... Не дай Бог, конечно, но людские страсти вскипают чаще, чем во мне вода. И, что характерно, без пользы – только во вред друг другу. Странное словосочетание – «друг другу». Люди даже когда бьют, говорят "друг друга". Как такое может быть? Как друг может бить, убивать, топтать, разорять и называть себя и того, кому вредит, другом? Мне не понять, я железный – смотрю терплю.
Я чайник. Практичный, белый… ну как белый. Изначально был белый. Сейчас чуть мрачнее. Но если почистить от накипи, которая, как правило, образуется после того, как хозяин ставит меня на конфорку, а сам уходит в другую комнату и забывает выключить, даже когда выкипает все внутри меня и начинают плавиться стенки, то я все еще очень даже ничего. Чистый, аккуратный, белый. Ну как белый… Изначально, по рождению.
Я чайник. Мне, конечно, все интересно, но я не сую свой носик в ничьи дела. Хозяин в последнее время все больше молчит и пьет. Чай пьет, кипяток… По мне кипяток вкуснее, и не потому что я никогда не пробовал чай – уверен, он тоже, наверное, заслуживает внимания, но что может быть прекраснее чистой воды, согретой с любовью.
Так вот я не сую свой носик в его дела, но нельзя сказать, что я не любопытен. Мне крайне интересно, куда он постоянно уходит, а потом возвращается с телефоном и все время смотрит в него: читает, наверное, или пишет – кто его знает? Ну на что можно так долго смотреть в телефоне – может, он заболел? Причем, когда смотрит в этот черный кусок железа и стекла, глаза порой становятся такими же стеклянными и железными. Пустыми… Что его туда так влечет? Не знаю. До окипи интересно, но терплю. Волнуюсь за него, очень. Прямо кипятком писаю, пардон. Хороший ведь он, глупый только.
Я чайник. Металлический, молчаливый. Ну как молчаливый – говорить не умею, вслух. А так я все время разговариваю. С собой, но больше с водой: у нее прекрасная память, иногда такое вспомнит… обо мне. Да, хорош я был на первых парах. Помню, наше с ней знакомство. Вот тут, на этой самой кухне. Сначала было непривычно: она холодная, бесцеремонная, влилась, меня аж передернуло. А потом, когда пришло тепло и я им согрел свою новую знакомую, все стало ясно. Мы сразу подружились и…
Я чайник. Я предмет, да, я вещь. Но это же не значит, что чувствую меньше, чем живые, или понимаю. Нет, даже больше. Не обязательно уметь ходить и дышать, чтобы понимать и чувствовать – так, как это нужно тому, кого согреваешь. Смысл можно искать бесконечно и потратить на это всю жизнь, загубить ее в поиске того, что окажется под самым носом, но будет поздно. А ведь надо было только согреть, только поделиться теплом, не держать его в себе, а только отдавать, отдавать, дарить…
Да, я чайник. Да, я бессловесная железная кастрюля, но мне тоже бывает больно. И не от огня, даже если меня на нем забывают – он знает закон жизни! – от холода, которым люди «одаривают» друг друга. Холодное мышление, холодное сердце, месть – это блюдо, которое подают холодным. Что за глупости? Всего-то надо протянуть руку, обнять, подарить кусочек своего тепла ближнему. Слово придумали – «любовь». В начале было слово – потом любовь. Слово придумали, а над смыслом до сих пор бьются. Кто изворотистее что-то ляпнет на эту тему, тот молодец, тот поэт. Плевать, в сущности, и на него, и ему на других, но главное он сказал, а потом долго шел морозным утром к речке и думал, спасут или не успеют… отогреть те, кого он щедро поливает холодным презрением?
Чайник я, глупый, хоть и старый, наивный, хоть и давно не белый. Даже если хорошо отмыть… Нетерпимость, крайности, суета, бег, нервы, боль… Не понимаю, если кипишь, зачем в себе держать, зачем не излить наружу, поделиться с ближним? Хрен с ним, не хочешь согревать, хоть проблемой, болью поделись, расскажи, полегчает, я знаю. Они даже этого не делают – они болью одаривают друг друга, кипятят не для очищения, а чтобы побольнее потом обжечь? Словом, действием, презрением – даже холодом научились обжигать! Ну как же так…
Я чайник. Доживаю свой век. Ничье место не занимаю. Согреваю воду, огонь – меня, его – земля, дальше не знаю. Но есть сила, есть кто-то, кто всем этим теплом управляет. И если останавливать на себе тепло, украсть его продолжение у ближнего, снова заземлить его обратно или в себя лишь, все сломается рано или поздно. Ну поверьте, посмотрите на меня – я же горю все время в огне, и гореть буду еще очень долго, и согревать, но живу же, и ничего, и прекрасно. Никто еще от тепла не старел, не умирал, не портился. Уходят от холода, покидают от равнодушия, цепенеют от мороза в душе, в словах, даже во взгляде. Да так, что порой и не отогреешь. Верьте мне.
Я чайник. Да, я функция, я только отдаю. Но я хочу попросить, накипело. Вот сейчас, прямо сейчас – встань и подойди ко мне. Залей воды, поставь на газ, приготовь что-нибудь, хотя бы чай, кофе – что хочешь! – отнеси кому-то, поделись теплом. Успей донести это тепло нуждающемуся – то есть любому, кого встретишь! – СВОЕ тепло, пока оно не исчезло. Подари, согрей, посмотри в глаза, увидь, услышь, улыбнись, взлети и пойми наконец бессмысленность поиска смысла слова «любовь».
Я чайник. Я всегда тут, друзья. Всегда рядом. Простой чайник, белый, удобный, и я вас всех очень… хочу согреть. Здравствуйте!