Фамилия Высоцкого была в особом списке фирмы «Мелодия». Особый – значит, в нём были нежелательные для записи исполнители. Начальство мгновенно вставало в настороженно-оборонительную стойку, когда слышало его фамилию.
Эдуард Хиль приводит такой случай: «В худсовет на студии «Мелодия» входили поэты, композиторы, редакторы радио, редакторы телевидения, они решали: быть песне или не быть? Привёз я как-то песню на слова Высоцкого, а члены худсовета, едва прозвучала эта фамилия, мгновенно отреагировали: «Нет-нет, Высоцкого – ни в коем случае!» Я говорю: «Это не Владимир Высоцкий. Это наш ленинградский поэт Василий Высоцкий». – «Ах, вот оно что! Ну, тогда можно…»
Анна Качалина с 1963 года музыкальный редактор в отделе эстрады на фирме «Мелодия». Все пластинки этого жанра проходили через неё. Она помнит первые записи молодых Кобзона, Магомаева. Через отдел проходили и те, кто работал в жанре авторской песни... Тогда это название ещё не вошло в обиход, и чтобы начальство не придиралось, в отделе обозначали это направление, как туристские песни. В этот жанр и определили Окуджаву с Высоцким, что выглядит комично – какие ж они туристы? «Их хотел слушать народ. – вспоминает Качалина. – Торговые организации хотели продавать их пластинки. Первая пластиночка с песнями Окуджавы вышла в исполнении других артистов – Трошина, Кристалинской, Олега Анофриева. Только в таком виде мне разрешили выпустить Окуджаву».
А Высоцкий впервые появился на пластинке после выхода «Вертикали». Поэт Энтин прекрасно помнит, как это происходило: «С 1962 года я работал во Всесоюзной студии грамзаписи. Я посмотрел «Вертикаль», побежал к Качалиной и говорю: «В фильме четыре песни, и ни одна не имеет политического подтекста. Надо выпускать». Действительно, песни хорошо вписывались в имидж того времени. Самого меня покорила «Песня о друге». Я люблю точные рифмы, как в этой песне: «Если друг оказался вдруг, и не друг и не враг, а так». Настолько красиво, изящно, точно зарифмовано – и притом не натужно. Я понял, что это мог написать только поэт, который работает над стихом. Это было явно другое, нежели клуб самодеятельной песни». Да, «Песня о друге» далеко не из туристического ряда…
Тогда как раз была освоена технология выпуска гибких пластинок – процесс значительно упростился, ускорился. Пластинки стало возможно издавать почти как газету. Гибкая пластинка с песнями из «Вертикали» разошлась мгновенно. Тираж огромный – шесть миллионов. Умопомрачительная цифра. Фирма играючи выполнила квартальный план. Качалина выписала Высоцкому гонорар – приличную сумму. За деньгами пришла Людмила Абрамова, сказала: «Вы спасли нашу семью. Мы вам очень благодарны!»
После выхода гибкой пластинки на «Мелодии» поняли, что на Высоцком можно элегантно делать и месячный план, и квартальный, и даже годовой. К тому времени студия грамзаписи получила в своё распоряжение здание бывшей англиканской церкви – в ней великолепная акустика. Там записывался Окуджава, вышел его миньон с песнями уже в авторском исполнении. Поясню, что такое миньон – это маленькая грампластинка, на каждой стороне которой помещались две-три песни. Но даже такой минимум расценивался как победа.
Итак, Окуджава легализован, а вот с Высоцким не получалось ни в какую! Гибкая пластинка с песнями из «Вертикали» так и останется единственной. Его голос не устраивал руководство студии. Директор спрашивает Высоцкого: «А почему вы так поёте? У вас красивый баритон, а вы поёте с хрипом, с надрывом. Это неестественно для певца». Высоцкий сразу нашёлся: «А у вас такие замечательные певцы – Магомаев, Хиль, Мулерман. Вы имеете возможность записывать прекрасные голоса. Почему я должен встать в этот ряд? У меня такой голос, я иначе петь не могу. И не буду».
В бой за Высоцкого выступили торгующие организации, которых интересовал только план продаж. Они всё время требовали: «Нужен Высоцкий! Нужна пластинка Высоцкого!» На фирме была тиражная комиссия, которая собиралась два раза в месяц. В неё входили музыканты, работники студии, представители торговли. Так вот торговцы были ударным штурмовым батальоном, чтобы пробить пластинку Высоцкого. И настояли: было принято решение выпустить миньон на тему его военных песен. Когда принимали песню «Он не вернулся из боя», два члена худсовета, пожилые люди, разрыдались. И эти же люди запретили выход пластинки Высоцкого. В этом нет противоречия. Сердцу не прикажешь, оно отзывается на настоящее – потому и слёзы у ветеранов на глазах. А вот голове можно приказать: Высоцкий? Запретить!
На «Мелодии» был необыкновенный генеральный директор – Борис Давидович Владимирский. Человек высокой культуры, образованный, интеллигентнейший. Хороший музыкант, прекрасный пианист. Но во всём, что связано с эстрадой, или с неклассическим жанром, он абсолютно ничего не понимал. Да и не желал понимать. Он жил Бетховеном и Бахом, остальное для него не существовало. Иногда к нему стояла очередь тех, кого сейчас называют попсовиками, а из кабинета раздавалась музыка Баха. Ему нужна была разрядка, он садился за инструмент и играл. К нему и приходят Высоцкий и Марина Влади. Он любезно их принял.
Влади спросила Владимирского: «Что мешает выходу пластинок Володи? Почему творческий человек не может издать на родине диск-гигант?» Директор сказал: будем издавать, но не диск, а альбом. О таком они и не мечтали: две пластинки! Ушли от директора окрылённые. Высоцкий звонит Качалиной: «Начинается настоящая работа. Не будем откладывать – начинаем завтра».
План Высоцкого был такой: на первой стороне первой пластинки дать лётные песни – «Як»-истребитель», «Затяжной прыжок» и другие из этой песенной серии, на второй стороне морские песни – «Спасите наши души», «Четыре года рыскал в море наш корсар», таких хватало. Вторая пластинка: на одной стороне лирические песни, такие как «Дом хрустальный», «Ноль семь», на другой – песни шуточные.та пластинка с записями Высоцкого и Влади вышла уже после его смерти.
«У нас были замечательные музыканты! – вспоминает Качалина. – Они с Володей делали инструментовки. Музыканты хотели показать всё лучшее, что умели, Володя заряжался от них энергией, а они заряжались от него. Атмосфера репетиций была прекрасная – шутки, смех, необычайный подъём музыкальный, объединение творческих душ, когда каждый с полуслова понимал другого...»
Но это творческие люди понимали друг друга с полуслова, с полуноты, а для любого начальника, начиная с самого низкого чина, единственная мысль – как бы мне Высоцкий боком не вышел. Потому на каждом шагу подстраховывались. Приходит Качалина к главному редактору: подпишите разрешение на запись. А тот: «Генеральный разрешил – пусть и подписывает». Качалина к директору, а тот слово в слово: «Генеральный разрешил – пусть он и подписывает». – «Позвоните генеральному, он подтвердит». Начинается телефонный разговор двух директоров. Директор студии ставит условие генеральному: «Пришлите официальное письмо, что запись действительно разрешена».
Письмо было получено.
Началась запись.
Полетели прекрасные дни. Песни писали большой студии, и кто хотел, приходил слушать. Убегали с рабочих мест, чтобы послушать и просто посмотреть на Высоцкого.
Запись сделана!
Плёнку запечатывают, сдают в фонотеку.
Начинается этап: оформление альбома. Художники подбирают фотографии, советуются с Высоцким, как лучше сделать.
И вдруг незаметно, издалека проявляется тема невозможности: издание альбома – это такой трудоёмкий процесс… и вообще на двойные пластинки исчерпан лимит… и студия его выпустить не может. Редакторская группа предлагает: не можем выпустить альбом – выпустим две отдельные пластинки. Но, выясняется, что и отдельные пластинки не так-то просто сделать... И пошла не творческая работа, а подковёрная возня.
В результате пластинка выходит в Болгарии. Болгарам можно слушать Высоцкого, а своим – нет.
И с пластинкой, которую Высоцкий и Влади записали вдвоём, всё прахом!
После того, как в студии сделана запись, началась тягомотина. Казалось бы, просто: печатай пластинку миллионными тиражами, продавай – со свистом разойдётся. И подсчитывай прибыли. Но для советской власти прибыль – дело десятое, главное – не дать прорваться идеологически вредному голосу к народу.
На фирме «Мелодия» безликие деятели уклоняются от ясных ответов. Директор предприятия по фамилии Пахомов разводит руками: я со всей душой за, но не от меня зависит, а… – и тычет пальцем в потолок.
Из всех неудавшихся проектов больше всего Высоцкий расстраивался из-за не вышедшей совместной пластинки. Любимов успокаивал его: «Володя, плюнь! Зачем тебе пластинка? Ты на миллионах плёнок. У тебя прекрасные записи. Чего ходишь, унижаешься? Зачем тебе надо?» А вот надо было! Так же как хотелось ему получить артистическое звание. Так же как, чтобы его признали поэтом. Да и не понять режиссёру, что такое для исполнителя авторской песни пластинка.