Эту историю я услышала лет двадцать тому назад от своего дедушки, с которым проводила летние каникулы. Уже тогда меня тянуло все необычное, и я со слюнями слушала истории, когда правдивые, а когда не очень, от знакомых, их родителей и друзей. Дедушка никогда не шутил на подобные темы и крайне редко рассказывал что-то о войне. Поэтому в его историю я поверил сразу и безоговорочно. И продолжаю верить по сей день. Единственное, о чем я жалею, не запомнила места дислокации , но предположу, что это были польские земли на границе с Германией.
Перейдем к истории:
Почти все ребята, с которыми мы бежали, умерли. Мы, четверо уцелевших, пробирались в сторону ближайших деревень через лесок и болота, по пересеченной местности. Стемнело, а мы все шли, почти ощупью находя дорогу, то и дело негромко перекликаясь, чтобы не потеряться. Вначале мне показалось, что я вижу впереди и хорошо слева огонек, зрение после почти двух суток без сна и отдыха могло подвести еще и не так. Но вот друг мой лучший, человек с острейшим зрением, коротко закричал, указывая в том направлении.
- Глядите! Почти дошли!
Взявшись за руки, не тратя больше слов мы поплелись туда, где мерцала крошечная желтая искорка. Искорка превратилась в небольшое оконце, из которого лился мягкий желтый свет. Перед нами стоял добротный дом явно старинной постройки. Обойдя его, мы оказались у небольшого крылечка. Постучали в деревянную дверь, вслушиваясь в темноту, где слышался едва различимый лай собак. За нами определенно шли, как ни хотелось верить в то, что мы все-таки оторвались от погони.
Дверь отворилась и я на пару секунд прикрыл глаза. Свет показался очень ярким после почти сплошной темноты. Женщина, открывшая нам, была не слишком молодой, в старомодном платье и переднике, в косынке, повязанной на старинный манер. Она внимательно оглядела нас, затем посторонилась, молча приглашая в дом. Когда мы вошли, закрыла дверь и задвинула засов.
Дамир, хороший мужик, башкир, подтолкнул вперед Хенрика. Это был наш младшенький, молоденький парнишка из Армии Крайовой, прибившийся к нашему отряду месяц назад. Хенрик заговорил с женщиной по-польски, видимо, испрашивая разрешения остаться на ночь. Она молча принесла несколько одеял, которые постелила у стены, указала на них и вернулась на скамью, возле которой стояла ручная прялка. Села и принялась сучить нить. За стенами хижины все отчетливее слышался лай собак и перекличка немцев. Но страх словно остался там, снаружи. Мы лежали бок о бок на одеялах, чувствуя, как наваливается густой глубокий сон...
Когда мы проснулись, то поняли... что-то не так. Над нами серело пасмурное осеннее небо, ветер приносил запах мокрой земли и увядшей травы. Рядом закричали. Я сел, пытаясь понять, где нахожусь. Но только через несколько долгих минут до меня дошло, что лежим мы на обрывках грязного тряпья на голой земле.
- Езус-Мария!- дрожащим голосом выдохнул Хенрик. Перекрестился. Лицо его было белее мела.
Его можно было понять. Мы расположились аккурат на чьей-то могиле, увенчанной в изголовье покосившимся каменным крестом. А одеялами и подстилками нам были обрывки савана.
На этом месте дедушка замолчал. Я сидела тихо, как мышь, чувствуя, как по телу шагают табуны мурашек. Мне не было страшно уже тогда. Но я испытывала благодарность к той женщине, видимо, хозяйке могилы и савана, приютившей живых на своей территории и спасшей их.