В 1932 г. в Сальвадоре разыгралась кровавая бойня, о которой упоминают в книгах и учебниках истории, но суть трагедии почти всегда искажается. То, что произошло в самой маленькой стране Центральной Америки, считается либо коммунистическим восстанием, либо восстанием крестьян под руководством Коммунистической партии Сальвадора. На самом деле оба этих определения не соответствуют действительности.
В Сальвадоре в конце XIX века кофе вытеснил остальные сельскохозяйственные культуры: страну стали называть «кофейной республикой». Очень высокая плотность населения способствовала постоянному уменьшению крестьянских наделов, на которых выращивать кофе было выгоднее, чем продовольственные культуры. Постепенно сельскохозяйственные земли перешли к группе «кофейных олигархов», которых в Сальвадоре именовали «14 семейств», хотя их количество было несколько больше. При отсутствии банковских кредитов крестьяне были вынуждены продавать землю латифундистам, превращаясь в арендаторов - чтобы иметь средства на обработку земли и орудия труда, а также возможность продавать урожаи. Постепенно самостоятельных крестьян в стране почти не осталось. Концентрация земли в руках узкой группы олигархов привела к установлению ими контроля над госаппаратом.
Бедность и зависимость крестьян от «14 семейств» на Западе Сальвадора усугублялась расовой проблемой: там жили индейцы пипили, родственные мексиканским ацтекам. Утратившие большую часть национальной культуры и пользовавшиеся родным языком только дома, индейцы сохраняли внешние отличия от «ладино» - основного метисного испаноязычного населения Сальвадора. Кроме того, в Сальвадоре ещё сохранялись старые испанские законы, не позволявшие разрушать индейские общины (эхидо), а латифундистам гораздо выгоднее иметь дело не с общинами, а с индивидуальными хозяйствами, на владение которыми почти ни у кого из индейцев не было документов.
Великая депрессия 1929 г. жестоко ударила по всем слаборазвитым странам, и Сальвадор не был исключением. Олигархическое государство, естественно, решило помочь олигархам, и отменило право индейцев на сохранение общин. Кроме того, падение доходов кофейных олигархов вовсе не означало, что они готовы уменьшить своё потребление, и они резко сократили выплаты крестьянам. К концу 1930 г. центнер кофе продавался за 13 колонов, из которых всего 2 выплачивались работнику, 1 уплачивался в виде налога, 1 шёл посредникам, и 9 – латифундисту. Это уже была не рыночная экономика, а варварская эксплуатация. На многих асиендах зарплату работникам выплачивали… обедом, состоявшим из двух лепёшек (tortillas) и двух столовых ложек варёных бобов. Американский Wall Street Journal писал, что содержание коровы стоило землевладельцу больше, чем выплаты работнику.
В 1930 г. в условиях нарастающего голода крестьяне начали самоорганизовываться: появились первые кооперативы. Индейцы на Западе страны создали католические братства, крупнейшим из которых руководил Фелисиано Ама. Братства предлагали властям политическую поддержку в обмен на помощь в организации общественных работ, но в стране, охваченной хаосом, сотрудничество оказалось невозможным. К тому же в Западном Сальвадоре начались стычки между индейцами и «ладино» (не только землевладельцами, но и крестьянами), считавшими, что «краснокожие» не имеют права ничего требовать даже в условиях голода. В городах Санта-Ана и Сонсонате произошли вооружённые столкновения между толпами голодающих и полицией.
В декабре 1931 г. армия захватила власть в Сальвадоре, назначив президентом страны генерала Максимилиано Эрнандеса Мартинеса – считается, что именно он стал прототипом героя романа Габриэля Гарсиа Маркеса «Осень патриарха». Генерал – что интересно, сам наполовину индеец и выходец из бедной семьи - узаконил прямую диктатуру кофейной олигархии, разогнав все неправительственные гражданские структуры, включая крестьянские кооперативы и католические братства. Были введены свирепые законы против воровства, которое во время голода, естественно, широко распространилось. За кражу рубили руки – как в Иране или Бельгийском Конго, вешали за любое выражение недовольства. Надо отметить, что кладбищенское спокойствие, наступившее в Сальвадоре, было по душе не только олигархии, но и простым «ладино» - малочисленному среднему классу, мелкому бизнесу и вообще горожанам. Почитателей генерала Мартинеса в стране достаточно до сих пор. Но к таковым не относилось бедное крестьянство и особенно индейцы, которые потеряли в лице католических братств единственную структуру, помогавшую им выжить.
В этих условиях маленькая группа, называвшая себя Коммунистической партий Сальвадора, получила определённую популярность среди бедного крестьянства, что неудивительно: других партий, выступавших против архиреакционной диктатуры, в стране просто не было (за исключением небольшой Либеральной партии социал-демократической направленности). Лидер КПС Фарабундо Марти был сыном помещика либеральных взглядов. В 1928-29 гг. Марти сражался в отряде А.С.Сандино – этого никарагуанского «батьки Махно», и даже был его личным секретарём. По возвращении в Сальвадор Марти возглавил партию и организовал её участие в муниципальных и парламентских выборах 3 и 12 января 1932 г., на которых коммунисты получили большое количество голосов. Однако диктатор Эрнандес Мартинес аннулировал результаты выборов и запретил КПС, после чего коммунисты начали готовить восстание. Оно было назначено на 16 января.
С этого момента исследователи восстания 1932 г. вступают в полосу неизвестности: о том, как готовилось восстание, документов не осталось. Оружия и денег у коммунистов не было, военные кадры состояли из нескольких сочувствовавших офицеров армии и полиции.
Член руководства КПС Мигель Мармоль в книге «Восстание 1932 года и его поражение» рассказал о подготовке к восстанию: «Территория страны разделялась на оперативные зоны, каждую из которых возглавил один из членов руководства партии. ЦК партии начал подбирать так называемых красных командиров, которые должны были возглавить военные комиссии в районах зоны, на местах работы, в полках, в массовых организациях и т.д. Они подчинялись непосредственно ЦК партии. … Военные комиссии … должны были заниматься организационной революционной работой внутри армии, создавать и руководить действиями оперативных «десяток», выискивать оружие, доставлять его в определенные места и распределять по указанию ЦК партии, заниматься диверсиями на линиях связи, следить за передвижением правительственных войск, создавать группы подрывников (они действительно были созданы в Сан-Мигеле, Усулутане, Санта-Крус-Мичапе, хотя им и не довелось действовать), контролировать железные дороги и другие средства транспорта и т.д. В наших планах мы предусматривали переход на нашу сторону солдат из казарм Сонсонате и Ауачапана, находившихся под нашим влиянием, а также относительно значительной части гарнизона Санта-Теклы. В столице нас поддерживали две роты 6-го пулеметного полка, два кавалерийских эскадрона, небольшая группа солдат из артиллерийского полка в Сапоте и все солдаты гарнизона авиационной базы Илопанго. В последний час мы узнали, что нас поддерживают две роты солдат из полка, расположенного в Сан-Мигеле, на востоке страны. К ним в свою очередь присоединилось свыше 700 жителей Сан-Мигеля; они собрались на кладбище и были готовы вступить в борьбу. У нас были и группы симпатизировавших нам офицеров в ряде других гарнизонов, но контакты с ними поддерживал только Фарабундо Марти. Другими словами, в армии мы имели более чем достаточную силу, чтобы при активной поддержке восставших масс города и деревни взять власть в свои руки» [http://saint-juste.narod.ru/1932.html].
Т.е. коммунисты рассчитывали в первую очередь на переход на их сторону армейских подразделений. Но 15 января 1932 г. полиция арестовала Марти и студенческих лидеров Альфонсо Луна и Марио Сапата. У них было изъято (конечно, если это правда) 40 документов, подтверждающих заговор с целью восстания. Генерал Эрнандес Мартинес на весь мир заявил о коммунистической опасности в Сальвадоре. Начались повальные аресты и убийства коммунистов и вообще всех недовольных. Армия, вооружённая винтовками «маузер», пулемётами и артиллерией, была немногочисленной – 4300 солдат и офицеров, но вместе с ней выступала Национальная гвардия, полиция и отряды охранников латифундий, зачастую вооружённые и обученные лучше, чем воинские части.
Одновременно с КПС восстание готовили и социал-демократы, сумевшие закупить за границей оружие. Как бы то ни было, по всему Сальвадору росло напряжение, народ будоражили слухи о грядущем восстании. После ареста Марти и его соратников, 20 января, правительство опубликовало во всех газетах постановление ЦК КПС о начале восстания 22 января – очень подробный и чрезвычайно кровожадный документ, приказывающий проводить массовые убийства «врагов революции». Фальшивка это или нет – у исследователей до сих пор нет единого мнения. Если он не фальшивый, непонятно, на что рассчитывали его авторы в условиях, когда лидер партии арестован, а местные ячейки потеряли связь друг с другом.
Таким образом, к 22 января все правительственные силы были мобилизованы и готовы к действиям, а коммунисты обезглавлены и дезорганизованы (о реальных планах восстания социал-демократов ничего не известно). А публикация «Постановления ЦК КПС» о начале восстания правительственными газетами специально провоцировала стихийное восстание – при полной готовности к нему армии и полиции и полной неготовности оппозиционных сил.
Замысел Эрнандеса Мартинеса удался. Вечером 22 января, так и не дождавшись никакого сигнала со стороны КПС, толпы крестьян, вооружённых мачете, атаковали казармы, полицейские посты и крупные асиенды. Городки Хуаюа, Науизалько, Изалько, Сонзакате, Такуба и Салькоатитан были захвачены восставшими, но в Ауачапане, Санта-Текле и Сонсонатеони находились армейские и полицейские силы, отбившие атаки.
Захваченные города были полностью разграблены восставшими. Расправы повстанцев над теми, кто издевался на ними в прошлом, были жестокими. В Хуаюа был убит полковник Матео Вакеро и латифундист Эмилио Раделли; его жена была изнасилована, а затем убита. В Исалько убили мэра города Рафаэля Кастро и бывшего мэра Мигеля Колла. В Колоне погибли секретарь мэрии Дамасио Крус, местный начальник полиции Доминго Карлос Кампос и землевладелец Эфрин Альваренга. Пугачёвщина одинаково жестока – что в России, что в Великобритании, что в Сальвадоре. Однако неопровержимо доказано убийство повстанцами 22 человек, что не может идти ни в какое сравнение с многими тысячами крестьян-индейцев, убитыми после его подавления.
О влиянии коммунистов на восстание, не говоря уже о руководстве им, сведений почти нет. В посёлках Такуба и Хуайуа восставшие провозгласили советскую власть и вывесили красные флаги, но при захвате городков армией, а это случилось 23-24 января, все повстанцы погибли в боях или были убиты после захвата в плен, и невозможно сказать, были ли среди них коммунисты, или, может быть, только местные крестьянские лидеры, что-то слышавшие о коммунистах и советах. Восстанием в Теотепеке руководил отец Фарабундо Марти, который с одним пистолетом захватил городскую ратушу, но он был не коммунистом, а сочувствовал социал-демократам.
При подавлении восстания армия использовала артиллерию и авиацию. К 26 января восстание было окончательно подавлено. Эрнандес Мартинес приказал убивать не только всех, заподозренных в участии в восстании, но и всех индейцев. По официальным данным, в ходе восстания погибло 4800 человек, но основные жертвы приходятся на более позднее время. В резне участвовала не столько армия, сколько отряды, сформированные латифундистами. В них участвовали и бедные крестьяне-«ладино», ненавидевшие индейцев. Крестьянского лидеров Франсиско Санчеса повесили, а Фелисиано Аму линчевали. По неподтверждённым сведениям, тело убитого повесили в присутствии детей из местной школы.
Фарабундо Марти и его товарищей судили и приговорили к смертной казни за организацию восстания, хотя они были арестованы за неделю до его начала. 1 февраля лидер коммунистов и и два руководителя сальвадорского комсомола были казнены.
В Исалько полиция пригласила всех, кто не участвовал в восстании, прийти к полицейскому участку – якобы для того, чтобы выдать им документы о благонадёжности. Всех, кто был похож на индейца, немедленно расстреливали у церкви Успенья Божьей Матери. «В Армениа генерал Пинто лично убил одного за другим 700 крестьян, которых его солдаты предварительно заставляли рыть себе могилы. Генерал Очоа, губернатор Сан-Мигеля, восседая на стуле посреди двора, заставлял пленных подползать к нему на коленях и приговаривал: «Поди-ка, понюхай, чем пахнет пистолет». Приговоренные просили его Христом-богом пощадить их ради своих детей, плакали, молили, ибо до этого они слышали доносившиеся со двора беспрестанные выстрелы. Но кровожадный генерал был неумолим: «Если не хочешь нюхать пистолет, значит, ты коммунист и просто боишься, - говорил он. - Боятся же только грешники». Крестьянин нюхал дуло пистолета, и в этот момент генерал выстреливал ему в лицо. «Следующий», - командовал он. А знаменитый «герой», полковник Тито Томас Кальво, прославивший себя борьбой против Мартинеса в 1944 году, стал палачом Исалько, переплюнув своей изощренностью даже генерала Очоа. Когда к нему приближался связанный крестьянин, он говорил: «Закрой глаза и открой рот, посмотрим, какие у тебя зубы». Крестьянам представляли дело так, будто речь шла об обязательном призыве в армию и они должны были пройти медицинский осмотр. Когда крестьянин открывал рот, Тито Кальво выстреливал ему прямо в небо. Эти факты известны половине Сальвадора. Но дело все в том, что многие прикидываются забывчивыми, когда им это выгодно. Тот же самый «герой» Тито Томас Кальво в церкви Консепсьон в Исалько - скромном домишке с папертью - одним духом расстрелял из пулемета более 200 человек, в большинстве своем женщин и детей.
В Чанмико и Лас-Гранадильяс национальные гвардейцы подожгли ранчо в радиусе 20 километров и изнасиловали всех женщин и девушек старше 10 лет. Братьев Мухика, которые находились в заключении в Сонсонате еще до начала восстания, сначала подвергли страшным пыткам, а затем убили, хотя они, разумеется, не принимали никакого участия в выступлениях» [http://saint-juste.narod.ru/1932.html].
Индейцев расстреливали с самолётов, с грузовиков, разъезжавших по дорогам Западного Сальвадора. Уцелевшие повстанцы бежали к границе Гватемалы, но и там их ждала смерть: гватемальский диктатор Убико приказал войскам перекрыть границу и расстреливать любого сальвадорца, пытающегося её перейти. Всего после восстания было убито от 25 до 35 тысяч человек – почти исключительно индейцев.
Во время резни Эрнандес Мартинес несколько раз обращался к сальвадорцам по радио. Он призывал их к гуманности... по отношению к животным и насекомым (!), которые могли пострадать при истреблении индейцев...
После восстания 1932 г. уцелевшие индейцы стали скрывать своё происхождение, отказываясь говорить на родном языке и стараясь одеваться и держаться, как «ладино». В настоящее врем только около 3000 тысяч сальвадорцев причисляют себя к индейцам, и лишь несколько сотен в какой-то степени знают родные языки. Национальные традиции и обычаи почти полностью исчезли.
Только в 2010 г., на Конгрессе коренных народов Сальвадора в городке Аягуало президент Сальвадора Маурисио Фунес принёс официальные извинения индейцам, назвав события 1932 г. геноцидом.
***
Поразительно, что и коммунисты, и крайне правые в один голос называют трагедию 1932 г. коммунистическим восстанием. Первые – для того, чтобы продемонстрировать влияние и героический ореол своей партии, вторые – чтобы показать опасность коммунистов. И только потомки участников восстания категорически не согласны. Дочь Фелисиано Амы Хулия Ама в 2006 г., на церемонии поминовения жертв восстания и последовавших за ним репрессий, говорила журналистам, что она устала от того, что её отца называют коммунистом. Она подчеркнула, что не против коммунистов, но это движение, не имевшее никакого отношения к кровавым событиям 1932 г.