Читайте начало истории здесь.
Мы продолжаем публиковать отрывки из дневника учителя русского языка и литературы Ильи Гудкова, который он вёл во время поездки в родную деревню Мосолово (Калужская область) в августе 1943 года.
«Мосаловские дни»
Хроника 17 — 25 августа 1943 г.
День седьмой (23/VIII).
Тепло и солнечно. У реки Лужи. На Панамском пляже. Горячий песок — прохладный ветерок. Ловля рыбы и... белки. Попытка загореть и... починить ботинки. Снова лес и грибы. Вечерние мысли в родном доме за столом с/совета. Весть о взятии Харькова в телефонную трубку.
Когдя я собирался в очередной "рейс" по окрестностям Мосалова, председатель сельсовета шутливо сказал: "А ведь и в самом деле погода с твоим приездом пошла на улучшение. Смотри-ка, какое солнце! Сегодня хоть загорай. А я с семфондом на днях вчистую разделаюсь..."
— А иначе и быть не могло — в тон ему отвечаю я, — солнце-то ведь наше свое, мосаловское... Вот оно и встретило меня по-свойски. Да и не только оно. И лес, и деревья, и все колхозники-земляки. Вчера вот медом угостили. Сегодня думаю у реки на песочке погреться...
— Сходи, сходи... А то ведь недолго осталось. Уж очень на малое время отпустили Вас.
— Завтра последний день.
— А больше нельзя.
— Никак. День еще в Малоярославце пробыть надо.
— Ну а с погодой то как-же — продолжал шутить председатель — неужели увезёте с собой вёдра-то.
— Постараюсь оставить, — смеялся я, — вот только, если найду, возьму ведро для грибов: насолил много, а везти не в чем.
— Об этом не беспокойся — ведерко для грибов найдем...
А солнце в этот день действительно грело усердней, чем все предыдущие грибные дни. Речка потянула к своим мягким песчаным берегам, пышно опушенным ивняком и олешником. Тихо пошел лугом по капризным изгибам берега останавливаясь у заветных мест, где когда-то сидел с удочкой отдав всего себя поплавку, или вытаскивал из осоки и подпоин красноперых, зеленобоких окуней.
Около Пронинского луга на теплых песочных россыпях, прозванных нами с Сеней Панамским пляжем, я расположился "загорать". Правда для загара время было не совсем уже подходящее: набегавший с реки ветерок заставлял вспоминать о близком сентябре, но песок, особенно, когда прижимаешься к нему всем телом — грел... июлем. Как хорошо засыпаться в него по шею наблюдать за прозрачною, похолодевшей но сияющей солнцем рекой.
Вон из-под выступающего из воды потемневшего толстого бревна выплывают голавлики. Ну как тут не соблазниться. Сбрасываю с себя солнечный песок, вхожу в обжигающую холодком воду становлюсь коленами на бревно и начинаю шарить под ним обеими руками.
Кроме двух микроскопических пескарей — ничего нет... А руки занемели от холода. Нет, видно "спустя лета по малину не ходят", а вот перейти обмелевшую реку ещё можно. Перехожу, срываю по "милостивому" разрешению сторожа на колхозных капустниках большую желтоватую брюкву и, тщательно обмыв её, начинаю хрустеть, возвращаясь к своему белью.
Лежу в песке, как на печке. Хорошо так заснуть, но холодноватый ветерок заставляет вертеться. Вдруг в кустах ивняка — характерное цоканье белки. Настораживаюсь, схватив недочиненный ботинок и корзинку.
Ярко-желтый зверек прыгал по кустикам около самой воды. Пущенная корзинка помешала белке отступить к лесу и посланный вслед ботинок совсем сбил ее с толку. Шёл ловить рыбу и поймал... белку. Придется к пляжу кроме Панамский (здесь кто-то из нас с Сеней "утопил" панаму под корягой) прибавить еще Беличий.
После отдыха у заветных берегов светло-солнечной Лужи снова лес и грибы. Но теперь больше лес. Корзина как бы наполнялась сама собой и я шел, любуясь то сосновой чащей, то солнечной поляной вырубки с одинокой огромной березой, в богатырских вилах которой застряло широкое гнездо ястреба.
Как ни утомился после всего этого, но дома долго не мог отправиться на свой сеновал, услышав в телефонную трубку весть о взятии Харькова.
— Харьков снова наш! — пела, вместе с еле слышной музыкой мысль, наш Харьков, родной.
— Вы может быть, подежурите за меня у телефона немного — обратилась ко мне бывшая хуторянка, видя, как я удобно уселся у председательского стола. — я бы чуть-чуть соснула.
— Не только немного — до полночи буду сидеть здесь: может услышу салюты.
— Нет. Хотя-бы полчасика и то хорошо! И вот я в притихшем доме один... Нет, впрочем, не один... Со мной сладкие воспоминания, старинный вяз громоздящийся привычным силуэтом в окне, мигающем тихой лаской родных звёзд; со мной Харьков, весть о котором вошла в комнату и осталась здесь за столом, как близкий дорогой мне человек.
Материал подготовил Андрей Бородулин
Другие части этой истории читайте здесь.
Посмотрите также другие материалы об Илье Гудкове:
"На моем письменной столе... целая аптека различных лекарств". Из дневника учителя Ильи Гудкова
#военное лето ильи гудкова