Руки скользят по бедрам, до коленей и обратно, вверх -вниз, вверх - вниз.
Это не специально, это так получилось. Внезапно очнувшись, перестаю раскачиваться и замечаю это движение. Слезы выжгли на щеках борозды и горят. Щеки и борозды. Все горит.
Грудь так жжет, что губы, до этого зажатые в гримасе беззвучного крика начинают подергиваться, пытаясь перелицеваться в воздушную трубку. Огнедышащий дракон внутри теплой змейкой скользнув по губам наконец-то находит выход. Только не закричать. Просто подуть. Вдох-выдох. Выдувая огненные прозрачные сферы из магмы боли, выжигающей нутро.
Лицо все еще горит, так и тянет упасть, завалиться на бок, укрыть лицо коленями, но тупая тяжесть в затылке неожиданно уравновешивает покосившуюся конструкцию остатков меня. Я остаюсь стоять. Подхожу на ватных ногах, распахиваю окно и подставляю лицо на ветер. Еще одна попытка унять маятник боли, транс, из которого часами не выбраться.
Тише, тише, тише.
Тише, моя хорошая, тише.
Это руки. Мои руки.
Они возвращают, вытягивают на поверхность. Сжимают, прощупывают, тормошат тело, смахивают слезинки, скользят костяшками по блестящим взгоркам скул, трут, трут, трут ноги от бедра до колена и обратно, словно под кожу стараясь навсегда затереть. Присутствие. Гриницы.
Нежность. Близость . Вот же я, есть. У себя. Проявленная.
Я успокаиваюсь. Это так странно, снова чувствовать что-то кроме боли.
Кто бы мог подумать, что ещё не всё? Что будут проходить недели и месяцы, а мое сознание все будет как ворон кружить над трупом прошлого при дороге. Что внутри все еще так живо. Не отошло, не отпылало, не затерлось свежими отпечатками. Что ровная белая стена, которую я так долго строила и белила, покрывая аккуратным слоем штукатурки на деле лишь неотодранный пластырь на ране.
Говорят, что то, что умерло, должно быть отплакано. Иначе никак.
А я что? Исключение? Размечаталась...
Вот и горю. Но как там у Пинк..
But just because it burns, doesn't mean you're gonna die
