Глава 2.
– Однажды пришлые со своими советчиками придумали такую штуку, – новые голоса лишали Бахметова сна и покоя. – В небольшой городок прибыло гостей сотен шесть футбольных фанатов на матч местной команды. Чемпионат пока был один на всю республику, хотя на трибунах уже сильно хулиганили. Властям надо было бы закрыть такой формат общественной жизни, да что-то подзатянули с решением или боялись около футбольных беспорядков, – добоялись, одним словом. Приехали эти шесть сотен человек поддержать свою команду, а наши тогда уже громко выступали против пришлых наци. Болельщики с обеих сторон объявили, что пройдут маршем по улицам города. Молодёжь – что с них возьмёшь, – гордыней меряются – думали многие местные; власти же городка для формы заикнулись о недопустимости массовых мероприятий, да потом устранились.
В то воскресенье в центре города должен был пройти очередной митинг против фашизма и засилия пришлых – многие семьями привычно приходили на площадь в мирной форме высказать свою гражданскую позицию. Приезжих было больше, чем шестьсот человек, но часть их растворилась по периметрам улиц – у некоторых на руках были чёрные повязки. Причём, надели как-то сразу перед маршем. Я когда эти повязки увидел, понял, что будет неладное, и побежал к митингующим. Их на Соборной площади было человек пятьсот – много было стариков; чуть ли половина – женщин и детей. Организаторы митинга и слушать меня не хотели – знаем, мол, что молодёжь дурью мается. Один из выступающих кричал, что в городе сегодня возможны провокации, поэтому детей лучше увести домой; а мы тут покажем фашиствующим молодчикам – кто хозяин на родной земле.
А в городе события нарастали. Пришлые молодые люди враз надели повязки на рукава – и часть тех, кто маршировал; и все те, кто стоял в запасе по периметрам. Те, кто был по периметрам, стали забрасывать камнями местных фанатов числом человек двести – те побежали за нападавшими и кому-то надавали по морде. Тут среди маршировавших пришлых разнеслась весть, что местные бьют их братьев и одного даже убили. Вся эта толпа рванула на соседнюю улицу – где и был конфликт, – и набросилась на местных фанатов. Силы были неравные и местных в драке стали оттеснять как раз к месту митинга. С рук бежавших в толпе очень быстро исчезли чёрные повязки. Толпа пришлых фанатов ворвалась на Соборную площадь и стала избивать всех, кто попадался под руку. Не разбирали никого – детей, стариков, женщин, мужчин. Митингующие пошли врассыпную, а человек сорок вбежали в здание ратуши – думали, наверное, что полицейские силы их защитят.
Полицейских было мало и их как-то сразу оттеснили от здания. Ратушу окружили человек триста, быстро достали из рюкзачков экипировку чёрного цвета, переоделись. К ним подъехала машина, гружёная битами и короткими заточенными лопатками – всё в секунду разошлось по рукам, откуда-то появились бутылки с зажигательной смесью. Часть группы ворвалась вслед за укрывшимися в ратушу, откуда раздались истошные крики – люди стали выпрыгивать из окон на землю и их тут же били молодчики. До какого-то момента бойня шла организованно, но затем молодёжь распалилась – стала забрасывать в окна горючую смесь. Всё заполыхало – кто-то из нападавших сам выскочил запалённый огнём; кто-то стал стрелять из небольших автоматов по кричавшим вокруг ратуши местным жителям. В какой-то момент все нападавшие, уже не переодеваясь в цивильное, покинули площадь, по пути разбивая витрины; переворачивая и поджигая машины. В огне тогда погибло шесть человек – из них две женщины. В больницы обратилось сто двадцать человек.
Это было первая бойня в городе. Он замер на несколько недель. Я понимаю, – будто сам себе продолжал наговаривать голос, – молодёжь бесчувственна к чужим страданиям. Семнадцать или даже двадцать лет – что они могут понимать в этом мире кроме того, что кто-то посмотрел на них, как на взрослых; или дал задание – крушить всё, что можно; убивать, кого можно? Как в компьютерной игре ГТА. Что очень молодые люди могут знать о мире, законе и нравственности? Скажите, как можно убить пожилую пару, у которой свои такие же внуки, как ты сам? Те внуки, правда, ходят в церковь. А что такое церковь – может подумать юный варвар – это та, что за футбольным полем; та, где попы облапошивают народ? Как можно отрубить руку лопатой мужчине? И добить его после этого до смерти черенком по голове? Как можно обливать людей кислотой и поджигать им рубашки и бороды? Как можно изнасиловать шестнадцатилетнюю девочку или тридцатилетнюю женщину в суматохе событий; а потом, чтобы скрыть случившееся, убивать их, обливать бензином тела и сжигать? Поймали наши троих таких насильников и, спасая от народной расправы, отдали под суд – малолетние подонки были перепуганы и, кажется, страшно удивились, узнав, что существует суд; что их, в конце концов, накажут. Им-то отцы-командиры намекали, что в период мятежа и войны все неподсудны, и каждый берёт своё по праву хищника из стаи.
Хищник – вот главное слово, и оно определяет всё. Этот может отменить вековые устои, законы, Бога и мораль; и вручить власть толпе над любой душой в любом теле. В руках у тебя – автомат, коктейль Молотова или заточенная сапёрная лопатка – делай со всем этим добром всё, что заблагорассудится. Тем более, когда тебе противостоят мирные домашние люди. Ты – сам как Бог, и можешь судить любую душу и даже прибрать её добро к рукам. Как много значит добро для неокрепшей души! То, что не сможешь взять толпой – возьмёшь чуть позже деньгами, деньгами, деньгами! Самим деньгам молодой человек, возможно, особой ценности и не придаёт; главное – возможность взять, взять, взять! Девушку, другую, третью; власть над окружающими – что, может, ещё слаще – все девушки, опять-таки будут твои.
Есть, конечно, другая молодёжь, но тех Господь поцеловал доброй семьёй, добрым народом и доброй для народа страницей истории. Но тем, о ком держу речь – ни с чем не повезло. Для них семья (если она была) могла быть доброй – но не для других; народ мог быть добрым – но не для других; страница истории могла быть доброй – но не для других. Энергия нереализованных желаний выплеснется с такими молодыми людьми на соседей ближних и дальних. И это называется природой фашизма – кто живёт в гармонии с собой и умозрительно представляемым человечеством, не может желать рубить руку соседу; в ком бушует страсть изжить комплексы неполноценности собственной семьи, собственного народа или неблагоприятной исторической ситуации закончит дело преступлением против соседа.
Часто такие хищники в пору зрелости теряют закал хищнического максимализма; и ведут абсолютно обывательский образ жизни, забывая про ошибки юности – а, может, даже в них раскаиваясь. Но кто-то, становясь хищниками матёрыми, начинают соблазнять в целях воспроизводства власти новые поколения хищников – зная тайные струны их душ, они найдут слова для возбуждения мотиваций в неандертальцах новой волны. Старые волки делают то, что только и умеют делать в этом мире – они по-своему счастливы, думая, что реализовывают идею собственной судьбы. На самом деле они – всего лишь марионетки в руках держателей крупного капитала – эти в последние два века скупили всё, и теперь распоряжаются даже моделированием исторического процесса. У держателей есть свой комплекс неполноценности и слишком завышенная самооценка – но они, увы, много чего могут. Кроме излечения болезни собственного роста. Сумасшедшая и совсем не смешная форма агрессивного инфантилизма.